Повесть о моем друге - Пётр Андреев

Потом я несколько раз слышал его зажигательные выступления на антифашистских митингах в Колонном зале, больше походившие на пламенные речи агитатора, чем на проповеди священнослужителя. Характер у него был бойцовский. Поэтому меня не очень удивило сообщение Сергея о том, что Купш одним из первых ринулся форсировать Вислу. Спустя много лет, будучи в Польше, я пытался разыскать ксендза, но узнал, что он погиб где-то в Гданьском воеводстве.

Тогда же, в дни, предшествующие освобождению Варшавы, я был отправлен из Минска на Вислу, в разрушенную, затемненную Прагу с заданием в штаб Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского. (Вспоминая сейчас Константина Константиновича, с которым жизнь неоднократно сводила меня и на фронте, и в послевоенные годы, я невольно возвращаюсь к тем далеким дням 1926 года, когда Сергей Антонов привез нас в Москву и мы узнали о безвременной кончине пламенного рыцаря революции Феликса Эдмундовича Дзержинского. Маршал Рокоссовский, как и первый председатель ВЧК, был поляком. Оба эти коммуниста отдали свои жизни русской революции и первому в истории человечества братскому союзу советских республик; они были ленинцами, до последней капли крови ленинцами; они были, есть и навсегда останутся нашей гордостью.)

…Пепельные от бессонницы лица штабистов, быстрый писк зуммеров, прерываемый глухими раскатами артиллерийской канонады. Здесь, в штабе, планировалась операция по освобождению столицы братской Польши.

В отделе, который занимался связями частей Красной Армии с нашими побратимами — соединениями Войска Польского, с партизанами из Армии Людовой и Батальонов хлопских, мне сказали, что Антонова «зацепило» — во время артобстрела осколок задел предплечье, — но в медсанбат Сергей не пошел.

— А где он сейчас? — спросил я.

— Подлечился чуток и был заброшен в гитлеровский тыл, в те польские партизанские соединения, которые ведут бои. Им ведь там нелегко!

* * *

Чего только не предпринимали фашисты на оккупированной территории, чтобы задушить пламя партизанской войны! Сжигали целые деревни вместе с жителями, вешали и расстреливали любого заподозренного в связи с народными мстителями, даже старух и подростков; сулили многотысячные премии за головы командиров отрядов и бригад; засылали в леса провокаторов и предателей. Но с каждым днем партизанское движение, как негасимое пламя, крепло и разгоралось.

Только наиболее дальновидные из гитлеровских главарей понимали, что этот враг — партизанский народ — непобедим. Непобедим потому, что на борьбу с оккупантами поднялись все люди нашей страны и многих государств Европы.

Жизнь партизана…

Ночные и дневные переходы за десятки километров под дождем и ветром, по лесам и непроходимым болотам; долгие ночи в нетопленных землянках, где неделями невозможно разжечь огонь; месяцы без хлеба и сна; смертельные бои с фашистами, когда на партизана с винтовкой идут танки и автоматчики, когда бьет артиллерия и бомбит авиация.

Жизнь партизана…

Это работа по заданию в учреждениях оккупантов, когда каждый день приходится ходить под угрозой смерти; это большевистское слово в тылу врага, это листовки и прокламации; это самодельные мины и летящие под откос поезда.

(Поэтому-то, видимо, мне, Сергею и нашим с ним друзьям по совместной борьбе так дорога среди других военных наград медаль «Партизану Отечественной войны».)

…Красная Армия наступала по всему фронту, и с ее полками шла в Европу свобода, шло спасение от кошмара гитлеризма.

Товарищи из нашего партизанского штаба, которых я время от времени встречал в Минске, рассказывали, что Антонов из глубокого польского тыла был переброшен в Будапешт — помогать становлению новой, народной власти; оттуда его командировали к партизанам Словакии — руководство посылало его в наиболее трудные районы, туда, где гитлеровцы пытались — из последних сил — выстроить линию обороны. В горах Словакии Сергей был еще раз ранен, пролежал две недели в госпитале и — почти как в сорок первом — бежал на фронт (гауптвахтой, правда, ему не грозили — как-никак полковник, вся грудь в орденах)…

Не удалось нам с ним встретиться ни во время жестоких боев на Одере, куда и я был командирован, ни у поверженного рейхстага, хотя я знал, что Антонов наступал с войсками маршала Жукова: в первые майские дни его корпус бросили на юг — помогать спасению столицы Чехословакии, обреченной агонизирующими гитлеровцами на уничтожение.

