Свидание со смертью - Ирина Михайловна Комарова

и лицо, и фигура, и характер, и даже волосы рыжие! Что, идеальная женщина, что ли? Но идеальных не бывает, значит, притворяется. А зачем?

У Сергея эти не особо внятные объяснения вызвали короткий смешок.

— У-у, что-то тебя совсем в сторону повело. Понравилась тебе женщина, понятно, она действительно очень милая, и вообще ты всегда на рыженьких западаешь. Ты ей вроде тоже не противен, так и начал бы ее охмурять потихоньку. Нет, надо самому себе дурацкие страшилки придумывать. Лиза бы по этому поводу сказала…

— Знаешь, Серега, — язвительно ухмыльнулся Котов, — как спец по охмурению, ты меня в последнее время совсем не впечатляешь. Так что иди-ка ты… к Лизе! — Олег на мгновение замер и продолжил уже серьезно: — Правда, попроси ее, уговори как-нибудь, по-дружески, что ли. Пусть она посмотрит на эту парочку по-своему, по-колдовски.

Лихарев изумленно уставился на приятеля:

— Олег, это ты? Тебя не подменили? Ты же во всю эту экстрасенсорную чушь не веришь?

— Не верю, конечно, я же нормальный человек. И ты не веришь, да и сама Лиза твоя, тоже, по-моему, не особенно. Не зря же она все время отбрыкивается: «Я не ясновидящая! Я не ясновидящая!»

— Ну и зачем тогда она тебе?

— Не знаю, как объяснить, но… улик, конечно, против Сориных достаточно, но ведь они в отказ пойдут, сто процентов. А вдруг Лиза что-то подскажет — не знаю, как там с экстрасенсорными способностями, но рука у нее легкая. Помнишь, как она нам на куст шиповника тогда указала? Она ведь просто так руками махала, наугад ткнула, а попала в точку!

— Надеешься, что Лиза и сейчас рукой махнет и прямо на улику покажет? Да еще такую, что Сорины сразу чистосердечное тебе напишут?

— Нет, конечно, я же не дебил. Но вреда от этого точно не будет, а если получится… ну, тогда с меня бутылка водки.

— Не, зачем Лизе твоя водка? Подаришь ей одну темно-бордовую розу, ей будет приятно. Я тебе даже магазин подскажу, где покупать.

Игорь вошел в кабинет главного бухгалтера, слабо улыбнулся жене и почти упал на мягкий угловой диван. Валентина поднялась из-за стола, присела рядом, обняла:

— Вымотался?

— Ужасно. — Он поцеловал ее ладошку и прерывисто вздохнул. — Тетя Таня совсем плоха, с постели не встает и от слез просто опухла. Дядя Коля не плачет, но это еще хуже. Борька ведь успел им про сына рассказать, они так радовались… и вдруг все потеряли.

— Ты им сказал, что это Нинка Бориса убила?

— Не так прямо, но намекнул, что больше некому. Тете Тане все равно, ее сейчас ничего не интересует, а дядя Коля весь взвился. Возмутился, что ее не арестовали сразу.

— А ее не арестовали? Откуда ты знаешь?

— Нет, конечно, зачем? Мне тот полицейский сказал, что меня допрашивал. Не сам, конечно, сказал, я спросил. Думаешь, не стоило этого делать?

— Хм. Лучше бы, конечно, было не высовываться. С другой стороны, ты близкий родственник — естественно, что у тебя появляются вопросы. Ты, надеюсь, особую осведомленность не проявил?

— Нет, что ты! Я очень осторожно: в смысле, что вот я Борю к Нинке отвез, а его потом прямо у нее в квартире убили — значит, ее и должны были арестовать, так ведь?

— И что он ответил?

— Да он как-то обтекаемо сказал, что следствие идет и что по обвинению в убийстве пока никто не задержан.

— Странно, — нахмурилась Валентина. — Уж, казалось бы, мы все подготовили, вяжи убийцу прямо над трупом. Что им, доказательств не хватило?

— Не знаю. Этот полицейский так посмотрел на меня, что я побоялся еще что-то спрашивать. Да я и на его вопросы толком отвечать не мог, сам не помню, что нес. Но так даже лучше получилось, по-моему. Меня же там вроде и близко не было, и вообще я был горем убит, чего от человека в таком состоянии ждать? На самом деле мне и притворяться почти не пришлось, я реально чуть в истерику не сорвался. Ох, Валюша, если бы я знал, что это будет так страшно! Да еще Борька все время перед глазами стоит, как он тогда на меня посмотреть успел… — Он судорожно всхлипнул, и жена погладила его по голове.

— Я понимаю, Игорек, я все понимаю. Ты у меня молодец, ты сильный, ты справишься. Тебе сейчас тяжело, но ты же взял на себя самое трудное… это все пройдет, все забудется… а я буду рядом, я всегда буду рядом… ведь это ради детей, ради наших мальчиков…

— Да, ради детей. — Он вытер слезы. — А ведь кто-то скажет, что ради денег.

— Да кто такое может сказать? Никто не скажет, никто ведь ничего не узнает. Мы были очень осторожны, тебя никто не видел, меня никто не видел…

— А почему тогда Нинку до сих пор не арестовали?

— Да мало ли. Полицейские тоже люди, может, взятку сунуть успела, а может, натурой дала, нам-то какое дело? Выкрутится, ее счастье, а нам, главное, что теперь Коля нищим не останется, и все благодаря тебе!

— Все равно, как-то не по себе. Я же преступление совершил.

— Нет никакого преступления. То, что ты делаешь ради детей, — это не преступление. Это… это… это ради детей!

Нина положила телефон на стол и вытерла влажный лоб. Странный он все-таки, этот Котов. Вроде симпатичный, а все время сердится непонятно на что. Теперь вот приехать пообещал… Может, надо будет ему чаю предложить или пообедать? Нет, обед — это лишнее. У него наверняка жена есть, вот пусть она его и кормит. А чаю предложить — это просто вежливость. Да, надо еще приготовить небольшой лоскут шармеза, вдруг Котов захочет образец с собой забрать. А что, если найдется у кого-нибудь пропавший рукав, это будет улика, и очень даже убедительная! Но найти в огромном городе не слишком большой кусок ткани? Нереально.

Она быстро подобрала пару подходящих, по ее мнению, лоскутов, положила их в прозрачный пластиковый пакет. Немного подумала, выплеснула из заварочного чайника вчерашний чай, заварила свежий. Выложила в маленькую плетеную корзиночку ванильные сухарики и несколько конфет. Посмотрела на часы: Олег Юрьевич сказал, что сейчас приедет, но сейчас — это понятие весьма растяжимое. Чем топтаться в кухне, лучше заняться делом, пока есть время. Нина взялась за дело, но мысли ее были далеки от шитья. Павлик — как ему обо всем рассказать? Сама она, конечно, была и напугана, и расстроена, но честно признавалась себе, что большой, настоящей трагедией для нее смерть Бориса не стала. Да, жаль, живой человек