Сестра Земли - Георгий Мартынов

Небо Венеры пылало заревом. Зловещий красный свет был так силён, что можно было отчётливо видеть всё, что окружало корабль. Обычно тёмные, тучи сверкали всеми оттенками рубина. Казалось, что где-то за горизонтом разгорается гигантский пожар.

С сильно бьющимся сердцем звездоплаватели не спускали глаз с непонятной картины.

Что это?.. Пожар? Извержение вулкана?.. Им казалось, что кровавый свет становится сильнее, что-то неведомое приближается к звездолёту, неся с собой таинственную угрозу.

Мельников переглянулся с Зайцевым. Одна и та же мысль мелькнула у обоих — не пора ли поднять корабль в воздух и, пока не поздно, уйти от неизвестной опасности.

Вдруг откуда-то из-за леса взметнулись к зениту и рассыпались по небу искрящимся занавесом зелёные и фиолетовые линии. Мерцающей сеткой они закрыли весь горизонт, переплетаясь и сверкая всеми оттенками изумрудов и вишнёво-красных гранатов.

— Полярное сияние! — первым догадался Пайчадзе.

— Оно вспыхнуло внезапно, — сказал Князев.

Успокоившись, все перешли в обсерваторию и, столпившись у окон, молча смотрели на поразительное зрелище. Второв вертел ручку киноаппарата, заряженного цветной плёнкой.

Рубиновый цвет неба сменился оранжевым. Потом, пройдя всю гамму цветов, неожиданно вспыхнул аквамарином. Изумрудные и гранатовые линии, уступили место сверкающему потоку хрустальных нитей.

Фантастический калейдоскоп красок непрерывно сменялся больше полутора часов, поражая взор неистощимым разнообразием сочетаний всех мыслимых цветов и оттенков. Во всём богатстве предстала перед людьми палитра величайшего из художников — Великой Природы.

Уходящее всё ниже, за горизонт, Солнце давало прощальный спектакль.

К пяти часам «утра» полярное сияние Венеры стало меркнуть. Всё слабее окрашивалось небо, всё яснее проступали на нём свинцовые тучи.

— Изумительно! — сказал Коржёвский.

— Вопрос — что! — отозвался Пайчадзе. — Изумительно не само зрелище. Оно должно быть красочным. Венера близка к Солнцу. Изумительно другое. Полярное сияние — в верхних слоях атмосферы, за десятикилометровым слоем облаков. Почему мы видели его так ярко? Непонятно.

— Что же бы мы увидели, если бы поднялись над облаками? — спросил Второв.

— Скорей всего ослепли бы, — ответил Пайчадзе.

Взволнованные всем виденным, звездоплаватели неохотно разошлись по каютам.

Но никто не смог заснуть сразу. И когда, не прошло и часу, Князев вторично дал сигнал тревоги, все кинулись к рубке, надеясь ещё раз увидеть чудесное зрелище, которым не успели вдоволь налюбоваться.

Но на этот раз их ожидало совсем другое. Ставшая памятной ночь преподнесла ещё один сюрприз.

С бледным, взволнованным лицом Князев встретил товарищей непонятной фразой:

— Они только что принесли!

— Кто «они»? — спросил Мельников.

— «Черепахи».

Все бросились к экрану. Но в мутном полусвете ночи они не увидели ничего.

— Свет! — приказал Мельников. Ослепительный луч прожектора лёг на землю. И тогда совсем близко от корабля они увидели маленький тёмный предмет, лежавший на траве.

— Я заметил, — рассказал молодой механик, — как со стороны порогов стала приближаться плохо различимая масса, какое-то тёмное тело. Сначала мне показалось, что это огромное животное. Оно медленно подходило всё ближе. Я не стал зажигать прожектор, — хотелось рассмотреть его, а свет мог его испугать. Ведь оно не могло причинить вреда звездолёту, как бы велико ни было. Когда оно приблизилось, я узнал «черепах», совсем таких же, каких мы видели у озера. Они что-то несли. С ними было другое животное, гораздо меньших размеров, но я его не мог рассмотреть как следует. Не зная, что делать, я дал сигнал. Но пока вы успели прийти, «черепахи» подошли вплотную к кораблю и положили этот предмет на землю. Потом они исчезли очень быстро в сторону реки.

— Вот тогда и следовало зажечь прожектор, — сердито сказал Коржёвский.

— Я не решился. Мне не хотелось пугать их.

— Правильно! — одобрил его Мельников.

Значит, обитатели озера не боялись приблизиться к звездолёту. Они что-то принесли людям. Что и зачем?

