Нити судьбы - Сергей Шхиян

Между тем блондин очередной раз многозначительно переглянулся с коллегами и вышел из кабинета. Лишь только за ним закрылась дверь, ко мне танцующим шагом подошел симпатичный молодой человек и ударил кулаком в лицо. Чего-то подобного я ждал, но не так скоро. Удар был сильный и я полетел на пол, больно ударившись тем же, что вчера о машину, плечом. Потом они меня стали бить вдвоем ногами.

Продолжалась экзекуция довольно долго, пока следователи не устали. Конечно, мне было больно, но не могу сказать, что я так уж пострадал. Ребятам стоило лучше заниматься физической подготовкой.

Я лежал на полу, а они сели перекурить. Говорили о своих делах, не обращая на меня внимания. Открылась дверь.

— Что здесь происходит? — сердито спросил блондин, заглядывая в кабинет.

— Он нас оскорбил и пытался напасть, — объяснил тот, который был без примет. — Вот случайно и упал!

— Вы это прекратите! — строго сказал мне начальник. — Не забывайте, где находитесь! На первый раз я закрою на это глаза, но если такое повторится, пеняйте на себя! Ладно, посадите его, и выйдите, я с ним сам поговорю.

Веселая парочка подняла меня с пола, и впечатала в табурет, потом вышла.

— Ну, что же вы так? — осуждающе сказал блондин. — Сами требуете соблюдения закона, а бросаетесь с кулаками на должностных лиц! Ладно, давайте теперь поговорим о наших делах.

Я посмотрел ему в глаза. В них были искреннее сочувствие и скорбь. Взгляд он не отвел, так, будто чувствовал себя полностью правым.

— Ну, что же вы молчите, вам, что сказать нечего?

— Нечего, — честно признался я. — Мне вообще с вами разговаривать не хочется.

— А вот это вы зря, я к вам со всей душой, хочу помочь. Когда вернутся те звери, думаете, они станут вас слушать? Вам мало было того, что было? — срифмовал он и сам улыбнулся своему каламбуру.

— А что, собственно, было? — спросил я, стараясь, что бы голос звучал ровно. — Подумаешь, упал, большое дело. Вот если бы вы мне намекнули, что вам от меня нужно, нам обоим стало бы легче разговаривать.

Блондину мысль понравилась, он заулыбался и окончательно превратился в родного отца и благодетеля.

— Правду, дорогой вы мой, только одну правду! А правда состоит в том, что вы перевозили в багажнике взрывчатые вещества, а они внезапно детонировали и взорвались. Я, конечно, понимаю, что вы не знали, что перевозите и сами оказались, так сказать, жертвой. Суд, если он даже и будет, учтет выше чистосердечное признание. Но я постараюсь до суда не доводить, мы договоримся, вы частично признаете вину, и мы вас отпустим с миром. Стоит ли ссориться, когда обо всём можно договориться!

Схема оказалась простой и понятной. Однако у нее были пробелы, на которые я не преминул указать:

— Оно, конечно, вы все правильно рассказали, только, боюсь, возникнет вопрос, кто мне дал эти взрывчатые вещества. У вас есть подходящая кандидатура?

— Очень правильное замечание! — обрадовался блондин. — В следственных мероприятиях важна любая мелочь! Но поверьте, мы тоже не зря едим свой хлеб, заказчик нам тоже известен!

— И кто он такой? — спросил я.

— Всему свое время, сначала мы оформим ваше чистосердечное признание, а уже потом пойдем дальше.

Теперь, когда я согласился сотрудничать со следствием, мы говорили не как недавние враги, а как верные единомышленники.

— Нет, так не пойдет, — сказал я. — Если признаваться, то нужно признаваться во всем. А то получится, что я был не искренен и скрыл от следствия важные факты! Какое же у меня тогда будет чистосердечное признание?!

Следователь задумался. Называть заказчика и давать мне шанс снизить вину, ему явно не хотелось. Он попробовал уговорить меня сознаваться по этапам, но я заупрямился и отказался. Блондина мое упрямство заметно расстроило. Он вновь стал ко мне холоднее и попытался припугнуть повторением недавней экзекуции.

— Ну, что вы, дорогой, капризничаете! Мы же практически обо всем договорились. Дался вам тот заказчик! Хотите, что бы те звери опять вас били?

— Это мое условие, без заказчика не будет признания! — упрямо заявил я.

Блондин нахмурился и пожал плечами.

— Зря вы так, сейчас придут те двое, и вы можете опять упасть со стула.

— Хоть со стола! — нагло заявил я. — И уберите из моей камеры бабу. В туалет нормально сходить невозможно!

