Конан и Властелин смерти Танзы - Роланд Грин

«Не останавливайся, пока не дойдешь до семи растущих вместе семи деревьев», — давал наставления маг.

Навес из веток удерживал капли дождя, однако также не пропускал даже малую частицу звездного света. За пределами досягаемости огней костров чернота была такой, как, наверное, в начале мироздания.

На сей раз фигура чародея в янтарном сиянии проявилась целиком на стволе. Но, поскольку одеяние имело тот же самый оттенок, было затруднительно судить о ее размерах.

— Ну, вот он — я, — сказал Гролин. — Сильно потрепанный и уставший, но здесь.

Говори и я буду слушать.

Зеленоватый сгусток появился на уровне головы фигуры. Задрожав, он принял сферическую форму, и продолжил изменяться. Сытый по горло этими фокусами Гролин еле сдержался, чтобы не броситься на колдуна с мечом, или хотя бы с голыми кулаками.

Между тем, зеленое свечение все еще мерцало вокруг того, что стало мордой одной из летающих змей.

* * *

Фeргис и Рaшa догнали Лисинку на полпути к месту боя. Втроем они влетели во внутренний двор замка.

Там было полно народу. Казалось, здесь присутствовали все: мужчины и женщины, разбойники и Смотрители. Взоры людей были обращены на вход в складское помещение, где находилась не только привезенная днем провизия, но и все их имущество.

Один человек стоял с пылающим факелом перед открытой дверью склада. За ним расположились полукругом пятеро других. Лисинкa узнала четырех Смотрителей и двух своих бойцов, включая держащего факел. Этого звали Хоркас, и он считался отважным воином, хотя имел переменчивый характер и неясное происхождение.

По мнению Лисинки, то, что Смотрители и бандиты устроили совместный бунт, могло послужить лучшим памятником работе Конана по объединению отрядов. Все же было бы предпочтительнее, если киммериец вообще не обзаводился бы никаким памятником еще долгие годы.

Предводительница сурово смотрела на мятежного подчиненного, думая, что ему сказать. Парень всегда действовал импульсивно и мог переметнуться обратно так же быстро, как дошел до затеи бунта.

Опередив Лисинку, Хоркас махнул факелом и закричал: — Услышьте меня! Мы шестеро уходим с этой проклятой земли, и готовы взять любого, кто присоединиться к нам и последует за мной! Некоторые одобрительно кивали, но у большинства предложение вызвало смех и проклятия. Кто-то отпускал похабные шутки по поводу того, почему любой должен присоединиться к Хоркасу. Правда, многие избегали смотреть ему в лицо.

Разумеется, все это мятежнику не понравилось. Хоркас выглядел смущенно, и прошло некоторое время прежде, чем он смог продолжить.

В тот момент несколько наиболее заслуживающих доверия мужчин из разных групп собрались около Лисинки, вполголоса уверяя, что останутся с нею. Она была бы рада, если б те кричали об этом громко, во всеуслышание. Но, без сомнения, их осторожность свидетельствовала о том, что люди еще до конца не определились, чью сторону принять.

Тишина затянулась. Тогда Лисинкa, приложив ко рту ладони, крикнула: — Каким образом эта земля проклята? Прокляты клятвопреступники! Не наказав предателей, мы навлечем на себя гнев богов. Интересно, почему вам должно быть позволено безнаказанно уйти? — Если я брошу факел в складское помещение, то все сгорит дотла, — ответил Хоркас.

— Все мы не желаем подобного исхода. Ты также вправе сбежать отсюда, или оставайся голодать, если не можешь питаться камнями! Негодование охватило Лисинку и не только ее одну.

— Попытка сбежать от возможной опасности гораздо хуже, чем обычная трусость. Твой поступок отвратителен. Стращая своих товарищей, ты обрекаешь себя на проклятие.

Угроза, как и все слова Лисинки были бесспорны для большинства собравшихся. Хотя здравомыслящие люди не думали, что потеря шестерых глупцов, даже с их оружием и провиантом нанесет остальным значительный ущерб. В свою очередь атаманша не сомневалась в необходимости как можно быстрее развеять сомнения, пока люди не потеряли еще здравый смысл. То, что шесть дураков сделали бы сегодня, десять могут сделать завтра, и двадцать — через день после этого. Мятеж уничтожил бы группу (и Конан, скорее всего, погиб бы), оставив мир во власти Души Taнзы или кого-нибудь подобного Гролину. Неважно скоро или нет, но смерти все равно не миновать… Лисинкa, раздвинув толпу, вышла на открытое место. За ней последовало несколько человек, но они походили на смутные тени, замеченные краем глаза. Не считая бледной луны, по-настоящему освещал внутренний двор лишь факел Хоркаса.

— Послушай, Хоркас! — обратилась женщина к мятежнику. — У меня появилась лучшая идея. По правилам каждый может бросить вызов вождю. Сразись со мной, и в случае твоей победы, у тебя будет законное право отдавать приказы, которым все наши люди обязаны повиноваться. Ну, как? — Эй, остерегись! — прозвучал сзади голос Kлaрнидеса. — Я не клялся в дружбе ни с кем из разбойников, кроме Лисинки Мертус. После смены предводителя ее воины и Смотрители Taнзы пойдут разными путями! — Какие громкие слова маленького капитана, которого собственные воины ни во что не ставят! — поглумился Хоркас. — Может, ты думаешь, что после передачи Конану всех полномочий от тебя еще осталась какая-то польза? Слово «польза» имела под собой крайне непристойный смысл, и Kларнидес утратил последние остатки былой выдержки. Скрипнув зубами, он шагнул вперед, на ходу обнажая меч.

Слишком поздно, чтобы остановить аквилонца, Лисинка увидела, как один из мятежников достал стрелу и начал натягивать лук.

— Нет, глупец! Нет! — завопило сразу множество голосов.

Лучник заколебался.

— Я предложила себя, — крикнула Лисинкa. — Боги разгневаются, если пострадает любой другой человек.

В следующий момент она поняла, что эти слова оказались не более мудрыми, чем у Kларнидеса. Хоркас сжал руку лучника и повернул в ее сторону. Наконечник стрелы на миг показался Лисинке такого размера, как лицо Конана, нависшее над ней после их поединка.

Две тени внезапно обрели плоть, толкнув женщину так, что та упала на землю. Рослые воины вдвоем заслонили ее. Лисинке даже послышался голос Фергиса, бормочущий не свойственные ему выражения.

Тут раздался чей-то крик, сменившийся смертными хрипами. Лисинку окатило теплой, солоноватой жидкостью. Собравшись, она откатилась в сторону и быстро вскочила на ноги.

Фeргис бросился к ней, растянулся, но сразу поднялся. А вот другому человеку больше не суждено было встать никогда.

Региус Панон лежал на спине. В его груди торчала стрела, предназначавшаяся Лисинке.

Изо рта немедийца вытекала струйка крови, вливаясь в образовавшуюся под ним лужу.