Эпицентр Тьмы - Алексей Махров

Быстро они нас нагнали. Ну да — со мной мои бойцы далеко не уйдут. А боеприпасы у нас на исходе, так что…

…Двадцать — двадцать пять человек один пулеметчик может задержать в лесу надолго. Не на час-два, как может показаться, а на десять-двадцать минут. Потом все равно обойдут и закидают гранатами. И то — двадцать минут боя можно обеспечить двумя условиями. Первое: у него должно быть достаточно патронов, и второе — он не должен уходить. Пулеметчик-смертник. Где же такого взять? Да знаю я, где…

— Катя!

— Я!

— Слушай и запоминай, два раза повторять не буду! Вот это, — я протягиваю ей рюкзак с упакованным в него кейсом, — тебе. Принимай отряд под свою команду, и уходите отсюда марш-броском. Не изгаляйся — иди по прямой. Часа через три ты должна выйти на южный блокпост — это бетонное строение посреди громадного поля. Там специально лес сводили. Идти к блокпосту по полю надо от пенька к пеньку. Но не от всякого к всякому, а только от соснового к березовому, а потом снова к сосновому. Запомнила? Сосна-береза-сосна! На блокпосту скажешь, что тебе нужен Бугров, и назовешь кодовое слово: «Ваза»! Запомни: код «Ваза»! Бугрову расскажешь все, что знаешь.

Катя делает какое-то движение, собираясь меня перебить, но я жестом обрываю ее:

— Молчи и слушай! Со мной вам не уйти. Догонят, свяжут боем, дождутся подхода остальных, и все труды, все наши смерти — псу под хвост! Ты этого хочешь?

Она молчит, потому что понимает мою правоту. Я перевожу дух:

— Мне оставите побольше патронов и ПК. И флягу с водой. Все! Бегом марш!!!

Они ушли, пряча глаза, изо всех сил стараясь не глядеть в мою сторону. Катя рыдала, но, связанная прямым приказом и ответственностью за жизнь остальных, вынуждена была возглавить отряд. Когда скрылась последняя фигурка, я устроился поудобнее в выворотне здоровенной сосны и уже, не считаясь со здоровьем, вогнал себе инъекцию морфина. Не в позвоночник, а просто в вену. Боль ушла. Не сразу, не смытая теплой волной, как уходила раньше, а медленно, постепенно, словно отползла, скалясь и огрызаясь. Но как бы там ни было, а теперь у меня ничего не болело.

Преследователи появились как-то сразу, словно бы вынырнули из-под земли. Шли нагло, не таясь. И зря, что не таясь. Хотя кому как…

Первая очередь снесла едва ли не четверть отряда. Остальные успели залечь, но я упорно нащупывал их поодиночке. Что-то вопя, егеря старались рассредоточиться, задавить огнем, начать обход. Но я недаром выбрал для встречи именно это место — довольно большая, около сотни метров шириной, и вытянутая поперек маршрута на полкилометра, заросшая невысокими редкими кустами заболоченная поляна. И я выманил шведов на ее середину. Матерясь, скандинавы пытались укрыться за кочками, за кустами, но все чаще и чаще брань обрывалась болезненным вскриком или предсмертным хрипом.

Но егеря — парни упорные. Распластавшись в траве, прикидываясь трупами, они миллиметр за миллиметром придвигались все ближе и ближе ко мне. Но мне-то было нужно не перебить их всех, а просто не пропустить. Пара часов задержки — вот моя победа.

Я добил последнюю ленту, отпустил горячий пулемет и перевернулся на спину. Высоко-высоко, там, в немыслимой дали сосновых верхушек, разливалось сияние. Уже закат? Нет, это какой-то светящийся туман…

— Борис? Что, дружище, устал?

Валерка? Не может быть!

— Почему «не может быть»? Очень даже может, — Валерка присел рядом со мной, похлопал по плечу. — Теперь все может быть…

— Валера… Но ведь ты умер?..

— А ты что — жив?..

— Жив, конечно…

— Ну, тогда я еще подожду…

Я пытаюсь встать, но ноги не держат. Странно, что боль не вернулась… Так, а что это я ног не чувствую? Где мои ноги?..

— Ну как, ты готов?

— Не знаю… Валер, я умер?

— Тебе видней… Пошли?

Эпилог

Грохот оркестра стих. Председатель Совета Дружин перерезал ленточку, и полотнище, скрывавшее памятник, заскользило, заструилось вниз, открывая взгляду изображение. Человек стоит, опираясь на пулемет, и смотрит куда-то за горизонт. На цоколе золотом горят буквы «Сильнее смерти».

— Товарищи пионеры! Уважаемые гости! Сегодня мы открываем памятник Борису Волкову, майору Красной Армии, погибшему при исполнении важного правительственного задания.

Голос оратора на секунду умолк, а потом загремел с новой силой:

— Вклад Бориса Алексеевича Волкова в дело объединения территорий России трудно переоценить. Именно его заслугой является тот факт, что сегодня мы — не отдельные разрозненные территории и анклавы, а могучий Союз. Волков первым вступил в контакт с территорией Красной Армии, Югороссией, Колхозом имени Сталина и активно способствовал присоединению Тверских территорий. Но сейчас мне хочется вспомнить его не как политического деятеля, дипломата и разведчика, а просто как хорошего человека. Отличного человека…

Председатель Совета Дружин умолк. Над площадью, над прилегающими улицами, над всем Галичем повисла тишина. И в этой тишине раздался негромкий женский голос:

— Пойдем, Лешенька, пойдем. Папке нашему цветы подарим…

…Они шли к памятнику: рано постаревшая женщина и сосредоточенный пятилетний малыш. Они шли мимо юнармейцев Пионерии, застывших под салютом, мимо колхозников, стоящих по стойке «смирно», мимо югоросских егерей и казаков, взявших «на караул», мимо строя следопытов, вскинувших вверх сжатые в кулак руки. Они шли и несли букет полевых цветов. На которые он не успевал обращать внимания при жизни…

Москва, октябрь — декабрь 2010 г.