— Какую бабу, ту женщину, что задержали вместе с вами? Странно, я не знал, что вы с ней сидите в одной камере. Разве она не ваша спутница?

— Еще чего, на дороге подобрал, когда ее взрывной волной сбило. Помог дойти до обочины.

Блондин задумался, а я ждал, что он решит. Даша мне в этих условиях была явной обузой. Одному легче было выбраться из ласковых рук правосудия. Наконец следователь что-то решил:

— Хорошо, давайте компромисс, мы выпускаем женщину, а вы безо всяких условий делает чистосердечное признание. Согласны?

— Нет, не согласен. До этой женщины мне нет никакого дела, а вот до своей свободы есть. Или все, или ничего!

Теперь он сделал вид, что очень рассердился и грозно сказал:

— Ну, смотрите, я вас предупредил, не хотите слушаться, пеняйте на себя!

Я «пенял» еще минут пятнадцать, лежа на полу под ударами ласковых ботинок следственной группы. После чего меня двое конвойных оттащили назад в камеру. Даши там уже не было.

По-человечески следователей я понять мог. Работы у них много, раскрываемость, низкая, а тут направили на рядовой теракт, даже без жертв. Никаких перспектив для славы или карьерного роста. Поди, найди среди тысяч людей преступника, на дороге забитой машинами. Нужно опрашивать сотни свидетелей, терять время и силы, а тут сам в руки дается подозреваемый: бомж не бомж, но что-то вроде того. Человек странно одет по моде двадцатилетней давности, да еще в прострелянном плаще, личность явно темная и подозрительная. Как удержаться от раскрытия с его помощью преступления «по горячим следам». И дел-то всего-навсего, отпрессовать подозреваемого и получить признательные показания. Дело сразу превращается из мелкого в перспективное, особенно в ожидаемом продолжении. К бомжу теперь можно пристегнуть настоящего преступника, против которого нет никаких улик или просто денежного человека…

Понять, значит простить, тем более что мы народ сердобольный и жалостливый, всегда способны войти в положение, оправдать и палача, и тирана. Все бы было ничего, как всегда, только на этот раз ребята явно перестарались. Слишком много душевных сил и эмоций они вложили в обычную рутинную работу. В конце следственного разбирательства я даже начал их подозревать в небольшом психическом отклонении, особенно в тот момент, когда оба следователя, возбудившись от экзекуции, принялись страстно целоваться над моим поверженным телом.

У каждого свой взгляд на приличия, но мне казалось, что то, что они делали в моем присутствии, было не совсем пристойно. Я не слишком большой моралист, но твердо стою на позиции соблюдения общепринятых правил. Понятно, в момент, когда я лежал на полу скованный наручниками и соображал, какие эти горячие парни могли нанести мне физические повреждения, было не до наблюдений и обобщений, но, очутившись на своих нарах, осознал, что ужасно на них обиделся.

На мое счастье, время приближалось к обеденному, так что часа полтора, чтобы прийти в себя, у меня было. Сколько я уже мог разобраться в своих новых знакомых, на работе они предпочитали не переламываться и обеда ради меня не пропустят.

Как только я остался один, сразу принялся за самолечение. Отделали меня, надо было признать, знатно. Причем у каждого участника оказались свои предпочтения: симпатяга с красивыми глазами бил в основном по верхней части туловища, его незаметный товарищ предпочитал бедра, голени и колени.

Что мне делать дальше, я пока не придумал, решил поступить по обстоятельствам и ни в коем случае здесь не оставаться. В таких условиях, когда против тебя не только несколько недоброжелательных людей, но и все государство, защитить свои мелкие, ничтожные интересы становится практически невозможно. Как ни закалили меня былые беды, но превратить себя в боксерскую грушу, я позволить не мог. Рано или поздно коллективное творчество и отлаженная технология следствия окажутся крепче моего здоровья и нервной системы.

Как я и предполагал, на обеденное время обо мне забыли. Я усилено лечился, теряя последние силы. Когда понял, что сумел переломить ситуацию и почувствовал себя почти здоровым, сил у меня осталось только на то, чтобы закрыть глаза и забыться коротким сном.

«Если меня не тронут хотя бы час, — подумал я, — то до вечера я как-нибудь доживу».

Ломаться и идти на компромиссы я пока не планировал.

Конвойные появились спустя минут сорок. Они попытались меня растолкать, но я лишь стонал и на ругань, и на угрозы не реагировал. Однако мое болезненное состояние не послужило достаточным поводом для того, чтобы избежать ответственности за содеянное. Получив соответствующее распоряжение, они подняли меня на ноги и потащили в следственный кабинет. Вид у меня был такой потрепанный, что они забыли о наручниках и впервые я оказался со свободными рукам.