Символическая жизнь (сборник) - Карл Юнг

Любой психолог, которому довелось выслушивать людей, описывающих свои сны, знает, что символика сна намного разнообразнее, чем физические симптомы неврозов. Она часто состоит из детально разработанных и живописных фантазий. Но, если аналитик при работе с материалом этих снов будет использовать разработанную Фрейдом технику «свободных ассоциаций», он в конце концов обнаружит, что сны могут быть сведены к нескольким основным типам. Эта техника сыграла важную роль в развитии психоанализа, так как она позволила Фрейду использовать сны как исходную точку для исследования бессознательных проблем пациента. Фрейд сделал простое, но глубокое наблюдение: если поощрить видевшего сон продолжать рассказывать о своем сновидении и мыслях, на которые оно наводит, то пациент пойдет достаточно далеко и откроет бессознательный фон своего недуга: как тем, что он скажет сам, так и тем, о чем он бессознательно умолчит. Идеи сновидца могут казаться иррациональными и несущественными, но через некоторое время можно легко обнаружить, чего он старается избежать, какие неприятные мысли или переживания он в себе подавляет. Неважно, каким путем он стремится замаскировать это; все, что он говорит, указывает на суть его проблемы.

Таким образом, если врач обладает достаточным терпением, то он может услышать многое из того, что направлено как бы на сокрытие тайны от сознания пациента. Врач вообще-то достаточно часто сталкивается с темными сторонами жизни людей, что позволяет ему редко ошибаться при интерпретации намеков, которые пациент выдает за знаки встревоженной совести. То, что открывается в конце концов, к сожалению, обычно подтверждает его предположения. В этой области трудно что-либо возразить против фрейдовской теории вытеснения и осуществления желаний как очевидной причины символизма снов.

[Фрейд придавал особое значение снам как отправной точке процесса «свободных ассоциаций».][73] Но спустя время я стал чувствовать, что использование богатых фантазий, которые бессознательное продуцировало во время сна, бывает неадекватным и порой вводит в заблуждение. Я начал сомневаться в этом, когда однажды коллега рассказал мне о своих переживаниях во время долгого железнодорожного путешествия по России. Хотя он не знал языка и не мог даже разобрать написание кириллического алфавита, по дороге он размышлял над странными буквами, которыми были выполнены железнодорожные надписи, и фантазировал, придумывая для них разные значения. Одна мысль порождала другую, и в неспешном расслабленном состоянии он обнаружил, что «свободные ассоциации» всколыхнули много старых воспоминаний. Среди них досадно обнаружились некоторые давно утраченные и неприятные темы, которые он не хотел держать в памяти и сознательно забыл. Фактически этот человек оказался перед тем, что психологи назвали бы его «комплексами», т. е. подавленным эмоциональным содержанием, которое могло вызывать постоянное психологическое раздражение или в некоторых случаях даже симптом невроза.

Этот эпизод навел меня на мысль, что, если хочешь определить комплексы пациента, нет необходимости рассматривать сны как исходную точку процесса «свободных ассоциаций». Описанный случай показал, что можно достичь центра непосредственно с любой точки окружности. Можно начать с букв кириллицы, [с медитации перед хрустальным шаром, с молитвенного колеса] или современной живописной картины, или даже со случайного разговора по поводу пустякового события. В этом отношении любое другое отправное событие столь же эффективно, как и сон. [И тем не менее сны имеют особое значение даже тогда, когда они возникают в результате эмоционального расстройства, в которое вовлечены присущие тому или иному лицу комплексы. («Привычные» комплексы – это наиболее чувствительные зоны психики, приоритетно реагирующие на внешние беспокоящие стимулы). Вот почему свободные ассоциации могут привести от любого сна к потаенным кризисным мыслям. Здесь, однако, я понял (если до того я был прав), что сами сны выполняют свою собственную, отдельную, имеющую смысл функцию.] Очень часто сны имеют определенную целеполагающую структуру, указывающую на подспудную идею или намерение, хотя, как правило, последние поначалу как таковые могут и не восприниматься. [Поэтому я стал размышлять, нужно ли уделять больше внимания актуальной форме и содержанию сна или же позволить «свободной ассоциации» вести по цепи мыслей к комплексам, которые могут быть легко обнаружены и другими способами.]

