В Гаване идут дожди - Хулио Серрано

Я пообещал сообщить ей все, что узнаю нового, и распрощался. Уходя, слышал вопли прабабушки: «Где моя Кари? Зови полицию!»

На улице парни от перебранки перешли к драке и били друг друга камнями и палками. Один уже валялся на земле, второй продолжал его дубасить, третий вытирал окровавленную физиономию.

Я было хотел вмешаться, утихомирить хулиганов, но удержался. Какое мне до них дело, пусть сами разбираются. Меньше будет в городе шпаны. Может, именно один из таких что-то сделал с Моникой, покалечил ее, не дай бог.

Уворачиваясь от свистящих надо мною камней, я быстро шел прочь, вконец расстроившись, уже не надеясь найти Монику. Мне тогда и не думалось, что я вскоре снова увижу ее, но эта желанная встреча не доставит мне радости, а ураганом ввергнет в отчаяние и полную безнадежность.

Немало времени и труда отнял у меня обратный путь из Ла-Виборы в Ведадо, но в два часа пополудни я уже был на своем чердаке.

Принял душ, что-то проглотил и растянулся на кровати передохнуть с полчаса, чтобы потом снова начать хождение по обменным квартирам.

Но в тот вечер я не вышел из дому. Сраженный волнениями и усталостью, уснул и спал как убитый, а когда открыл глаза, было уже поздно, опускались сумерки. Хотел позвонить по телефону, но аппарат не работал. За окном по крышам хлестал дождь.

Когда я раскуривал сигарету, огонек спички сверкнул в полумраке падающей звездой. Такова вот и моя жизнь – секундная вспышка звезды, искра, зажегшая сигарету, которая тоже скоро погаснет.

Долгое время я лежал, покуривая и размышляя, слушая шуршание ливня, который вдруг затих. И тогда наступили тишина и покой, и лишь едва слышалось «тик-так» моих старых настенных часов.

Удары во входную дверь, удары сильные, непрерывные, настойчивые, заставили меня вскочить с кровати. Я зажег свет и увидел, что до полуночи остается всего несколько минут. Стараясь приглушить тревогу, пошел открывать.

Моника с беспокойством смотрит на подругу. Малу опустилась на софу, на ее лице беспредельное отчаяние.

– Этого не может быть. Это ошибка. Тебя спутали с кем-то другим, – говорит Моника.

Малу вздыхает.

– Ошибки нет, – говорит она, судорожно глотая слюну, – анализ делали два раза, результат один и тот же. Потом они вышли посовещаться, а я оттуда сбежала. Ошибки нет. – Малу снова начинает безутешно рыдать. – Я пропала, пропала.

Моника гладит ее по голове, обнимает, целует в щеку.

– Это еще не все, – стонет Малу, и ее голова склоняется ниже.

– Не все?!

– Варгас, тот мексиканец, который был с тобой… – бормочет Малу, продолжая всхлипывать.

– Ну и что?

– Не знаю, говорила ли тебе, но я тоже с ним спала… – Каждое слово дается Малу с трудом.

– Ну и?…

– Он инфицирован. Вчера мне звонила из Мехико приятельница и сказала…

– Это значит… – Моника обрывает себя на полуслове. Малу поднимается с софы.

– Значит, что у тебя тоже может быть СПИД. Моника едва не вскрикивает, но сдерживается

и бросается в объятия Малу. Крепко обнявшись, они стоят и плачут.

Кого черт несет ко мне поздней ночью, да еще под проливным дождем? Разве что кто-то хочет сообщить мне о Монике, может быть даже полиция. Нет, полиции ничего не известно о наших отношениях, и ей не с чего меня искать. Скорее всего это Малу или Франсис. У меня вдруг возникло дурное предчувствие.

Пока я вставал с постели и шел к двери, опасения росли. Что, если вообще не открывать? Пусть думают, что дома никого нет. Ведь полиция может ломиться ко мне не только из-за Моники, а пришла по мою душу, скажем, в поисках контрабандного рома. Мигеля, наверное, уже арестовали, а он заложил своих партнеров. Сюда непременно должна была бы явиться эта говорливая сеньора Флорес со своим псом, но пес уже давно бы залаял, а никакого шума не слышно. Может быть, стало известно, что я покупал краденое масло у администратора супермаркета? На кухне у меня еще стоит несколько бутылок с этикетками. Какое идиотское упущение.

Я остановился на лестнице и прислушался. Вокруг – тишина. Жуткая, тревожная тишина. Слышат ли эту «мою» тишину там, снаружи? Возможно, даже и не ко мне стучат, а в соседнюю квартиру? Или вообще шум доносится с улицы? Нет. Снова повторились настойчивые, угрожающие, властные удары в мою дверь.

Что за нетерпение у позднего гостя? Я медленно приближался к двери, втайне надеясь услышать удаляющиеся шаги. Отчего мне так страшно?

Не знаю. Я никогда не испытывал подобного страха.

Я отодвинул задвижку, поднял крюк и снял большой висячий замок. Медленно, очень медленно приоткрыл дверь.

