Кутузов - Лидия Ивченко

14 января 1785 года Екатерина II подписала рескрипт Г. А. Потёмкину об «умножении» и преобразовании армии. «Президент Военной коллегии давно подготовил и настойчиво проводил важную реформу — заведение егерских корпусов — отборной пехоты, приученной к рассыпному строю, меткой стрельбе, индивидуальному бою. Ни одна европейская армия не имела таких частей, а Фридрих II (один из пионеров заведения егерей) довольствовался небольшими по численности егерскими командами при пехотных полках. Егерские корпуса Потёмкина представляли собой четырехбатальонные полки усиленного состава. Эта и другие реформы в армии осуществлялись в преддверии новых осложнений на границах империи»59. Уже 23 мая 1785 года президент Военной коллегии генерал-фельдмаршал Потёмкин-Таврический подписал ордер о назначении генерал-майора Голенищева-Кутузова командиром Бугского егерского корпуса, «составленного из четырех батальонов команды господина полковника и кавалера Воеводского, а именно: 1-го и 2-го егерских, 2-го мушкетерского Белорусского и 4-го Харьковского. Имеется по тому немедленно отправиться в Наместничество Екатеринославское, и, приняв в Вашу команду помянутые батальоны, составить корпус Бугской. Употребите всемерное старание о скорейшем вооружении вверенного Вам корпуса, так и снабжения всем по штату егерскому»60. Бугский егерский корпус предстояло сформировать, отобрав в него солдат «самого лучшего проворного и здорового состояния», к тому же «молодых и росту небольшого». Их обучали сноровистой ходьбе по горам и лесам, на лыжах, по бездорожью, ориентироваться в лесу и в поле; они должны были уметь ловко и быстро преодолевать местные преграды и инженерные препятствия, все перестроения совершать ускоренным шагом или бегом, уметь пользоваться в бою штыком и прикладом. Главной же особенностью егерей являлось то, что они должны были уметь метко стрелять. Впрочем, все, чему следовало обучать егерей — новому виду пехоты в русской армии, подробнейше изложено в документе, созданном в 1786 году самим командиром Бугского егерского корпуса и названном «Примечания о пехотной службе вообще и о егерской особенно». Подобно безосновательному замечанию о производстве «мирного времени» Кутузова в генералы, Н. А. Троицкий делает в его адрес и другое, не менее спорное, замечание: «Единственный военно-теоретический труд Кутузова „Примечание о пехотной службе вообще и о егерской особенно“ (1786) информативен тактически, но для теории малозначим (выделено мной. — Л. И.), уступая в этом не только трудам Суворова и Румянцева, но и таким документам М. Б. Барклая де Толли, как „Воинский устав о пехотной службе“ и „Наставление господам пехотным офицерам в день сражения“». Но, во-первых, еще в начале прошлого столетия К. Симанскому удалось доказать, что предположение В. И. Харкевича о том, что автором «Наставления» являлся Барклай, — ошибочно. Автором документа, первоначально носившего название «Наставления господам пехотным офицерам Нарвского пехотного полка», являлся граф М. С. Воронцов. Причем в основе этого сочинения — «Правила для французской армии, составленные Императором Наполеоном». По мнению К. Симанского, «Наставления» Воронцова были переработаны князем П. И. Багратионом, распространены во 2-й Западной армии и лишь затем использованы при составлении Устава 1816 года. Во-вторых, почему «Примечания о пехотной службе» Кутузова, на основании личного богатого опыта впервые разработавшего для русской армии правила содержания, обучения, маневрирования, поведения егерей в бою, «малозначимы для теории»? Если сравнить тексты обоих документов, то сразу же становится очевидным, который из них потребовал больше знаний, опыта, труда. Нельзя не согласиться с издателем «Примечаний», что «трактат о пехотной и егерской службе — блестящий образец Кутузова — военного теоретика»61. Кутузов изложил в документе все, что было проверено им на практике. Согласно документам во вновь сформированных егерских батальонах шли бесконечные учения: выходы в поле, где войска учились тактическим перестроениям, действиям в рассыпном строю, упражнялись в стрельбе на меткость. Как отметил Ю. Н. Гуляев, «многое из того, чему нужно было научить егерей, делалось впервые и егерями, и их командирами»62. Причем в это же самое время Кутузову было предписано укомплектовать «рослыми людьми» и сформировать гренадерские батальоны для пяти гренадерских полков 3-й дивизии. Генерал-поручик X. И. Гейкин, под начальством которого состоял Кутузов, докладывал летом 1786 года Г. А. Потёмкину: «<…> Батальоны Екатеринославского, Таврического, Фанагорийского и Киевского гренадерских полков генерал-майором и кавалером Голенищевым-Кутузовым укомплектованы людьми и готовы совместно с Бугским егерским корпусом выступить в поход в Екатеринославское наместничество»63. Спустя много лет эти гренадерские полки отличились в Бородинском сражении, их названия высечены на памятнике 2-й гренадерской дивизии, но мало кто помнит, что у истоков формирования этих воинских частей стоял главнокомандующий русскими войсками при Бородине М. И. Кутузов. Но уж он-то, объезжая перед битвой свои войска, наверняка вспоминал историю каждого полка, неразрывно связанную с его собственной историей жизни…

