Продавец пороха - Лидия Сивкевич

выплёвываются за стены и будьте любезны, сами учитесь делать повседневные вещи.

— Почему ты не сказала мне, как глупо всё, что я делал?

— Хотела, чтобы ты понял сам.

— Чувствую себя идиотом. Я общаться с ним пытался, сладости покупал.

— Если хочешь помочь детдомовцу, не нужно покупать ему мороженое. Лучше дай немного денег и отправь одного в магазин. Это поможет ему гораздо больше. Но ты хорошо на него повлиял мужскими разговорами. Теперь у него вместо размытого пятна есть картинка, к чему нужно стремиться.

Мужчина недовольно выпустил через нос раскалённый воздух:

— Что я могу для него сделать? Чтобы это было хоть приблизительно равносильно тому, что пацан сделал для меня.

— Даже не знаю. Сам у него спросишь потом. Только не привязывай его сильно к себе.

— А что сделать? Усыновить?

— Тем более не усыновляй.

— Почему же? Ему гораздо хуже будет со мной, нежели в детском доме?

— Лёша, у тебя будут свои дети. И им будет что наследовать. Даже если сейчас ты воспитаешь его как сына и научишь всему, что знаешь сам, когда-нибудь он отойдёт на второй план.

— Тебя послушать, так в семье вовсе не должно быть больше двух детей.

— Да хоть десять. Но если девять своих, а старший приемный, к тому же такой ревностный собственник по натуре, то это катастрофа. А с наследством, которое будут делить после твоей смерти — тем более.

— Хорошо, я услышал тебя. Чем, по-твоему, я должен отплатить ему за жизнь?

— Говорю же, спроси у него сам.

— Чего бы он ни попросил, ты будешь недовольна. Попросит что-то материальное, ты скажешь нельзя, иначе будут завидовать дети. Попросит усыновить и то нельзя, будет ненужным среди родных детей.

— Ты сначала спроси, а потом поговорим.

— Ты действительно переживаешь за его роль среди родных детей? Или за то, что он ввяжется в мои дела? Станет заниматься тем же, чем и я?

Арина прикусила губу, размышляя и не позволяя себе говорить.

— Слушай, мы не в кино, ладно? — его голос звучал так тихо, что почти весь улетал в окошко. — Мы в жизни. И я давно тебе даю понять, что в своей жизни хочу видеть тебя рядом с собой.

Арина украсила лицо улыбкой, которая тут же сделалась печальной, ожидая продолжения разговора.

— Но остальное, то, чем я живу, не так-то легко бросить. И дело не в деньгах, которые я не получу больше ни одним другим способом. Я действительно не представляю себе другого образа жизни или занятия.

— Ты думаешь, что ни одно дело в жизни тебя не увлечет? Или что в тридцать поздно начинать что-то другое?

— И то и другое. А ещё я ничего не умею, чтобы внезапно переобуться в лётчики или в рабочего на заводе. Кем ты меня видишь?

— Мне всё равно. Лишь бы больше не видеть тебя полумертвым от пули. Или однажды за тюремной решеткой.

— Если оторвать от меня этот кусок, я стану другим человеком. Тебе нужен этот другой человек?

Арина не ответила, Лёша, немного подумав, продолжил:

— Не боюсь от всего отказаться и всё потерять. Боюсь, что такого меня ты не захочешь. Это ведь буду уже не я.

После этой фразы девушке захотелось уснуть и влететь в ближайший столб, чтобы закончились мысли в голове.

4

Когда Арина в первый раз моргнула дольше, чем нужно, сразу же стала осматриваться по сторонам.

— Найдем какой-нибудь клоповничек? А то засыпаю.

— Конечно. — Улыбнулся Лёша.

Ближайший клоповничек нашелся через несколько деревень. «Отель» гордо гласила вывеска с выцветшими красными буквами. Два кирпичных этажа ютились на окраине, отделившись клочком поля от череды деревенских домиков.

Их встретила пожилая тучная женщина в кислотно-оранжевом платье. Она мило улыбалась темно-коричневой помадой, попросив документы. Её улыбка сделалась ослепительнее, когда вместо документов оказалась свежая купюра в пять тысяч. К слову, двухместный номер на сутки в этих хоромах стоил 800 рублей.

Почти всю комнату занимала голая двуспальная кровать с чистым, на удивление, матрасом. Поверх него небрежной стопкой лежало глаженое постельное бельё. Розовое, с мелкими розочками, которые больше напоминали красные вилки капусты. Но оно сочеталось и с бордовым ковром, и с малиновыми шторами. Комнату подпирали тонкие стены, на них лежали рифлёные обои, спрятанные под толстым слоем тёпло-бежевой краски.

Арина сразу же принялась надевать наволочки на подушки и застилать кровать. На несколько секунд девушка уставилась на стену и поняла, что она чисто-белая. А розоватой кажется благодаря всем остальным предметам в комнате, шторам в частности.

Еда из ресторана Кирилла была превосходна. Более великолепным казалось вообще само наличие еды и мужчина, который об этом позаботился. Парочка жирных свиных вырезок, с идеальным узором от решетки гриля, грибы в сливочном соусе и картофель. Всё было заботливо упаковано в фольгу и термосумку, поэтому после трёх часов дороги блюда всё ещё оставались тёплыми.

5

Лёша уснул мгновенно, казалось ещё раньше, чем лёг. Арина пару минут слушала его дыхание и тоже провалилась в сон.

Девушка просыпалась в течение дня несчётное количество раз. Несмотря на усталость и измотанность, никуда не делась её аристократичная привычка спать на своей кровати. Арина ворочалась, прислушивалась к тихим постанываниям Лёши и снова отключалась. Окончательно она проснулась, когда комната стала выглядеть прилично, благодаря абсолютной темноте. Часы тикали где-то в номере, но не показывались, пока Арина не включила свет в крохотной ванной. Одиннадцать вечера показывал белый круг на стене прихожей. Они проспали больше тринадцати часов.

Пока девушка умывалась, где-то за стенкой началось интимное представление. Арина прислушалась к отдалённым женским стонам и тихо посмеялась вместе со своим отражением в зеркале над раковиной. Она выглянула в комнату. Лёша всё ещё крепко спал. «И хорошо, что ты не слышишь» — подумала Арина и вернулась в ванную. Стоны, после нескольких особенно громких, прекратились спустя всего пару минут.

Арина прошлась по номеру, послушала Лёшино тяжёлое дыхание. Опустилась рядом с ним на постели и прислонила ладонь к его щеке. Мужчина буквально пылал, каждый его выдох больше походил на стон. Так тянулись часы до самого утра.

Лёша проснулся около шести, не доспав до суток всего несколько часов. Арина раздобыла у держательницы отеля бинты, пластырь и перекись, на пару лет просроченную. Обработала мужчине рану. Его бок выглядел пугающе из-за багровой гематомы, растёкшейся по ребрам и бедру. Сама рана чудодейственным образом начала затягиваться благодаря отдыху, но даже этот аргумент не удержал Лёшу в постели.

— Да что случится, если ты отлежишься ещё день? — уперев руки