Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг позади от поцелуя одной из ракет черный, неуклюжий воздушный шар внезапно лопнул красным пузырем пламени и, как громадная ночная бабочка с горящими крыльями, начал падать.
– Рано, черт побери! – присматриваясь к нему, пробормотал товарищ Лаваль. – Теперь, пожалуй, обратят внимание и на нас…
Орудия еще гудели, хотя слабее и реже.
Река в этом месте заметно суживалась, и огни, падавшие на нее с берега, фантастическими зубцами изрезывали ее цельный лампас.
Канонада мало-помалу утихла. Еще один, еще два последних выстрела, как запоздалые рукоплескания, и толстый занавес тишины опустился.
Товарищ Лаваль задержал дыхание и всем телом, в напряженном ожидании, налег на перила, как будто желая прикрыть слишком короткими крыльями рук, точно курица шумливого птенца, грузный, запыхавшийся буксир.
Постепенно огни на берегах стали редеть, вырастали временами тут и там, спугнутые, убегали назад, как блуждающие огоньки. Еще три, четыре последних семафора, и пароход въехал в непроницаемый туннель ночи.
Долго ехали впотьмах, тяжелым взмахом винта отмеряя расстояние. Наконец товарищ Лаваль вытащил из кармана папироску и, закурив ее, жадно затянулся. При мигающем свете зажигалки он взглянул на часы. Стрелка показывала пять минут второго.
Товарищ Лаваль наклонился к рупору.
– Все на борт! – рявкнул он отчетливо.
В один момент борт зачернел десятком рослых фигур.
– Можете закурить, товарищи. Скоро подъем. Расставить на бакборте прожекторы. Меньший можете зажечь. Так. Теперь – внимание! На левом берегу, здесь где-то поблизости, должна быть пристань и несколько барж. Кто заметит первый, подавай знак. Боюсь, не проехали ли уже. Где здесь товарищ Монсиньяк? Вы, товарищ, служили во флоте? Умеете карабкаться по канату? Хорошо… Вы мне понадобитесь.
– Баржа! Есть баржа! Есть две, три, четыре баржи! – загудело разом несколько голосов. – Есть и пристань!
– Стоп! – скомандовал товарищ Лаваль.
Буксир остановился.
– Зажечь оба прожектора! Здесь у берега должно быть где-то шоссе.
– Есть, есть шоссе, – раздались голоса.
– Добре. Где-то поблизости, у самого берега, шоссе разветвляется. Одна ветка идет в глубь побережья. Должно быть, прозевали. Дать задний ход. Ближе к берегу! Так.
Буксир стал медленно пятиться назад.
– Есть ветка! – закричал кто-то с бакборта. – Стоп!
Пароход остановился.
– Зажечь все прожектора! Осветить, ребята, хорошенько это место! Вот-вот. Превосходно. Видно как на ладони. Еще чуть ближе к берегу. Стоп! Хватит! Товарищ Монсиньяк! Сюда поближе! Видите этот узловой телеграфный столб, от которого проволоки расходятся на три стороны? Сколько, по-вашему, будет от нас до него?
– Метров десять, – подумав, сказал коренастый матрос, измеряя расстояние глазами знатока.
– Сумеете забросить на него канат?
– А как же! Если подъехать еще чуточку ближе…
Буксир подвинулся еще метра на два ближе к берегу.
– Стоп! Не подходить вплотную к берегу! Хватит! – скомандовал товарищ Лаваль. – Так. Теперь попробуйте-ка забросить канат. Да сделайте петлю покрепче, чтобы полезть можно было по канату прямо на столб. Надо перерезать проволоки и справа и слева и соединить наш провод с проводами, идущими перпендикулярно к берегу.
– А для чего ж тогда, товарищ, по канату? Я спрыгну на берег и в один момент буду на столбе, а с канатом – канитель большая.
– На берег прыгать не сметь! Кто спрыгнет на берег – тому пулю в затылок! – сурово сказал товарищ Лаваль. – Ежели вы не баба, а матрос, сумеете пробраться по канату прямо с борта.
– Суметь – сумею, да времени много потеряем. Времени жалко. Рассвет нас застанет.
Товарищ Лаваль сухо отрезал:
– Спорить будем, товарищ, по возвращении. Если вам жалко времени, так не теряйте его даром. Бросайте канат!
Товарищ Монсиньяк молча завязал петлю, примерился, закинул и промахнулся.
– Говорил я, что так легко не пойдет… – пробурчал он себе под нос, примеряясь к новому броску.
Только через пятнадцать минут канат удалось прикрепить. Коренастый матрос перевесил через плечо связку проволоки, заткнул за пояс клещи и ножницы и, засучив рукава, стал ловко карабкаться по канату по направлению к столбу.
Лаваль молча вытащил из кобуры револьвер.
– Товарищ Монсиньяк, – сказал он, отчеканивая каждое слово: – На случай, если б вам пришло в голову не вернуться на борт и спрыгнуть со столба на землю, имейте в виду – прежде чем вы успеете коснуться ее, первая же пуля из этого револьвера раздробит вам череп.
Карабкаясь по канату, матрос ничего не ответил. Через минуту он сидел уже верхом на верхушке столба. Два перерезанных ряда проволок, как оборванные струны балалайки, со звоном соскользнули на землю. Минуту-другую матрос возился еще наверху.