…Не удалось нам свидеться с Сергеем в те замечательные светлые дни мая сорок пятого, когда на поля и леса Европы пришла тишина, снова стало слышно пение птиц, зацвели улыбками лица русских и французов, поляков и бельгийцев, югославов и венгров — кончились тяжкие годы самой кровавой в истории человечества войны, отгремели последние залпы, Красная Армия выполнила свою освободительную миссию: сокрушив гитлеризм, даровала людям счастье, свободу и тишину, огромную и безбрежную, как весеннее небо, и плыли по нему длинные перистые облака, настоящие, а не следы от пикирующих бомбардировщиков. Если и темнели они, и опускались к земле, и ворчал в них раскатистый, басовитый грохот — то не бомбежка это, а первый майский ливень, с грозой и крупными каплями дождя. И ты подставляешь им свое лицо, и счастье в тебе бьется, как птица — Победа пришла, Победа! Наша Победа!

ПОСЛЕДНИЕ ВСТРЕЧИ С ДРУГОМ

…После тринадцатилетнего перерыва 5 октября 1952 года в Большом зале Кремлевского Дворца открылся XIX съезд КПСС. Наша белорусская делегация прибыла за три дня до начала съезда. Возглавлял ее Н. С. Патоличев, первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии, член ЦК ВКП(б) — один из самых молодых членов Центрального Комитета.

В судьбе Н. С. Патоличева, как в капле воды, собрана была великая и бесценная традиция преемственности поколений в нашей стране. Отец его, командир бригады Первой Конной армии Ворошилова и Буденного, в грозные годы гражданской войны водил полки героев-красноармейцев против тех, кто посягал на молодую Советскую Родину, и сложил свою голову в одной из схваток с белогвардейцами, защищая от кайзеровцев, петлюровцев, махновцев и деникинцев столь любимую всеми нами землю молодой Украинской советской республики.

В годы Великой Отечественной войны Н. С. Патоличев возглавлял Ярославскую и Челябинскую партийные организации и вместе с героями тыла, не зная ни минуты отдыха, по фронтовому графику ковал победу над нашим общим врагом.

Мы, белорусские коммунисты, гордились тем, что нашего первого секретаря и в президиум съезда избрали, и в дни напряженной работы форума советских коммунистов он несколько раз председательствовал на заседаниях.

…После регистрации и оформления делегаты съезда задолго до первого заседания пришли в Кремлевский Дворец. Там, в Георгиевском зале, я еще раз встретился с Сергеем. Он был уже в генеральской форме. Радостная встреча после нескольких лет разлуки. Сергей довольно скупо рассказывал о себе — сейчас военный советник в Пекине, — а больше расспрашивал о родной Белоруссии. Мы решили — в нарушение правил — быть на съезде вместе. За полчаса до начала мы уже сидели на местах.

Все мы понимали, что этот съезд — событие большой исторической важности. Была война, была победа над фашизмом. Годы Отечественной войны послужили величайшим испытанием для — относительно — молодого многонационального государства. Война подтвердила правильность политики партии. За эти годы советский народ пережил немало трудностей и понес тяжелые утраты. Между XVIII и XIX съездами не стало виднейших руководителей нашей партии: М. И. Калинина, А. А. Жданова, Н. А. Вознесенского, А. С. Щербакова.

За десять минут до открытия съезда из боковой двери по правую сторону трибуны ввели еще не оправившегося после болезни Мориса Тореза. Зал стоя, тепло приветствовал вождя французских коммунистов. Следом за ним вошли В. Пик, К. Готвальд и другие руководители братских партий. Ровно в 7 часов вечера появился И. В. Сталин. Долгими овациями было встречено его появление. Сталин направился к Торезу и, полуобняв его, тепло приветствовал. Остальным помахал рукой. Затем, прикинув, сколько стульев в президиуме и, видимо, посчитав, что их недостаточно, пошел в маленький зал президиума и вынес еще пару стульев. Члены Политбюро и секретари ЦК сидели в зале вместе с делегатами.

Сталин предложил, чтобы съезд открыл В. М. Молотов. Во вступительной речи В. М. Молотов подчеркнул, что под руководством Коммунистической партии Советского Союза за годы Отечественной войны социалистическое государство не ослабло, а еще более закалилось и окрепло, еще более уверилось в своих силах и непобедимости своего великого дела. Он подчеркнул, что в условиях послевоенного времени Советский Союз сосредоточил свои силы на задачах восстановления и дальнейшего развития народного хозяйства, а также на задачах сохранения и укрепления мира между народами. После вступительной речи зал запел «Интернационал».