Открытый счет - Анатолий Медников

— Диверсанты, — хмуро произнёс Самсонов и таким тоном, словно бы он ничего странного не видел в том, что в русском тылу появляются диверсионные группы немцев. — Берлин — большая деревня, разве тут негде пролезть через дырки в развалинах метро, да и по крышам даже могут перебежать.

— По крышам они не летают — не ангелы, а вот насчёт метро, если дыра есть — её надо найти и заткнуть. Это вам задача на сегодняшний вечер. Я думаю, Илья Ильич, надо бы опытному разведчику поручить это дело, у которого был бы орлиный острый глаз. В помощь ему человек пять — восемь, на тот случай, если столкнутся вдруг с группой немцев.

— Эх, нет у нас старшины Бурцева. Вот кто любил такие задачи, — сказал Самсонов. — Ну что ж. Найдём этот потайной ходок. Кто у нас может Бурцева заменить? Петушков — вот кто! А группу сопровождения надо поручить младшему лейтенанту Свиридову. Найти, устроить потом засаду и в бою уничтожить.

— Правильное решение, утверждаю. Сергей Михайлович, давай действуй. За „языка“, что притащил третьего дня, медаль тебе обеспечена, а это задание тянет на „Звёздочку“ и тебе и Петушкову. Слово Окунева — железо!

Он подошёл и похлопал Сергея по плечу резко и довольно больно. Жест этот должен был выражать поощрение, а вместе с тем бурное проявление эмоций у Окунева носило, как ни странно, черты флегматичной снисходительности. Откуда оно проистекало, в этом Сергей ещё не успел разобраться. Душевных застёжек Окунев хранил немало, при своей общительности и словоохотливости он был, конечно, куда более скрытен, чем молчаливый и сдержанный Самсонов.

— Смотри сюда, Сергей Михайлович, — Окунев снова раскрыл свою карту, — давай прикинем — вот места, где отмечались нападения противника, — карандаш Окунева очертил несколько кружков.

На карту теперь смотрели и Самсонов и Петушков. Сергей мысленно представил себе близлежащий район города.

— Вот подозрительные места, — продолжал Окунев, — вот эта улица, под ней проходит линия метро, и вот эта. И там и здесь станции подземки. Однако они охраняются. И всё-таки осмотрите их. А также обшарьте все подвалы и все переулки в указанном районе. Если нет вопросов, то у меня всё. Желаю успеха!

Окунев ушёл, а Сергей и Петушков начали быстренько собираться в разведку, отобрав себе в помощь на всякий случай ещё пять солдат.

— Много не надо, не числом тут брать, смекалкой, — рассудил Петушков, и Сергей согласился с ним.

Они надели маскхалаты, сдали документы, взяли гранаты, автоматы и каждый по фонарю. Посидели с полминуты друг против друга, как бывало в довоенной жизни перед всякой дорогой, помолчали, встали и пошли. И Сергея обрадовало то, что сердце его лежало в груди тихо, совсем спокойно и ничем не выдавало себя, не то, что раньше, когда и в дороге, и перед сборами Сергею всегда хотелось помять грудь и растереть кожу ладонью.

„Молодец, привыкнешь!“ — похвалил он своё сердце и, довольный, улыбнулся.

Пока в ближайшем своём „тылу“ они осмотрели всё, что внушало хоть какое-нибудь подозрение, прошло полтора часа.

Сергей чувствовал усталость от бегания по лестницам, лазания по тёмным норам бомбоубежищ, по траншеям, вырытым немцами для обороны и сейчас полуобвалившимся и измятым гусеницами танков.

Солнце садилось за высокие дома города, когда разведчики закончили осмотр всех подвалов во всех переулках в районе, указанном им Окуневым. Сергей с лёгкой завистью и удивлением посматривал на Петушкова, глаза которого горели охотничьим азартом и сам он выглядел совершенно „свеженьким“.

— Ты что, совсем не устал? — спросил Сергей.

— Устал, конечно, — сказал Петушков, покосившись на мокрый от пота лоб Сергея, — только ведь надо искать, искать! У меня, товарищ лейтенант, сердце за войну такой стал высокочувствительный орган, что даже удивительно. Прямо как собачий нос, всё чувствует, только сказать ничего не может.

— Ну и куда оно сейчас указывает? — спросил Сергей, улыбнувшись, потому что ему нравился Петушков, чьё простодушие было основано не на глупости, а на душевной широте и отзывчивости. Подобно Бурцеву, Петушков был искренен, а на фронте Сергей вслед за храбростью выше всего ценил это качество солдатской души.

— Я думаю, теперь надо подаваться нам к метро.

Больше некуда. Ведь линии-то идут от центра в наш тыл, — сказал Петушков.