– Готово? – спросил с борта товарищ Лаваль.
– Готово… – прозвучал ответ.
– Лезьте обратно.
Матрос минуту отмерил глазами расстояние, отделявшее его от земли, потом расстояние от буксира, черный наведенный маузер товарища Лаваля и молча, послушно стал спускаться по канату на борт. Став твердой ногой на палубе, он со свистом сплюнул и сухо сказал:
– Спрячьте свой маузер, товарищ командующий. Вот отстрелили бы им лучше канат. Говорят, меткий вы стрелок.
Товарищ Лаваль в молчании прицелился и выстрелил. Канат с плеском упал в воду. Его втянули на борт. Матрос пробормотал что-то одобрительное и в молчании принялся разматывать концы двух прикрепленных проволок.
– Подать на середину реки! – скомандовал Лаваль. Буксир медленно, покачиваясь, отплыл, соединенный с берегом двумя тонкими нитками проволок.
– Стоп!
– Товарищ Монсиньяк, вот вам телефонный аппарат, прикрепите к нему проволоки, – командовал товарищ Лаваль.
Матрос завозился возле аппарата. Работа, видимо, не клеилась, так как он то и дело ругался, отплевываясь с присвистом. Наконец, минут через двадцать аппарат был готов.
Товарищ Лаваль взял трубку.
– Зажечь все огни! – скомандовал он с трубкой у уха. – Тишина!
Сухо хрустнула ручка полевого аппарата.
В телефонной трубке долго переливалось время, пока не раздалось, наконец, откуда-то издали терпеливое меланхоличное:
– Алло-о-о…
– Алло. Тансорель? – заревел в трубку товарищ Лаваль.
– Тансорель… – как эхо откликнулась плавным раскатом трубка.
– Позовите к телефону мэра![60]
– Кто говорит?… – прозвенело издали.
– Говорит префектура, – спокойно продолжал товарищ Лаваль. – Разбудите немедленно мэра и кюре[61] и позовите их обоих к телефону. Дело срочное.
– Не кладите трубку… – прозвенело эхо.
Товарищ Лаваль, опершись локтем о колено, с трубкой у уха, в молчании ждал, докуривая папиросу. Прошло минут десять.
Вдруг в трубке закашляли чьи-то торопливые шаги. Издали долетел, затрепетал, зажужжал, как муха, голос, запутавшийся в паутине проволок:
– Говорит мэр Тансореля.
– Разбудили кюре?
– Идет уже.
– Дайте ему другую трубку. Дело относится равным образом и к нему. Я не хочу повторять дважды… – повелительным тоном говорил Лаваль.
– Слушаем. Кто говорит? Это вы, господин префект?
– Слушайте внимательно. Говорит экспедиция советской республики Парижа. Сегодня в двенадцать часов ночи мы прорвались через кордон и прибыли за провиантом. Пролетариат Парижа подыхает с голоду. Пароход наш стоит на реке перед вашей пристанью. Говорю с вами с палубы парохода. Не пытайтесь телефонировать в гарнизон: все телеграфные провода перерезаны. Единственная оставшаяся линия соединяет вас с нашим пароходом. Теперь слушайте внимательно: экспедиция приехала с мирными намерениями. Пароход стоит по середине реки и, ежели вы выполните в срок наши требования, даже не причалит к берегу. Мы приехали за продовольствием для подыхающей с голоду голытьбы Парижа. Ежели в продолжение получаса вы не доставите нам к пристани и не нагрузите стоящие там баржи шестьюстами мешками муки, мы высадимся на берег, обстреляем и перевернем все село. Даем вам полчаса. Вы, гражданин мэр, разбудите немедленно деревню, распорядитесь насчет подвод и будете руководить доставкой к пристани. Вы, гражданин кюре, употребите свое влияние, чтобы убедить нерасторопных, и присмотрите, чтобы все было готово к сроку. Проверьте оба свои часы Сейчас без десяти два. Ежели в двадцать минут третьего на шоссе, ведущем к пристани, не появится первая подвода с мукой, мы причалим и высадимся на берег. Послушанием и точностью исполнения вы спасете от заразы себя и, быть может, всю Францию. Поняли вы, гражданин мэр? Шестьсот мешков муки через полчаса к пристани.
В трубке гудела тишина. После продолжительного молчания в ней закопошилось первое, с трудом выкашлянное в проволоку слово:
– У нас в деревне нет столько муки…
– Найдется! Далеко искать не придется. Возьмите их на мельнице братьев Плон. Нагрузите на баржи лесопильного завода. Как видите, мы знакомы с вашей местностью не хуже вас. Не забудьте захватить с мельницы брезенты, чтобы прикрыть баржи. Поняли ли вы меня хорошо?
- Человек меняет кожу - Бруно Ясенский - Классическая проза
- Игра втёмную - Тхиен Ли - Классическая проза
- Вор - Леонид Леонов - Классическая проза
- Париж с нами - Андрэ Стиль - Классическая проза
- Немного чьих-то чувств - Пелам Вудхаус - Классическая проза
- У нас всегда будет Париж - Рэй Брэдбери - Классическая проза
- В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш) - Кнут Гамсун - Классическая проза
- Юла - Шолом Алейхем - Классическая проза
- О том, как исцелен был инок Еразм - Евгений Замятин - Классическая проза
- Замок - Франц Кафка - Классическая проза