С формированием войск в том далеком 1786 году следовало спешить. В течение всего этого года посол России в Турции Булгаков доносил об усилении в Порте воинственных устремлений, поддерживаемых западными дипломатами. По весне 1787 года Екатерина II отправилась в южные губернии России, где в Херсоне была назначена встреча с новым союзником в войне с Турцией — австрийским императором Иосифом II, путешествовавшим под именем графа Фалькенштейна. Месяц, с 3 апреля по 3 мая, императрица провела в Кременчуге, который до постройки Екатеринослава выполнял функции главного города наместничества. Отсюда начиналась главная часть путешествия — осмотр губерний, вверенных попечению князя Потёмкина. «Шесть легкоконных полков — Сумской, Ахтырский, Изюмский, Харьковский, Павлоградский, Мариупольский (будущие знаменитые гусарские полки русской армии), батальон Екатеринославского гренадерского полка, Бугский егерский корпус, Екатеринославский кирасирский полк — части, сформированные в последние годы Потёмкиным, удостоились высочайшего смотра. Отметим, что среди генералитета, встречавшего Екатерину в Кременчуге, были и генерал-аншеф Суворов, и генерал-майор Голенищев-Кутузов, командовавший Бугскими егерями. И город, и жители, и войска очень понравились Императрице и ее спутникам, среди которых были послы Франции, Великобритании, Священной Римской империи — граф Сенгюр, Фиц-Герберт, граф Кобенцль. Почти ежедневно Императрица пишет в Москву и в Петербург и во всех письмах звучит одна и та же нота: „Легкоконные полки <…> про которых покойный Панин и многие иные старушонки говорили, что они только на бумаге, но вчерась я видела своими глазами, что те полки не карточные, но в самом деле прекрасные…“»64. На обратном пути, 7 июня, царский поезд снова через Кременчуг прибыл в Полтаву. Здесь на следующий день после обозрения места знаменитой Полтавской баталии «под предводительством генерал-аншефа и кавалера князя Юрия Владимировича Долгорукова все конные полки маршировали мимо ставки Ея Величества, а напоследок в присутствии Ея Императорского Величества все войско, имея 40 орудий полевой артиллерии, атаковало неприятеля, пред собою поставленного, причем во всех движениях доказало совершенное устройство и похвальную расторопность». Так записано в камер-фурьерском журнале. Полтавские маневры — финал путешествия, впечатляющий символ преемственности политики Екатерины II, идущей по стопам Петра Великого, — были задуманы Потёмкиным. На кургане, прозванном в народе «Шведской могилой», рядом с императрицей и Потёмкиным стояли генералы, лица свиты, знатные иностранцы. Все они заметили, что «командир Бугского егерского корпуса скакал по полю на чрезвычайно горячем коне. Подозвав к себе Кутузова, Императрица с улыбкой сказала ему: „Благодарю вас, господин генерал! Отселе вы у меня считаетесь между лучшими людьми и в числе отличнейших генералов. Запрещаю вам ездить на бешеных лошадях и никогда не прощу, если услышу, что вы не исполняете моего приказания. Вы должны беречь себя“»65. Как не вяжется в нашем представлении эта сцена с привычным стереотипом восприятия Кутузова — пожилым и осторожным. Мы плохо представляем себе Михаила Илларионовича на бешеной лошади, впрочем, так же как и первым рванувшимся в атаку. Но все это было в его жизни в те годы, которые во все времена принято называть лучшими. Отрешившись от образа Кутузова эпохи 1812 года, представим себе его с обгоревшим на южном солнце лицом, на бешеной лошади, рядом со сформированным и обученным им самим Бугским егерским корпусом, в Таврической губернии, завоеванной и обжитой благодаря усилиям таких как он! Представим себе радость и гордость Кутузова, которому сама императрица в присутствии высокопоставленных гостей приказала беречь себя! А случилось это как раз накануне затяжной Второй русско-турецкой войны 1787–1791 годов…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});