Так и сделали. Когда разведчики подошли к открытому входу в метро, их окликнули по-русски: „Стой, кто идёт?“

Оказывается, это наши бойцы стерегли проход в метро. Сергей подошёл к старшему и узнал, что солдаты вот уже полтора суток сидят тут в засаде, но за это время ни один немец из-под земли здесь не вылезал.

— И всё-таки, товарищ лейтенант, обследуем метро, — настаивал Петушков, — чтобы уж, как говорится, совесть была чиста…

Сергей предупредил старшего патрульного и своих разведчиков, чтобы, если из тоннеля послышится какой-нибудь шум, сразу спускались вниз.

Сергей вскинул автомат на руки, первым полез в тёмное нутро станции, выглядевшей мрачным подземельем с устоявшимися запахами ржавчины, сырости, размокшего цемента, гари и дыма, которые после боя ещё не выветрились отсюда.

На ступеньках лестницы то там, то здесь валялись неубранные трупы немецких солдат, через которые перепрыгивал Петушков и брезгливо, широко расставляя ноги, перешагивал Сергей. Лестница оказалась короткой, и Сергей вскоре увидел выщербленный снарядами серый бетон перрона, около которого одиноко торчали три вагона, освещённые тонким, как белая рапира, лучом света. Он пробивался через пролом в потолке, — должно быть, от фугасного снаряда.

Этот предзакатный пучок света был как бы последним световым шлагбаумом, отгораживающим станцию от пугающей темноты и тишины тоннеля.

Влезать в тоннель было жутковато. Сергей не мог унять лёгкой дрожи, внезапно охватившей его.

На перроне он взглянул на часы и запомнил время. Было ровно 19 часов 30 минут. Через полчаса, если не торопясь шагать по тоннелю, они очутились бы в зоне, занятой противником.

В тоннеле Сергей переговаривался с Петушковым очень тихо, боясь, что даже шёпот может их выдать немцам.

Берлинская подземка не нравилась Сергею. Правда, он видел её сейчас полуразрушенную и в разбитом многомесячными бомбёжками городе, но, даже очистив её в своём представлении от всех этих обломков и грязи, Сергей не мог её поставить рядом с вестибюлями-дворцами московского метрополитена.

„И что это за вход на перрон! Точно как в Москве у нас лестницы в общественные уборные“, — хотелось ему сказать Петушкову, который, чуть согнувшись, двигался впереди шага на четыре, как и полагается солдату, оберегающему своего командира от всяких неожиданностей. Сергей был уверен, что Петушков так же брезгливо и с чувством превосходства относится к немецкой „метрошке“, да и ко всему мрачному „населённому пункту по имени Берлин“, как любил выражаться майор Окунев.

Помня о противнике, Сергей часто посматривал на часы. Прошло минут двадцать, когда под ногами у Петушкова что-то загремело, и Сергей от неожиданности даже присел на холодную полосу рельса. Петушков слегка осветил фонариком дно тоннеля, и они увидели валявшуюся немецкую каску.

— Ага! — воскликнул Сергей.

Теперь они стали тщательно осматривать это место. Вскоре обнаружили пять патронов от немецкого автомата, свежий окурок сигареты. Остроглазый Петушков увидел между рельсами какие-то пятна.

— След, товарищ лейтенант, кровавый след, и смотрите, куда ведёт, от нашей станции к противнику.

— Да что ты! Верно, след! — так же шёпотом ответил Сергей. — Молодец, Петушков, у тебя орлиное зрение, это вот то, что нам требуется.

Теперь Сергею стало ясно, что надо идти по кровавому следу, оставленному, наверно, раненым немецким диверсантом.

Петушков снова двинулся впереди, молча обогнав Сергея, и хотя Сергей не столько видел фигуру сержанта, сколько угадывал в темноте её очертания, он чувствовал, что Петушков напрягся ещё больше и ступает по скользким от сырости шпалам, как по тонкому льду.

Они прошли в обратную сторону минут пять и остановились в нерешительности, так как след кончился. Петушков нагнулся и снова, подсвечивая себе фонариком, тщательно исследовал всё вокруг. На этот раз Сергей первым увидел четыре прорезанных чехольчика от немецких индивидуальных пакетов и показал их сержанту.

— Точно, фрицевские, товарищ лейтенант, а вот ещё три окурка сигарет. А кровавый след в нашу сторону больше не идёт.

— Что же ты думаешь, Володя? — впервые по имени, а не по-уставному, просто как товарища, назвал его Сергей.

Волнение в минуту опасности передаётся, словно током, а в темноте, под бетонными сводами тоннеля, где каждую секунду можно ожидать взрыва или выстрела, одно лишь дрожание голоса подобно детонирующей волне. Сергей повторил свой вопрос твёрдо и как можно спокойнее.