Эшафот забвения - Виктория Платова

И тогда мне это удалось. Мне удалось провести тот самый захват, который опрокинул на пол Кравчука. То же самое произошло и с Митяем: это была случайность, он легко вышел из ситуации, но я на мгновение ощутила запах его волос.

Запах его волос, вдруг неожиданно прорезавшийся, потерявший всякую стерильность, – оказывается, волосы у Митяя пахнут, и сам он пахнет; это не дорогой одеколон, и не терпкий пот, а что-то совсем другое…

Теперь он поменял тактику, он уже не бросал меня через голову, он практиковал долгие захваты. Он накрывал меня, и я вдруг поразилась тому, как идеально встраивается в его тело мое собственное, поражаясь тому, как он перестает ломать меня и так же слушает мои руки, как и я – его… Обманные маневры, я знаю эти обманные маневры, стоит ему только ослабить хватку, и я сумею вывернуться и уйти на противоположный конец комнаты. Но тогда исчезнут все запахи – и те, которые я успела почувствовать, и те, которые не успела.

Неужели это так волнует меня? Волнует настолько, что я готова терпеть эти бои без правил сколь угодно долго?

Да, да, да…

В какой-то момент – когда его кожа была особенно близко, – я вдруг вообще перестала сопротивляться, и Митяй легко опрокинул меня на обе лопатки; его тело накрыло мое, и я увидела его лицо совсем близко. Оно вдруг потеряло чистоту и совершенство линий и стало таким восхитительно асимметричным, что у меня упало сердце.

Он играл не по правилам. Он тоже ослабил хватку – теперь легко было вывернуться, провести болевой прием и хоть как-то реабилитировать себя. Но я не сделала этого, я лежала, поверженная, и слушала, как тяжелеет его тело. Митяй осторожно высвободил руку и коснулся моего лица.

Его глаза оказались совсем не голубыми – гамма цветов была гораздо более сложной.

Гораздо более сложной.

Все оказалось сложнее, чем я предполагала.

– Черт возьми, – сказал Митяй прерывающимся голосом, – черт возьми, у тебя молодое лицо. У тебя совсем нет морщин… Ничего не понимаю.

Нужно ответить ему, нужно сказать что-нибудь подходящее случаю, упростить ситуацию, заменить мелодраму более низким жанром.

– Я даже не мог представить, какое у тебя молодое лицо… Я никогда не видел его так близко.

Слишком близко. В опасной близости, я уже и сама забыла, что значит чужое дыхание, остановившееся, замершее в нерешительности у моих таких же замерших губ.

– Почему я этого не видел?..

Нужно приходить в себя, Ева, слишком далеко может зайти это избиение младенцев, слишком податливо его тело, слишком податливо твое собственное.

Если сейчас он поцелует меня – я отвечу.

– Сколько тебе лет? – спросил Митяй.

– Ты же сам сказал, я старая дева. Закончим на сегодня. Ты указал мне мое настоящее место. Ты выиграл.

– Почему же ты не смогла защититься? – Он все еще не выпускал меня. Он даже прикрыл глаза, чтобы не выпустить меня. – Я же видел, там, на студии. Это было элегантно.

– Это была экстремальная ситуация.

– А сейчас – не экстремальная?

– Сейчас нет. – Я едва открыла рот, наполненный кровью.

Этого оказалось достаточно – я легко выскользнула из-под него, и он не препятствовал мне. Несколько минут мы смотрели друг на друга. Сейчас высохнет пот, и все станет на свои места.

– Н-да, – я попыталась взять себя в руки, – отличный урок.

– Ты думаешь?

– Это очевидно. Иногда полезно ставить людей на место.

– Но приему ты так меня и не научила. – Думаю, теперь это излишне.

– Нет, – серьезно сказал он, нехотя поднялся и вышел из комнаты.

– Я первая иду в душ, – крикнула я ему вдогонку.

…Закрывшись в ванной, я сбросила с себя влажную от пота одежду и робко подошла к зеркалу, висевшему над умывальником: интересно, что такого увидел во мне Митяй сегодня, подойдя так близко? Неужели седина, так тщательно скрывающая меня, делавшая неуязвимой для любых проявлений чувства, устала держать оборону? Неужели лицо, такое равнодушное ко всему, проявило каплю интереса к этому мальчику и захотело понравиться ему?..

Нет, ничего экстраординарного в зеркале я не увидела – во всяком случае, того, что разглядел во мне Митяй. Нужно заканчивать эти игры, иначе это может кончиться…

Чем все это может кончиться?

Кончится тем, что я захочу с ним переспать, жестко сказала я себе, растянув губы в иронической улыбке, и это будет банальный пересып без всяких далеко идущих последствий: Митяй вспомнит обрывки инструкций, которыми снабжал его Андрей Юрьевич и на которые он намекал мне:

"Повторяю, он в полном вашем распоряжении”.

