Запрос в друзья - Маршалл Лора

— Да. — Но выглядит он неуверенно. — Ты должна делать то, что будет лучше для тебя.

— А ты не считаешь, что я должна так поступить? — Мне просто нужно, чтобы кто-то посоветовал мне, как быть, заверил меня, что все будет хорошо.

Он смотрит в окно. На улице начинается дождь; пешеходы ускоряют шаг, кутаясь в плащи, словно это им поможет.

— Я боюсь им рассказывать, — говорит он, глядя, как капли дождя сползают по стеклу.

— Но почему?

Он бросает на меня быстрый взгляд и вновь смотрит в окно. У меня возникает чувство, что он пытается принять какое-то решение.

— Ну… хотя бы потому, что я буду одним из главных кандидатов в их списке, ведь так же? Номером один. Кого обычно подозревают в случае убийства? Бойфренда. А если они узнают, что я провел ночь с другой женщиной, подругой Софи, с которой я едва знаком, как это будет выглядеть?

— Не очень здорово, — признаю я, хотя и чувствую, что он чего-то недоговаривает.

Несомненно, это все так — кто поверит, что между нами ничего не было в ту ночь? Найдутся свидетели, видевшие, как на вечере мы разговаривали и смеялись. Само по себе такое поведение ничего не значит, но, если тень подозрения уже нависла над Питом, это все только усугубит. Он, должно быть, целый час болтался на парковке, поджидая меня, и никто не подтвердит, где он был в это время. Я подавляю неприятное чувство, которое у меня появляется, и спрашиваю:

— Так ты расскажешь все полиции? — Мое будущее в его руках.

— Ну, я не знаю. Вообще-то я собирался, потому что считал, что ты уже все рассказала. Но так как ты не рассказала… Я не хочу, чтобы их подозрения на мой счет усилились.

— А что ты тогда будешь говорить? Если ты не признаешься, что мы ночевали вместе.

— Ну, скажу, что мы с Софи поругались и я уехал обратно в Лондон на машине и лег спать. — Эта идея нравится ему все больше и больше.

— Они всё узнают, они ведь могут проверить дорожные камеры, видеозаписи и все такое. Ты не можешь въехать в Лондон, не замеченный ни единой камерой.

— Ну, допустим. — Он берет в руки салфетку и складывает ее до тех пор, пока она не становится такой толстой и тугой, что дальше ее сложить невозможно. — Знаю. Тогда я скажу, что спал прямо в машине. Она же стояла около школы, держу пари, там нет видеокамер. Главное, чтобы нервы не сдали, и тогда мы проскочим. Мы ведь не сделали ничего дурного, и то, что мы провели ту ночь в номере гостиницы, никакого отношения к смерти Софи все равно не имеет, так что неважно, расскажем мы про это или нет. Мы оба хотим одного — чтобы это все закончилось побыстрее.

Должно быть, он прочитал что-то на моем лице, потому что залился краской.

— О господи, прости меня. Слушай, я не такой бессердечный мерзавец, как ты подумала. Я понимаю, что умерла женщина, она была твоей подругой.

А была ли? Уж конечно, не в последние годы, а может, и в школе не была.

— Дело в том, — продолжает он, — что я ее почти не знал. Когда я ушел с вечера, я был уверен, что больше в жизни ее не увижу. Так что притворяться, что скорблю, было бы лицемерием. Если честно, я ничего, кроме этого ужасного страха, не чувствую. А что, если они каким-то образом смогут повесить убийство на меня? Я могу закончить свою жизнь за решеткой.

— Однако этого не может произойти. Не будет доказательств.

Я не упустила из виду, что он мог бы квалифицировать подобным образом мою роль в смерти Марии. Разница в том, что, в отличие от Пита, я сделала кое-что нехорошее. И другие люди об этом знают.

— Нет, не прямые доказательства. Но мы с ней… ну, ты понимаешь… в отеле, перед тем как пойти на вечер. — Как воспитанный человек, он выглядит смущенным. — Они ведь это смогут определить? Это нехорошо. И потом мы ругались с ней на публике. Если все сложить, а потом они еще узнают, что я провел ночь с тобой…

— А ты уверен, что нас никто не видел на парковке? — спрашиваю я. — И как мы уезжали вместе?

