Клыки на погонах - Владимир Михальчук

— Проклятая дрянь! — ругнулась королева. — Во время драки с кабаном ей удалось вернуть меч.

Мэлами действительно завладела своим драгоценным клинком. Сейчас она взмахивает им снизу вверх. Украшенное драгоценными камнями и резьбой железо рассекает рункуру ладонь. Падают отсеченный мизинец и безымянный палец. Хлещет кровь.

Варвар еще раз ругается и опять бьет девчонку по голове. Словно сломанная игрушка, принцесса падает навзничь.

"Отомщу… — доносятся ее тихие слова".

Рункур подхватывает девушку и бросает себе через плечо. Некоторое время ее милое личико задерживается возле лица бородача. Бледные щеки, курносые носы, черты…

Королева всмотрелась и вытаращила глаза.

— Этого просто… — она задохнулась. — Не может быть! Быть того не может!

Леди Хатли выплюнула крысу и вскочила с упавшего дерева.

— Скорее! Скорее! Скорее… — будто сошла с ума, затараторила ведьма. — Пока не поздно ее спасти…

Пинком отбросив ненужного зверька, Хатланиэлла бросилась в глубину сада. Именно в том направлении, по воспоминаниям крысы, ушли симиминийцы.

— Ее надо…

Впереди королеву ждало еще много интересных открытий.

Крыса посмотрела вслед леди Хатли. Совсем по-человечески почесала лапой в затылке. Недоуменно пискнула и скрылась в окровавленной траве.

* * *

Вечерело. В небе клубились сероватые тучи. Они опускались довольно низко и часто закрывали беснующееся солнце. Слабо шелестел прохладный ветер. Он дул откуда-то со стороны Пустой горы и тащил свой невидимый хвост в направлении столицы Преогара.

— Еще два часа ходу, и мы прибудем на опушку Тухлой Рощи.

Варвар кривился и периодически нагибался, чтобы потереть левую лодыжку. Именно туда минуту назад угодил носок туфельки принцессы. Несколько его товарищей с пониманием смотрели на него. Другие с открытой недружелюбностью наблюдали за своим предводителем и кабаном, шествовавшими впереди.

— Медленно идем, — скрипнул зубами рункур.

Он шел стремительно, не обращая внимания на окровавленные бинты, покрывавшие правую руку. Отрубленные девчонкой пальцы он бережно замотал в тряпицу и нес в кошеле на поясе.

— Я где-то слышал, что магия может исцелить отрубленную конечность, — в голосе командира варваров ощущались неуверенность и несмелая надежда. — Может, стоило подождать леди Хатли?

— Нет, — буркнул кабан. — К Бабе надо поскорее. Он очень силен — постоянно хочет вырваться. Не сдержу…

Боров ступал, словно пьяный. Постоянно мотал головой и иногда кренился набок. Делал несколько шагов бочком, при этом морда смотрела в сторону. Останавливался, низко пригибал пятак к земле, словно бы собираясь с силами. Затем, несколько раз шумно вздохнув, снова шагал вперед. Даже малознакомому с ментальной магией прохожему стало бы ясно со стороны, что телом хряка управляют два сознания. И внутри его головы происходит неравный бой. Не на жизнь, а на осознание себя как личности.

Грязное колдовство мышехвоста боролось с мыслями Толстяка. Присосавшийся к свиному мозгу мышиный хвост извивался под черепной коробкой, посылал импульсы подчинения. Сознание любого другого смертного уже давно пало бы перед мощью ведьминских чар. Но пришелец из другого мира ухитрялся сопротивляться. Иногда Трешке удавалось вытеснить магию из своих мыслей. В такие моменты он резко разворачивался и делал попытку напасть на варваров. И тут же сила мышехвоста возвращала его в оковы навеянного сна.

"Мой раб… Я знаю…"

Остановка, голова низко опущена. Толстое копыто роет землю.

"Нет, тебе не совладать со мной!"

Тело сковано невидимыми путами. Словно во сне, в диком кошмаре. Когда нападают бестелесные создания с холодными пальцами. Когда хочется внезапно проснуться, но нельзя пошевелить ни рукой, ни ногой.

"Я могу тебе сделать больно… Я знаю…"

Остановка, голову к земле. Вдохнуть свежего воздуха. Пусть наполнятся легкие, уйдет боль.

"Не боюсь боли!"

Снова слабость в копытах. В ушах шумит, слышно как стучит непокорное сердце.

"Я могу сделать кое-что похуже… Могу сделать ОЧЕНЬ больно… Я знаю…"

В груди ёкает от страха: кабан догадывается, о чем говорит мышехвост. Но Трешка не поддается.

"Во имя святого Расписания. Попробуй, жалкий отросток крысы. Ты не в силах сделать это!"