Это оказалась не полиция в поисках краденого рома или масла, не сеньора Флорес со своим псом, не пьяный Франсис, не Малу… Это была Моника.

Одним рывком я распахнул дверь.

Там была она, насквозь промокшая от дождя… Красивее всех на свете. Там были ее зеленые глаза, ее светлые волосы, ее лебединая шея.

– Наконец-то явилась. Искал тебя по всему свету. Где ты пропадала? – брюзжал я вместо того, чтобы после долгой разлуки схватить ее в объятия. Она первая рванулась вперед и крепко меня обняла.

Она так сильно ко мне прижалась, будто хотела слиться со мной. Мы стояли, не говоря ни слова, единым изваянием. Но вот она отстранилась и молча на меня уставилась.

– Что случилось? – мягко спросил я ее уже в комнате. Она не отвечала.

– Да что с тобой? Что случилось? – допытывался я, а она делала усилия, чтобы не разрыдаться, морща заплаканное лицо.

– Беда, случилась беда, – выдохнула она.

– Беда?! – воскликнул я. – Да какая беда может тебя так расстроить? В жизни нет безвыходных положений, – старался я ее успокоить. – Скажи, что произошло?

Она втянула голову в плечи, а потом медленно выпрямилась.

– У меня СПИД.

– СПИД? Что ты болтаешь?

– У меня СПИД, – едва шевельнулись ее губы. Неподвижный взгляд был устремлен куда-то поверх меня.

СПИД! СПИД! У Моники СПИД. Где и когда она заразилась? Идиотский вопрос. Так мне подумалось позже, в одиночестве, а тогда я совсем тихо спросил, будто разговаривая с призраком:

– Откуда ты знаешь?

Она смотрела на старые настенные часы, стрелки которых были готовы сомкнуться: без пяти минут полночь. Скоро выскочит кукушка из своего домика.

– Один иностранец, с которым у меня была связь, оказался болен. Я это узнала от Малу. Она тоже заразилась.

– Малу? – я опять ужаснулся.

– Мы обе заразились от одного, – сказала она.

Возможно ли такое? Могла ли заразиться моя женщина, моя невеста, моя любовь, мой лебедь? Почему? Почему, ответьте вы мне, почему так не везет человеку?

– Постой, иностранец-то, может быть, болен, но совсем не обязательно заболеть и тебе, – цеплялся я за соломинку.

Моника часто-часто заморгала.

– Я не заботилась о презервативах. Он их не терпел, а мне показал справку о том, что здоров, – грустно сказала она.

«Полное идиотство не предохраняться при сексе с иностранцем и верить всему, что написано в бумажонке, неизвестно где добытой», – подумал я.

Часы по всей стране пробили двенадцать, но моя пунктуальная кукушка не выскочила из домика. Дверца не открылась, потому что стрелки остановились на одиннадцати часах и пятидесяти девяти минутах. За минуту до того, как начаться новому дню.

– Почему ты не пришла? Почему не позвонила?

– Куда звонить? Твой дурацкий аппарат всегда сломан, да и самого тебя в Гаване не было. Я совсем голову потеряла, не знала, что делать, куда идти, – Моника говорила с трудом, заикаясь, – думала, что ты еще в Пинар-дель-Рио… не хотела показываться в Ведадо, не знаю, не знаю…

Усилием воли я старался держать себя в руках, но глубокого вздоха не сдержал. Взял полотенце и протянул ей. Она вытерла лицо, а я зажег сигарету и предложил ей тоже закурить.

Когда она щелкала зажигалкой, у нее дрожали руки. Села в кресло, из ее губ вырывалась тонкая струйка дыма, и в серых облачках тихий голос рассказывал о случившемся.

Малу сдала кровь для сестры, которой предстояла операция, и при анализе обнаружилась инфекция. Не желая этому верить, Малу убежала из клиники, но чуть позже узнала о заболевании иностранца. Она тут же примчалась к Монике и уговорила ее спрятаться в доме одной своей дальней родственницы.

– «Сиди здесь со мной и не высовывайся. Нас могут искать. К Нему не ходи, могут выследить», – говорила мне Лу, – Моника снова всхлипнула. – Лу как с ума сошла, не ест, не пьет, хочет с собой покончить. Мне надо было побыть с ней, поддержать. Позавчера она уже влезла на кресло с петлей в руках. Хорошо, что я успела отнять веревку. Но больше я не могу с ней сидеть, я ушла оттуда…

– Ты совсем сдурела! Зачем было прятаться! Надо пойти сделать анализ и покончить со всякими страхами, – вскричал я. Услышанное меня потрясло.

Монику вдруг охватила ярость:

– Сделать анализ? Самой явиться в клинику? Ты что – дурак или ненормальный? Не знаешь, где мы живем? Или забыл? Если результат будет плохим, меня тут же запрут… – Моника, задохнувшись от волнения и слез, уткнулась в носовой платок. – Наверное, полиция уже ищет Лу, чтобы отправить ее в «Лос Кокос», ищут и всех ее друзей, которые тоже могли подхватить инфекцию. Тебе бы не очень понравилось сидеть в тюрьме, где тебя день и ночь сторожат, изучают…