— Почти уверен. Я никого там не видел. А ты?

— Нет. — Я вожу ложечкой по дну чашки, выводя круги по кофейной гуще. Сердце колотится под воздействием кофеина и страха. — Ты уверен, что тебя это устраивает? Я не могу заставлять тебя только потому, что я уже солгала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да нет. Я этого сам хочу. Мы никому не скажем об этом, и все будет хорошо. Давай обменяемся телефонами, на случай, если понадобится что-нибудь обсудить. — Он пишет номер мобильного на салфетке и протягивает мне другую, чтобы я могла написать ему свой. — Да, я думаю, так будет лучше всего.

Я не уверена, кого он пытается убедить, меня или себя, меня-то точно убеждать не надо. После первой встречи с полицией все мои инстинкты только и твердят мне, чтобы я не поднимала головы и помалкивала. В конце концов, за мной уже и так кто-то охотится. И мне совсем не нужно, чтобы детектив-инспектор Рейнолдс тоже включилась в это.

Пит уходит, я смотрю, как он пересекает улицу. Остановившись у двери, он набирает код, позади него на двойной желтой полосе притормаживает машина. С упавшим сердцем я наблюдаю, как из машины вылезают детектив-инспектор Рейнолдс и с ней высокий мужчина в темном костюме. Рейнолдс что-то говорит Питу, и он поворачивается, лицо у него непроницаемо. Они обмениваются короткими фразами, после чего Пит садится к ним в машину и его увозят.

Глава 26

2016

После нашей встречи с Питом прошло несколько дней. Ни от него, ни от полиции я ничего не слышала. Утром мне придется пойти к Розмари Райт-Коллинз. Дальше откладывать визит к ней я не могу. В довершение всего мне только не хватало неприятностей по работе. Всякий раз, как я сажусь за компьютер, мой разум начинает тормозить, воображение и вдохновение замирают под натиском тревожных мыслей. Розмари заказала мне переоформить интерьер в георгианском таунхаусе в Айлингтоне (одному Господу известно, сколько он стоит), которым владела одна и та же семья на протяжении сорока лет. Снаружи дом похож на свадебный торт.

Я звоню в дверь. Мне приходится подождать, пока Розмари откроет, и когда она наконец появляется, одетая, как всегда, безукоризненно — этакий образец женщины в возрасте — она изменяет своей обычной экспансивной манере поведения.

— Привет, Луиза, — с минуту она стоит в проходе со странным настороженным выражением на лице и только потом открывает дверь. — Заходи.

Квартира великолепна, с высокими потолками, просторная, но обветшалая и требующая внимания и заботы.

— Ух ты! Вот это красота! Вы, должно быть, в восторге от всего этого?!

— О да.

Однако пока мы идем через прихожую в гостиную и ее каблуки стучат по плиточному полу, она не выглядит восторженной. Остановившись перед огромным камином и соскребая наманикюренным ногтем облупившуюся краску, она избегает моего взгляда.

— Откуда вы хотите начать? — спрашиваю я, пытаясь придать динамизма происходящему.

— Прежде чем мы начнем, Луиза, я бы хотела с тобой поговорить.

О боже. Я всегда знала, что она все усложняет, а может, у нее проблемы с наличностью. Но мне она очень нужна. Без нее мой бизнес окажется под угрозой.

— Ладно, — отвечаю я. — Что-то произошло?

— Нет, все в порядке. В известном смысле. — Я никогда не видела ее в таком состоянии: неуверенную, сомневающуюся. Это точно связано с деньгами. Она поворачивает ко мне лицо, явно собираясь с духом. — Сегодня утром я получила довольно странное письмо.

Внутри у меня все поднимается и потом обрывается. Пожалуйста, Господи, только не это.

— От некой Марии Вестон.

Я хочу что-то ответить, но только хватаю ртом воздух.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я знаю, что это неправда, — скороговоркой произносит она. — Я говорю тебе об этом, потому что ты должна знать.

— Что было в письме? — Я с трудом сохраняю спокойствие.

— Она пишет, что ты работала по ее заказу и все испортила, оставила ее с носом; что на тебя нельзя положиться и ты плохой профессионал. Она очень рекомендовала мне отказаться от твоих услуг.