— Товарищ Второв, — приказал Мельников, — выйдите на берег и принесите этот предмет на корабль. С вами пойдёт Андреев.

Полчаса, которые понадобились для выполнения этого распоряжения, показались всем оставшимся на корабле очень долгими. Но, наконец, таинственное подношение внесли в обсерваторию.

Все с любопытством обступили подарок.

Это было что-то вроде деревянного блюда, имевшего форму ромба, с загнутыми внутрь полукруглыми краями. Оно было тщательно отделано, гладкое до блеска, с тремя тонкими, тоже деревянными, остриями, прикреплёнными ко дну. «Блюдо» было аккуратно устлано пучками оранжевых водорослей и красными листьями. Сверху лежали восемь плоских лепёшек красного цвета и… золотые часы.

Не веря глазам, Мельников схватил их.

— Это часы Константина Евгеньевича, — сказал он.

Хозяева планеты

Одним из основных факторов в жизни любого существа является питание. Первые представления едва развитого мозга неразрывно связаны с ним. И от нижних до верхних ступеней эволюционной лестницы всё живое подчиняется этому незыблемому закону природы.

Все существа, наделённые разумом, независимо от степени его развития, заботятся о питании, и не только для себя, но и для других существ, связанных с ними. Птицы и звери добывают корм своему семейству. То же делают люди. Хищник уступает добычу другому хищнику, если не хочет драться с ним из-за неё. Это свидетельство миролюбия. Дикие племена, в знак мира, предлагают врагу добытые ими продукты питания.

У восточных народов сохранился обычай — не есть в доме врага. Разделить пищу с врагом значит помириться с ним. Предложить человеку поесть — значит, высказать к нему добрые чувства.

Закон питания диктует нравы и обычаи. Так было, так есть и так будет всегда, потому что пища — основа жизни, потому что это первый закон природы для живых существ. И можно с уверенностью сказать, что закон этот действителен не только на Земле. Он властно царит всюду, где есть живые существа, способные хотя бы к примитивному мышлению, которые растут и размножаются. Это закон Вселенной!

Одинаковые представления о предмете должны неизбежно породить и одинаковые понятия о его роли в том или ином случае.

Что же удивительного в том, что венериане поступили так же, как на их месте поступили бы люди Земли! Только человеческие законы меняются и могут быть различными. Законы природы всюду одинаковы. Принеся свой «хлеб» к звездолёту, жители Венеры показали этим, что хотят мира. Понять их поступок как-нибудь иначе было невозможно.

В этом смысле высказался биолог Коржёвский, когда после детального анализа выяснилось, что восемь «лепёшек», принесённых «черепахами», представляют собой питательный продукт, изготовленный из рыбы.

В значении неожиданного подарка никто не сомневался. Это был знак мира. Что же думали жители Венеры о звездолёте? За что его принимали?

— Не видя Солнца, не видя звёзд, они не могут знать о существовании других миров, — сказал Пайчадзе. — Они принимают нас за неизвестных до сих пор жителей той же Венеры.

Это было вполне возможно. Встречали же дикие жители островов впервые увиденные ими корабли европейцев плодами и изделиями своих рук.

Но зачем рядом со своим «хлебом» венериане положили часы Белопольского? Что означает это зловещее напоминание о погубленном ими человеке? Часы не шли, а всем было хорошо известно, что Константин Евгеньевич никогда не забывал завести их. Что это? Предупреждение или знак раскаяния?

Мысль, одновременно пришедшую всем, высказал Пайчадзе.

— Они сняли часы с тела Константина Евгеньевича, — сказал он, — и принесли нам, чтобы показать — тела у них. Почему они не принесли их сами, не знаю. Предлагают нам это сделать. Питательные лепёшки показывают, что они хотят мира и больше не нападут на машину. Я считаю, — мы обязаны нанести им вторичный визит. Конечно, на берегу озера. Если они выйдут и пригласят к себе, можно проникнуть в озеро на амфибии.

Несколько минут в кают-компании, где происходил разговор, стояла тишина. Никто не решался первым высказать своё мнение по столь ответственному вопросу, раньше чем выскажется Мельников. А Борис Николаевич долго молчал. Он казался всецело погружённым в свои мысли.

— Я присоединяюсь к Арсену Георгиевичу, — решился заговорить Топорков. — Советским учёным не пристало бояться опасности.

— Дело не в опасности, — сказал Мельников и снова задумался. — Почему лепёшек восемь? — неожиданно спросил он. — Можно ли считать это простой случайностью?

Все бывшие в каюте переглянулись. В самом деле! Никто не обратил внимания, что число «хлебцев» точно соответствует числу оставшихся на корабле членов его экипажа. Каждому по одной!