Ноги распрямляются в мощном прыжке. Сам не желая этого, Толстяк отмечает, что несется прямо на здоровенный валун.

"Не-е-ет! Куи-и-и-и!".

"Бом-м-м!"

Со стороны это выглядит, словно кабан решил покончить жизнь самоубийством. Глаза затуманены, бивни окрашены белой пеной. Со всего маху тяжеленная туша врезается в каменную глыбу посреди травяного холма. За миг до удара его красные глазенки проясняются и в них читается безумный ужас. "Бом-м-м", и пятак бедного Трешки размазывается по каменной поверхности, поднимая пыль и мелкие комки грунта.

Варвары крутят пальцами у висков и с сожалением щелкают языками.

"Прекрати! Мне больно!"

Но копыта непослушно отдаляют его от камня. И спустя какие-то секунды опять бросают кабана на таран.

"Куи-и-и-и!"

От крепких ударов дрожит земля. Спустя дюжину подобных разбегов валун не выдерживает и осыпается мелким гранитным песочком. Трешка по-прежнему выглядит свежим, но на его лбу красуется невероятного размера шишка. Пятак распух, почти наполовину накрывает бивни.

"Видишь, я выдержал!"

"А еще я могу, например… лишить тебя самой приятной радости… Могу избавить тебя от мужского достоинства… — подтверждает опасения кабана мышехвост".

Задние ноги резко ослабевают и подкашиваются. Кабан чувствует, что сейчас всем своим весом хлопнется на зад. Во время падения он может придавить себе…

"А-а-а-а-а! А-а-а-а! Куи-и-и-и-и!"

Он не выдержит этой боли. Надо капитулировать пока не поздно! Голова выдержала, а вот другое надо беречь.

"Не-е-е-е-е-ет! Прекрати это, я подчинюсь!"

"Умница, мальчик, — смеется мышехвост. — Я знаю…"

Ноги сами разгибаются и поднимают громадную тушу обратно над землей. Все тело дрожит и кажется, что принадлежит кому-то другому. Мышехвост, новый временный владелец туши хряка, радостно ерзает и хохочет. А Трешка облегченно вздыхает. Ведь он еще остается нормальным гражданином Валибура, способным воспроизводить потомство. На остальное — плевать.

— Великие Каменные Боги, — охали варвары, — крепко свину досталось.

Не обращая внимания, кабан передвигался дальше. Он по-прежнему сопротивлялся, но потише. Надеялся подкараулить момент, когда бдительность мерзкого мышехвоста ослабеет.

"Уж тогда он попадется мне на бивень, — думал хряк".

"Тебе не поможет твой хват-майор… Я знаю…"

Выпущенная симиминийцами стрела до сих пор торчала в плече пришельца и причиняла невероятные страдания. Удалить ее казалось невозможным — мышехвост не позволял трансформироваться в человека. Варвары опасались вытаскивать снаряд из туши столь грозного чудовища. Еще от боли дернется и пришибет ненароком. Вон как разворачивается и косит в их сторону. Страх, а не животное! Кроме того мышехвост говорил, что боров может освободиться из-под колдовской власти в любой момент. Лучше не приближаться к этому монстру.

Перебороть свой страх перед "кабанюкой", как уже успели обозвать Трешку, смог только рункур. В моменты, когда Толстяк останавливался и в его сознании происходила борьба силы воли и магии, бородач любовно хлопал его по хребту. Словно старший брат подбадривает младшего братишку.

В то время, когда мышехвост занимался подчинением несчастного хряка, рункуру предстояло разобраться с дисциплиной своих подчиненных.

В группе, следовавшей позади, складывались совершенно недружелюбные и не семейные отношения.

— Давайте тихонько прирежем эту сволочь? — шептал кто-то.

Остальные варвары молчали, настороженно следя за кабаном и предводителем.

— Я тихо засуну ей ножик в печенку, а потом скажем, что так и было, а? — самый мелкий симиминиец так и увивался около пленниц.

Старуха покорно шла сама. Одинокий узелок пут на запястьях служил скорее номинальной, чем реальной гарантией того, что фрейлина не убежит. Ей даже рот не завязали. Просто пригрозили: позови она кого-нибудь на помощь — мигом убьют девчонку. Прудди благоразумно молчала еще от начала путешествия.

Спеленутую веревками принцессу тащили позади. Обкрутили ужищами[22] от шеи до колен. Оставили только немного свободы для ног. Приходилось идти едва ли не на цыпочках. Мэлами с выражением оскорбленного достоинства на распухшем лице, мычала что-то оскорбительное.

Впрочем, в головке девушки роились довольно интересные мысли. Узнай о них мамка-фрейлина — тотчас бросилась бы к Эквитею. Пусть жалует медаль! Доченька неожиданно за разум взялась.