Преданья старины глубокой - Александр Рудазов

В конце концов эти ожившие коряги условились назавтра вновь встретиться на том же месте и разбрелись по окрестным дуплам, норам и берлогам – передохнуть малость. А Мусаил отвел Яромира обратно – так же незаметно, как и привел.

– Ох, гостенечки эти, как же они мне надоели… – ворчал старый леший. – Уж четвертый день у меня тут столпотворение… Ты, это, надолго тут не задерживайся. Пущевик тебя разыскивать будет. Сейчас-то он отдыхает, притомился, да и берлогу я ему выделил далеко отсюда… Но к обеду чтоб духу твоего в лесу моем не было! Дуй себе в Тиборск или куда вы там двигались… Понял меня?

– Чего ж непонятного? – лениво пожал плечами оборотень.

– Смотри. Если следующей ночью увижу – не пощажу.

Яромир только рыкнул что-то сквозь сжатые зубы, и двинулся к лесной избушке. Дождь перестал, утих и ветер. За деревьями уже играли первые зарницы – ночь благополучно закончилась, наступило утро.

А из избушки доносились голоса. Ну, точнее, только один голос, но удивительно многозвучный:

Вы сыграйте нам такого,

Чтобы ноги дрыгали,

Чтобы всяки соплиносы

Перед нам не прыгали!

Нам хотели запретить

По этой улице ходить!

Наши запретители

По морде не хотите ли?!

Скобари вы, скобари,

Чего вы скобаритися!

Давно побить меня хотели –

Да начать боитеся!

У кинжала ручка ала,

Ручка вьется как змея –

Заведу большую драку –

Выручай, кинжал, меня!

Яромир распахнул дверь и отшатнулся. В нос ему шибануло могучим хмельным духом. На полу плескалась брага, и по скользким доскам туда-сюда скользил «корабль» – корыто с восседающим в нем Иваном. Кочергу он использовал вместо весла.

– Пиво, не броди! Дурака не дразни! – пьяно потребовал княжич, гневно сверкая покрасневшим глазом. Второй накрепко слипся и открываться не желал.

– Тьфу, дурак… – раздраженно сплюнул оборотень, махая руками в безуспешной попытке проветрить.

Объяснение случившемуся нашлось довольно быстро – в погребе избушки, как выяснилось, хранились аж две здоровенных бочки паршивенького, но крепкого пива. Видимо, охотники загодя припасли ради долгой зимовки. Иван среди ночи проснулся и каким-то образом их отыскал. Ну а дальше… дальше княжич недолго думал, чем себя потешить…

– Ты кто таков будешь, смерд?! – смерил Яромира нетрезвым взглядом Иван. – Могу поклясться, я тебя где-то видел…

– У-у-у, да тут дело серьезное… – почесал в затылке оборотень.

Не обращая внимания на вопли и протесты, Яромир выволок корыто вместе с Иваном на вольный воздух – подышать. Оказавшись снаружи, княжич почти мгновенно выскользнул из «корабля», развалившись на мокрой траве соломенным чучелом.

– Послал же Велес эдакое чудо на мою голову… – усмехнулся оборотень, переворачивая захмелевшего детину лицом вниз – чтоб слюной не захлебнулся.

Следовало поторапливаться – Мусаил обычно слов на ветер не бросает. К полудню Пущевик отойдет от ночной свары с сородичами и вновь примется строить каверзы. Но уж на сей раз возьмется покрепче – вчера он еще только разогревался. Еще, чего доброго, и прихвостней своих на помощь кликнет…

Только вот усадить это пьяное диво, именуемое княжеским сыном, на волчью спину, да заставить его там держаться, покуда он, Яромир, не добежит до стольного Тиборска… Да уж… Веревку из песка свить, верно, и того проще.

– Вставай, дурак!.. – встряхнул бездыханное тело оборотень. – Солнышко уже поднимается, поторапливаться нужно!

– Убери руки, холоп! – пьяно промычал Иван. – Я княжеский сын, меня трясти нельзя! Запорю!!!

– Да утихни ты… – отпустил княжича Яромир.

Кудрявая голова шлепнулась на траву, челюсти клацнули, и Иван болезненно застонал – прикусил язык. Яромир почесал в затылке и с досадой отметил, что на маковке начинает пробиваться плешь. Чего доброго, лет через несколько сраму не оберешься – лысый оборотень, стыдоба какая! Придется, видно, к младшей бабе-яге на поклон идти, за лекарством…

– О, кстати!.. – прищелкнул пальцами Яромир, вспомнив о бабе-яге и ее зельях.

Оборотень метнулся в дом, принес в собственных горстях несколько капель пива, смешал в чашке с водой, добавил толченой травы из кошеля и зашептал над этой смесью:

Господин хмель,

буявая голова,

не вейся вниз головою,

вейся в посон по воргою,

а я ж тебя не знаю,

где живешь,

в верх сыра древа,

лезь к своему государю,

в медвяныя бочки и пивныя,

как не лежит на огне

и так на сем человеке

лихая словеса у Ивана:

аще испиеши чашу сию,

доколе из меня словеси сии изошли,

а из Ивана, сына Берендеева – похмелье.

Господин хмель, как царь, сидит на царствии своем,

так и ты сиди на месте своем,

государь, родись.

Закончив наговор, Яромир вновь перевернул Ивана на спину, приоткрыл ему челюсть и вылил туда колдовской настой. Княжич некоторое время продолжал лежать неподвижно, а потом резко распахнул глаза и буквально взлетел на ноги, дико вертя головой. Смотрел он совершенно трезво – только перепачканная одежда свидетельствовала, что еще только что Иван мало отличался от свиньи.

– Утрись, – насмешливо бросил Яромир, роясь в котоме.

Иван брезгливо посмотрел на собственный воротник – там все еще виднелись следы рвоты. Пахло от княжича на удивление отвратно. Он дошел до родника и несколько минут безуспешно пытался привести себя в порядок. Выражалось это в размазывании по лицу грязи и непрестанном утирании рукавом носа.

– Садись, голь перекатная, поехали в Тиборск, к брату твоему, – неслышно подошел огромный серый волк.

Иван рассеянно кивнул, кое-как устроился на мохнатой спине, поправил налучье и кладенец, упирающиеся в правый и левый бока, и с трудом удержался, чтобы снова не опорожнить брюхо на траву. Яромир понесся так, что у седока помутилось в глазах.

А из-за кустов на исчезающих вдали оборотня с княжичем смотрели чьи-то глаза – злые, настороженные, похожие на трещины в старой коре. Шевельнулась рука-ветка, подволакивая к себе еще кого-то, помельче, и послышался шелестящий голос-скрип:

– Следуй за ними. Разыщи в Тиборске Жердяя. Передай ему, что я сказал. Эти двое не должны больше лезть в дела нашего господина. Понял ли меня?

– Бррр-бурр-бррр… – прорычали в ответ.

– Вот и хорошо.

Глава 12

Великий князь Глеб с силой ударил кулаком по столу. Тяжелая золотая чаша подпрыгнула, залив вином дорогой пергамент. Писец тут же выхватил драгоценный свиток, укоризненно глядя на владыку.

– На сей раз он зашел слишком далеко! – прохрипел князь, невидяще пялясь в стену. – Никогда… никогда не прощу… брат… брат мой…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});