Отступник - Наталья Шитова

…И они увидели. Шеп ушел и больше не приходил до весны. Валентин едва дождался того дня, когда еще непросохшими лесными проталинами Шеп провел его в Логово, и Валька смог, наконец, обнять свою любимую. Он уже давно забыл свою обиду и не мог ни о чем думать, кроме их будущего. Чем ближе подходило время родов, тем все больше Вальке казалось, что их страхи были преждевременны. Юша была весела и спокойна, ни на что не жаловалась. Ребенок был бойким и уже вовсю просился на свет. Только юный Шеп мрачнел день ото дня все сильнее и не мог скрыть этого, как ни пытался.

Валька каждый раз с ужасом вспоминал ту прохладную майскую ночь, когда Юша рожала в прибрежной лощине недалеко от Логова. Шеп и Кшан гнали его прочь, но он настоял и остался. А после очень об этом жалел. Лучше бы он ушел тогда, чтобы ничего этого не видеть и не слышать. Тем более, что Валькино присутствие было совершенно ни к чему. Два юных лешака прекрасно знали свое дело, как знают его все лешие с пеленок. Валька не мог принести никакой пользы, потому что совершенно растерялся. Он даже плохо различал происходящее. Он помнил, как держал Юшу на коленях, помнил обильную липкую кровь, залившую всю землю вокруг, и свои руки, которые Юша исцарапала в лохмотья. В ушах стояли стоны Юша и молитвы леших… Глаза лешухи потухли от боли и загорелись снова лишь когда в руках Кшана вдруг запищал какой-то крошечный окровавленный комочек. Валька сидел ни жив, ни мертв, едва не плача от облегчения, от того, что все закончилось. И словно обухом по голове прозвучал для него растерянный вопрос Кшана:

— Что же теперь делать? Мы с тобой совсем забыли, что Валя-то ни на что не годен!

— На что я не годен? — изумился Валька.

— Нужно выполнять обряд, — строго сказал Шеп. — Ты не можешь этого делать, от твоей слюны пуповина не заживет…

— Об этом надо было думать раньше! — встрял Кшан.

— Заткнись, дурак! — грозно зарычал Шеп на друга и принял из рук Кшана пищащий комочек. — Я сделаю все сам…

Быстрым движением жесткого острого ногтя пуповина была отрезана, а ранка тут же зализана. Потом Шеп передал младенца сестре, и она приложила ребенка к груди…

Валька с испугом рассматривал младенца. Он почти не отличался от обычного новорожденного, но на макушке у него чуть вздулись два бугорка предвестники маленьких рожек, которые к двухлетнему возрасту должны будут уже вырасти.

— А ты спрашивал, кто это будет, — с облегчением засмеялся Шеп. — Тут и думать нечего. Это же чудный маленький лешонок… Посмотрите-ка на его ручки!

Ребенок сосал грудь, водя ручонкой по коже матери. На крошечных пальчиках то высовывались, то прятались внутрь узенькие и прозрачные мягкие ноготки.

— О, Боже… Что же, от меня в нем нет ничего? — растерялся Валька.

Шеп взглянул на человека и перестал улыбаться:

— Ты прости меня, Валя, но я был бы только счастлив, если бы от тебя он взял поменьше. Но увы. Слишком много в нем человеческого, и не так уж много лешачьего…

— Разве? — с сомнением прошептал Валька, глядя на подвижные ноготки младенца.

— Эх, Валя… — вздохнул Шеп. — Я тебя понимаю, ты ни разу не видел, как выглядит новорожденный лешонок. Наши младенцы рождаются, сплошь покрытые пушком, который потом через полгода выпадает. А этот — совсем гладкий, как взрослый леший или как человек. Ушки у лешат должны быть другой формы, вытянутые вверх и заостренные… Ну и самое главное: у него нет хвостика.

— Хвостика? — до смерти перепугался Валька. — Какого еще хвостика?! Вы же все без хвостов!

Шеп коснулся плетенного амулета, что всегда висел на шее у него, а так же был на всяком лешем, большом и маленьком, из тех, кого Валька видел в Логове.

— Вот наши хвосты. Их обрезают на тринадцатый день после роджения и обрабатывают так, чтобы они навсегда оставались с нами… Что ж, у малыша не будет своего амулета, но это, наверное, не самое страшное… Юша, давай его мне, нужно предложить его Нершу!

Юша отняла ребенка от груди и отдала брату. Шеп встал с земли и понес ребенка к воде.

— Подожди-ка! — Валька в смятении побежал следом. — Как это предложить?

— Это последняя часть обряда приобщения. Сначала — отрезать пуповину и зализать ранку, потом приложить к груди, чтобы ребенок запомнил, что такое сосок матери, даже если он потом ее потеряет, — отозвался Шеп, не останавливаясь. — А напоследок, чтобы дать лешонку имя, нужно предложить его Нершу. Река должна принять его и подтвердить, что он леший, что он дитя Нерша.

— Но он же не леший!.. Не совсем леший! Юша! — Валька бросился обратно, к лежащей без сил лешухе. — Юша, его нельзя предлагать реке! Он погибнет!

— Его ОБЯЗАТЕЛЬНО нужно предложить Нершу, — тихо, но твердо сказала Юша.

Вальке стало страшно. Наверное, сам того еще не чувствуя, он уже любил это слабенькое еле живое существо, и необходимость подвергнуть младенца испытанию ввергла его в панику.

— Нет! Нет, Шеп! — Валька метнулся к реке. — Я не могу!

— Что значит „не могу“?! — возмутился Шеп. — Ты же наших обычаев не знаешь! Так и не мешай! И Юшу, и Кшана, и меня, и каждого из нас отцы предлагали Нершу…

Валька в панике взглянул на ребенка:

— Шеп, но он же наполовину человек! Нерш может не принять его! Да что же у вас за законы такие?!!

— Сейчас на все воля Нерша, — отрезал Шеп. — Думай о том, что он наполовину леший и надейся на милость великого духа.

Шеп взошел на большой плоский камень, что едва торчал из воды у самого берега и опустился на колени. Он посмотрел на ребенка, потом на темную спокойную гладь реки. Наконец, он все-таки оглянулся:

— Иди сюда, Валя!

Когда Валентин присел рядом с ним, Шеп тихо заговорил:

— Наш обряд прост. Каждый лешак-отец должен предложить своего ребенка великому Нершу. Если Нерш отвергает младенца, лешонок гибнет. Если же Нерш принимает дар, счастливые родители получают свое дитя живым и здоровым, нарекают его красивым именем, а весь род с радостью принимает к себе нового лешонка, еще одно дитя Нерша…

Как посмотрит дух Нерша на это чуть живое существо?

Шеп поднял младенца над водой, но Валька схватил его за руки:

— Шеп, я не могу так! Не делай этого! Вода же ледяная!

Шеп вздохнул:

— Это не страшно. Ты, Валя, пойми одно. Не надо бояться этого испытания!

Я всегда буду рядом с тобой и с этим лешонком, что бы ни случилось. Он связал нас навсегда. Я не желаю ему зла. Если он пройдет через это, никто не будет любить его сильнее, чем я. И запомни, что я никогда не скажу ни слова против человеческих обрядов, которые ты вздумаешь провести над ним!

Шеп перевернул младенца вверх спинкой и опустил под воду.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});