Саркофаг - Александр Варго

– Что же ты вытворяешь, ирод?!! – вдруг ударил под купол отчаянный крик.

От неожиданности майор втянул голову в плечи, присел и круто развернулся. На него, от алтаря, со шваброй наперевес наступала сухая старуха. И вновь треснула очередь.

Ткнув укрепленным железной пластиной носком неподвижное тело, душегуб прицелился в покрывающий седые волосы темный платок, но вместо контрольного выстрела раздался лишь сухой щелчок. Матюгнувшись, он затравленно оглянулся. Но в едва освещенной несколькими слабо тлеющими лампадами и десятком тоненьких свечей церкви уже некому было сопротивляться убийце. Торопливо сменив магазин, ни в коем случае не желавший оставлять случайных свидетелей майор на всякий случай прострелил старухе голову. Затем, перекинув для экономии патронов флажок на одиночный огонь, отправился разыскивать и добивать оставшихся в живых.

Золотистые звездочки защитного поля, с каждой вспышкой озарявшей лишенные стекол оконные проемы, тускнели и гасли одна за другой. Вместе с туманом летучая мышь сначала опустилась до уровня креста, а когда молочно-белая муть поглотила площадь, церковь и кладбище, с победным писком промчалась над самой землей и унеслась прочь.

Тем временем на крыльцо, оставляя в белой пыли влажные темно-красные следы, вразвалку вышел майор, сладко потянулся, хрустнув суставами, и беспечно закинул автомат за спину. Словно прицеливаясь, прищурил левый глаз, окидывая взглядом свое воинство. Потом протянул вперед руку с растопыренными пальцами и во всю глотку заорал:

– Бойцы!.. Пора подкрепиться!.. Я дарю вам этот поселок!.. На все про все – час!.. Разойдись!..

Вечно голодным вампирам не нужно было повторять дважды. Так и не проронив ни слова, они развернулись и хищно пригнувшись, плотной стаей рванули к ближайшим домам, едва проступающим мутными пятнами сквозь сгущающийся с каждой минутой туман. Майор же, присев на ступени, достал из нагрудного кармана сигарету и с чувством выполненного долга с удовольствием закурил.

Глава 7

Бой со смертью

19 августа 2007 года. 00 часов 13 минут.

Санкт-Петербург. Набережная реки

Монастырки, дом 1

(Александро-Невская лавра)

После того как отец Матвей поспешно выбежал из бокса, Олег присел на стул возле кровати Романа и незаметно для себя прикорнул. Ему приснился кошмар, где он, жадно хватая ртом тягучий, насквозь пропитанный испарениями гниющих листьев воздух, метался по мрачному лесу, пытаясь найти выход к прятавшейся за деревьями рубленой церквушке. Но каждый раз, когда ему, казалось, вот-вот удастся выскочить на опушку, стволы смыкались непроходимой стеной, и все начиналось заново.

В начале двенадцатого монаха разбудил мягкий толчок в голову, вслед за которым сердце будто проткнула раскаленная игла. Плохо соображая спросонок, он заполошно вскочил, тут же складываясь пополам от полыхнувшей за грудиной невыносимой боли. А на кровати, вцепившись в одеяло, хрипя и булькая, бился Роман.

Олег усилием воли сумел совладать с собой и всем телом навалился на извивающегося в конвульсиях парня, не давая ему свалиться на пол. Он попытался купировать эпилептический припадок, подпитывая Романа собственной энергией, и тут же поплатился за это сердечным приступом.

Облившись холодным потом, монах осел на пол и, привалившись к тумбочке, ухнул в непроглядный омут забытья. Вернувшийся отец Матвей без лишнего пиетета отхлестал его по щекам, приводя в чувство, а затем насильно влил в рот одно из своих магических снадобий.

Олег, ощущая, как постепенно проясняется сознание и помаленьку отпускает боль, потряс головой, прогоняя остатки одури. Потом ошеломленно спросил:

– Что это было?

– Что было, что было? – как обычно заворчал священник. – Кто-то инициировал мгновенное обращение – вот что это было.

– Какое обращение? – все еще сидя на полу, удивленно захлопал глазами монах.

Вместо ответа его собеседник сам задал вопрос:

– Ты, когда по темной территории болтался, часом не видал, как твари одновременно большое количество народу порешили?

Олег на минуту задумался, прикрыв глаза, а когда вспомнил, то вздрогнул:

– Там же, – он машинально бросил взгляд на наручные часы, отмечая начало новых суток, – вчера днем целая рота ОМОНа попала в засаду. Кровососы всем до одного порвали глотки и куда-то на их же машинах увезли.