[Изменение моего отношения к снам повлекло изменение и самого метода; в новом методе принималось во внимание все разнообразие области сновидений. История, рассказанная сознательным разумом, имеет свое начало, развитие и конец, но во сне все обстоит иначе. Координаты времени и пространства здесь совершенно другие, и, чтобы это понять, необходимо исследовать сон со всех сторон, точно так же, как можно взять в руки неизвестный предмет и поворачивать его до тех пор, пока не выявятся все особенности его формы.] Возможно, я уже достаточно полно показал, как постепенно пришел к разногласию со «свободной ассоциацией» Фрейда; я стремился держаться как можно ближе к самому сну и исключать все малозначительные идеи и ассоциации, которые он вызвал. И хотя они на самом деле могли привести к комплексам у пациента, у меня имелась другая, более далеко идущая цель, чем выявление комплексов, вызывающих невротические расстройства. Существует много иных способов, посредством которых их можно обнаружить, например, психолог может получить все нужные указания с помощью тестов словесных ассоциаций (спросив пациента, с чем он связывает данный набор слов, и изучив его ответы). Но, чтобы узнать и понять психическую жизнь целостной отдельной личности, важно осознать, что сны человека и их символические образы играют более значительную роль. Почти каждый, например, знает, что существует бесчисленное множество образов, которые могут символизировать половой акт (или, можно сказать, представленных в форме аллегории). Любой из этих образов путем ассоциации может привести к идее полового акта и к специфическим комплексам, которые проявляются у индивида в отношении собственных сексуальных установок. Но точно так же можно выявить эти комплексы путем фантазирования над незнакомыми русскими буквами. Отсюда я пришел к предположению о том, что сон может нести в себе и иное послание, чем сексуальная аллегория, и что это происходит по определенным причинам. Попробую это проиллюстрировать. Человеку может присниться, что он вставляет ключ в замок, машет тяжелой палкой или пробивает дверь таранящим предметом. Все эти действия можно рассматривать как сексуальную аллегорию. Но фактически само бессознательное выбирает один из этих специфических образов: это может быть и ключ, и палка или таран, – и это обстоятельство само по себе также значимо. Всякий раз задача заключается в том, чтобы понять, почему ключ был предпочтен палке или тарану. И иногда в результате оказывается, что содержание сна вовсе не сексуальный акт, а имеет другую психологическую интерпретацию. Рассуждая таким образом, я пришел к выводу, что в интерпретации сна должен принимать участие лишь тот материал, который составляет его ясную и видимую часть. Сон имеет свои собственные границы, и его специфическая форма говорит нам, что к нему относится, а что уводит от него.] Вышеупомянутая идея о сновидениях, с их латентной целеполагающей структурой, была для меня новой и оказалась поворотной на пути развития моего подхода в психологии. Не упуская полностью из виду идею «ассоциации», я предпочел сконцентрировать больше внимания на самом сне, то есть на его непосредственной форме и содержательных элементах. Например, моему пациенту приснилась пьяная, растрепанная вульгарная женщина. Ему казалось, что эта женщина – его «жена», хотя на самом деле его жена была совсем иной. Внешне сон представляется абсолютной бессмыслицей, и пациент отвергает его, считая полной ерундой. Если бы я, как врач, позволил ему начать процесс ассоциаций, он неизбежно попытался бы уйти как можно дальше от неприятного намека своего сна. В этом случае он пришел бы к одному из своих ведущих комплексов – комплексу, который, возможно, не имел ничего общего с женой, и тогда мы ничего не узнали бы о значении этого сна. Что же в таком случае пыталось передать его бессознательное с помощью своего ложного заявления?

Неопытный в толковании сновидений человек может подумать, что сны представляют собой бессмысленное, хаотическое нагромождение происшествий. Но если представить, что это нормальные события, какими они на самом деле являются, то приходится признать, что они либо каузальны, то есть основаны на реальных событиях, либо служат для определенной цели, либо и то, и другое вместе; иными словами, они имеют смысл.

Ясно, что вышеупомянутый сон как-то пытался выражать идею опустившейся женщины, тесно связанной с жизнью пациента. Но так как проекция этого образа на его жену была неоправданной и фактически неверной, то за объяснением смысла этого отталкивающего образа следовало обратиться к чему-нибудь другому. К чему же?