Почти родные - Слава Доронина

Странно, что Андрей не отреагировал на грохот и брань. Хотя не удивлюсь, если опять спит и, когда появлюсь в гостиной, попросит вести себя тише. А может, думает, будто это моя новая провокация, чтобы выманить его на кухню.

Вытерев столешницу, я беру аптечку, но спонжей и мази, чтобы обработать ожог, в ней нет. На автомате иду в ванную, даже не взглянув в сторону дивана. Захожу внутрь и застываю на месте как вкопанная, потому что я здесь не одна.

Андрей только что принял душ и даже не успел прикрыться полотенцем.

Кажется, из его рта опять вылетает ругательство, когда Ковалёв замечает меня.

— Я обожглась… Мазь... — бормочу, не в силах отойти от шока и отвести глаза от Андрея, потому что у него на теле синяки, как будто его... — Тебя избили? — выходит шепотом.

Я настолько обескуражена, что с трудом произношу слова.

Вот теперь слышится отчетливое «Блядь». Хорошо, что я не она, иначе решила бы, что Ковалёв ко мне обращается.

— Бери все, что тебе необходимо, и уходи, — требует он, проигнорировав вопрос, и тянется к полотенцу. Оборачивает его вокруг бедер.

Помимо синяков, на руке у Ковалёва свежий след словно от пореза. Накрывает шоком еще сильнее. Куда Андрей опять влип?

— Яна, — давит он интонациями. — На выход.

Я бы и рада послушаться, но не могу сдвинуться с места. И так долго держалась — сейчас эмоции просятся наружу.

— Что произошло? Это случилось здесь или?..

— На тренировке. Я неудачно упал с турника, — бросает Андрей устало, по-видимому смирившись, что без ответа я не уйду.

— Ты обманываешь.

— С какой стати? — Он подходит к ящикам и начинает там рыться. Достает нужную мазь и протягивает мне.

Брать не тороплюсь, потому что не хочу выходить! Но и задерживаться будет глупо. Андрей поэтому перестал разгуливать по дому с голым торсом и в последние дни бинтовал руку? Чтобы я вопросов не задавала и не вздумала проявлять излишнее внимание?

— Бери мазь и иди, — повторяет Ковалёв.

Чтобы разорвать зрительный контакт, приходится задействовать все силы.

Допустим, эти синяки и впрямь после тренировки. Но не представляю, как можно так упасть, а главное — где? Скорее поверю, что Андрей с кем-то подрался. Только из-за чего? Господи, как же мало я знаю о его жизни!

— Пока не скажешь, что на самом деле про…

Андрей хватает за руку, вкладывает в нее мазь и собирается вытолкать меня за дверь, но резко замирает на месте, потому что я вскрикиваю. Боль такая яркая, что перехватывает дыхание, перед глазами темнеет, а по щекам катятся слезы. Я словно опять вылила на себя кипяток.

— Яна… — В голосе Андрея слышится замешательство. — Ты по-настоящему, что ли?

Сердце подскакивает и ускоряется, когда он разжимает руку, в которой я держу мазь, и осматривает ее. Даже боль стихает от нежных прикосновений.

— Я неспециально. Извини.

Андрей забирает тюбик. Выдавив на кончик пальца мазь, втирает ее в мою кожу.

Поднимает голову, встречаясь со мной взглядом. Замечает мокрые дорожки на щеках.

— Блин, ну ты чего, Ян? Неужели так больно?

Очень! Но признаваться в этом Ковалёву я не хочу. Как не хочу и чтобы он видел мои слезы. Выдергиваю у него свою руку и пулей вылетаю из ванной.

Действительно какое-то хождение по мукам. Пусть поскорее наступит завтра и Андрей оставит меня одну. Иначе натворю глупостей, о которых ни капли не буду потом жалеть!