– Вот тебе и ответ. – Глядя в сторону, старик с озабоченным видом теребил бороду. – Ему зачем-то срочно нужна серьезная ударная сила. Впрочем, кажется, я знаю – зачем… А мальчик-то, как ты, наверное, заметил, очень – точнее сказать, даже слишком – тесно с ними связан. И это, как ни странно, дает нам реальный шанс…

Оборвав на полуслове малопонятный для Олега монолог, он склонился над переставшим корчиться, но все еще тяжело и часто дышащим, до синевы бледным Романом. Пощупал пульс, оттянул веки и выдохнул:

– Да, все верно, его нужно как можно скорее возвращать… Пока не поздно… Помоги-ка мне доставить хлопца в Благовещенскую церковь.

– Там же реставрация! – не удержался от возгласа взбодрившийся в результате действия эликсира монах. – Может, лучше в Троицкий собор?

– Я у тебя, раб божий, совета спрашивал? – насупился старик.

Виновато потупившись, Олег подхватил Романа на руки и вынес в холл, где уже дожидалась предусмотрительно подготовленная отцом Матвеем каталка на мягком резиновом ходу.

В перегороженном строительными лесами, на две трети скрытом под защитной пленкой храме оставалось совсем немного свободного места перед самым амвоном. Туда они кое-как втиснули каталку. После чего начали твориться и вовсе непостижимые для Олега вещи. Священник приказал совершить форменное святотатство – занести в алтарь непосвященного. А в ответ на удивленно-непонимающий взгляд, ничего не объясняя, угрюмо буркнул: «Так надо».

Смирившись с нарушением всех мыслимых и немыслимых канонов, монах, беспрекословно следуя указаниям, опустил Романа на возвышение горнего места, между семисвечником и большим запрестольным крестом.

Слегка запыхавшийся отец Матвей поднял на него глаза и вполголоса спросил:

– Теперь понял, почему нельзя было в собор?

Тяжело вздохнув, Олег кивнул, прекрасно понимая, что в действующем храме никто бы не позволил сотворить подобное, пусть даже и глубокой ночью.

Больше ничего не говоря, старик опустился на колени перед крестом, трижды осенил себя крестным знамением, глубоко, до самого пола поклонился и беззвучно зашевелил губами, читая молитву.

Олег ощутил, как в прохладном, с запахом сырой штукатурки воздухе от него одна за другой покатились теплые, переливающиеся золотистым свечением волны. Недолго думая, монах пристроился рядом и попытался подключиться к ментальной сфере наставника.

Тот, видимо, ожидая поддержки от ученика, беспрепятственно впустил его, и Олег совершенно неожиданно для себя вновь оказался в уже знакомом мрачном лесу. Только на этот раз в толстом слое скользящей под ногами прелой листвы появился намек на еле заметную тропинку. Будто кто-то совсем недавно прошел здесь, оставив в мягкой гнили не успевшие затянуться углубления следов.

Монах перекрестился, не без удивления обратив внимание на плывущий за рукой искристый след. Не отказав себе в удовольствии полюбоваться причудливым эффектом, он некоторое время шевелил пальцами, наблюдая, как с них стекают и медленно уплывают вдаль, постепенно угасая, сверкающие капли.

В глубине души жалея о невозможности задержаться и продолжить изучение удивительных явлений, Олег вздохнул и начал с хрустом проламываться через густые ветви плотно стоящих стволов.

Настроившийся на долгий, утомительный путь монах неожиданно быстро вырвался на неровную поляну, огороженную от леса трухлявым, развалившимся частоколом. Поначалу он принял ее за заброшенное пастбище, и только запнувшись о поросший травой поваленный крест, сообразил, что поляна – никакое не пастбище, а забытый погост.

Тут, словно по команде невидимого режиссера, поднялся занавес, и на дальнем краю кладбища возникла маленькая, сложенная из растрескавшихся, потемневших от времени бревен церквушка. К ней, согнувшись в три погибели под тяжестью тела Романа на плечах, покачиваясь и спотыкаясь, брел отец Матвей. А его не пускала, раз за разом с яростным писком бросаясь в атаку, гигантская, размером с крупную ворону летучая мышь, так и норовя выцарапать глаза венчающими перепонки крыльев мелкими, чрезвычайно острыми когтями.

Олег с первого взгляда понял, что силы старика на исходе, тварь вот-вот доконает его, и тогда уже никто и никогда не сможет вызволить парня из черной трясины. Время привычно замедлилось, когда он рванулся на помощь. Резиново тянулись секунды, пока воин, с треском сухожилий отталкивая от себя землю, продавливал грудью загустевший, как патока, воздух.