Господи, как это пошло.

Но не пошлее, чем сесть в первый попавшийся автомобиль и снять первого попавшегося мужика, в самом деле! Во всяком случае, чистота и порядок гарантированы, о чем ты только думаешь. Боже мой… Я вдруг вспомнила людей Лапицкого – Александра и Александру, своих сексуальных кураторов, специалистов по сексуальным единоборствам, и все то, чему они обучали меня. Это тоже были тренировки и уважительное отношение друг к другу: никто не рассматривал меня с точки зрения наличия или отсутствия морщин, меня просто натаскивали, мне тоже показывали определенный комплекс захватов и подсечек – только для того, чтобы довести до исступления любого сексуального партнера. И я была очень старательной ученицей, никакого личностного фактора, никакой самодеятельности, универсальный набор приемов, доведенных до классического совершенства. Это не может называться любовью.

И то, что я почувствовала в отяжелевшем теле Митяя, тоже не может называться любовью, фанатичная любовь к какому бы то ни было спорту и есть для него эротизм. Интересно было бы взглянуть на его девушку, она наверняка работает инструкторшей в каком-нибудь процветающем фитнесс-центре “Артемида”, они наверняка идеально подходят друг Другу – парочка инструкторов. Не стоит идти дальше, Ева, иначе возникнет искушение соорудить какую-нибудь шаткую конструкцию, что-то вроде любовного треугольника.

Тебе это ни к чему, тебе сейчас нужно подумать совсем о другом, выстроить картину происшедшего и попытаться дойти до сути…

Когда я открыла дверь ванной, Митяй отскочил от нее, как нашкодивший кот.

– Я не слишком долго? Не задержала тебя? – весело спросила я.

– Нет-нет, все в порядке. Извини меня.

– Это ты меня извини.

Он все еще оставался в спортивном костюме, и я вспомнила первое утро в его квартире, когда он зашел ко мне в одних трусах и с полотенцем на плече. Теперь-то он наверняка не рискнет больше дефилировать в одном исподнем, чтобы не вводить меня в искушение: что-то изменилось в наших легких и прозрачных от ненависти отношениях.

– Я иду спать. Спокойной ночи, Митяй.

– Да-да, конечно… Хочешь кофе? Это что-то новенькое, кофе в час ночи, даже без кофеина, – это нарушение режима.

– Нет. Это нарушение режима, Митяй. Вопиющая бестактность по отношению к твоему организму. – Я медленно приходила в себя.

– Да, конечно. Прости… Спокойной ночи. Я только хотел спросить тебя… Ты вся седая…

– Странно, что ты заметил это только сейчас.

– Я давно заметил, мне просто не приходило в голову…

– Это всего лишь нарушенная пигментация, не больше, бич всей моей жизни. Твое любопытство удовлетворено?

– Да. Извини.

Почему же он все время извиняется? Лучше не думать об этом. И вообще не думать о Митяе. У тебя есть о чем подумать.

– У меня к тебе просьба, – сказала я.

– Слушаю.

– Мне нужна бумага. – Этот старый, еще вгиковский прием никогда не подводил меня. Бумага помогала мне думать, расписанные на ней мысли выглядели стройнее, они приводили меня к определенным выводам, упорядочивали факты и подсказывали решения. А сейчас мне было необходимо упорядочить факты, слишком много накопилось их за последние несколько дней.

– Бумага?

– Ну, пара листков из блокнота или записной книжки. – Ручка у меня была – “Паркер”, презентованный добродушным ворюгой Анджеем Братны.

– Боюсь, с этим будут проблемы, – лицо Митяя сморщилось, он искренне хотел услужить мне, – я ничего не пишу.

После десяти минут совместных поисков подходящего материала я удовлетворилась еженедельником Митяя (огромная жертва с его стороны!) и, в очередной раз пожелав ему спокойной ночи, отправилась к себе. Еженедельник был почти полностью забит давно прошедшими встречами и подробными физическими характеристиками его унылого бытия: “30 августа: бег – 10 км, отжимания – 120 р., приседания – 100 р., пульс – 65”; “5 октября: бег – 15 км, отжимания – 150 р., приседания с грузом – 120 р., пульс – 60”. Господи, нужно быть полной идиоткой, чтобы на полном серьезе думать, что его можно чему-то научить… “Вернуть Валентине два “лимона” за кроссовки”, “понедельник, 21 – Валентина”, “понедельник, 12 – Валентина”, “понедельник, 9 – Валентина, купить презерв.” – трогательная история всепоглощающей страсти, ничего не скажешь.