Дедушка русской авиации - Григорий Волчек

Игорь посмотрел книгу нарядов, прочел: «Шакаров, рота охраны».

— Кто такой этот Шакаров?

— Дух, недавно из карантина пришел.

— Всем быстро искать Шакарова!

Через несколько минут Шакарова нашли в гостях у земляка — посудника Пулатова. Игорь зашел в каптерку посудника. Шакаров, расстегнутый до пупа, закинув ногу на ногу, полулежал в кресле. Солдат курил, прихлебывал чай из граненого стакана и неторопливо беседовал с Пулатовым. Полторацкий разразился громким, длинным и кощунственным ругательством. Шакаров спокойно выслушал возмущенного Гошу, поставил стакан чая на стол, затянулся сигаретой и произнес магическую фразу:

— Да пошел ты нах…!

Полторацкого прошила молния: его, отца гарнизона, послал какой-то камбузник, дух, вчера вышедший из карантина! Да еще нагло развалившись в кресле! Да еще в присутствии свидетеля! Да еще в ответ на справедливую претензию! Ужас! Позор! Бесчестье! Игоря заколотило. В один прыжок Полторацкий очутился возле кресла, вытащил оттуда Шакарова, швырнул его головой об стену, а потом еще добавил и руками, и ногами. Когда к Игорю вернулась способность разумно мыслить, он подумал, что забил Шакарова насмерть. Тот лежал ничком, не дыша и не шевелясь. По полу расползалась лужа крови. Сохранявший спокойствие Пулатов вылил на земляка три ведра холодной воды. Когда Шакаров пришел в сознание, Полторацкий отчеканил:

— Идешь и моешь миски! На работу — десять минут! Иначе убью! Вперед!

Шакаров сорвался с места, прибежал в мойку, напустил в ванну крутого кипятку, обмотал руку тряпкой и стал с неимоверной быстротой полоскать миски. Вскоре все миски были вымыты и расставлены по столам.

Средневековый ритуал

Еще с прошлого года Игорь скентовался с ребятами из стройроты, казарма которой располагалась недалеко от казармы полка. Несмотря на то, что состав роты часто менялся (это и понятно — публика командировочная), структура и пропорции между категориями личного состава военных строителей оставались неизменными. Руководящее и направляющее ядро составляли бывших отсиденты, оттоптавшие либо «малолетки», либо взрослые зоны, либо, на худой конец, «химию». В основном, это были славянские кадры, изредка прибалты. К этому правящему слою примыкали кавказцы, как правило, не сидевшие, но борзые. При этом кавказцы не доминировали, как это было в некоторых других подразделениях — их подминали более старшие, опытные и тертые жизнью «люди с прошлым». Остальная масса строителей представляла собой «рабочий контингент». В разряде пахарей числились, в основном, среднеазиаты и неблатные «очкарики» всех национальностей.

Специфика строительных войск, где солдатам не доверяют боевого оружия (поэтому, кстати, они принимают присягу, держа в руках не настоящие автоматы, а деревянные макеты) проявляется не только в том, что здесь служит абсолютное большинство призываемых в Советскую армию бывших зеков. В строительные части засовывают все охвостья призывной молодежи, включая наркоманов, хроников и калек, не годных больше ни к какой другой службе. Однажды Полторацкий пошел в баню в неурочное время и застал там мывшуюся стройроту. Татуированная элита вольготно заняла все скамьи, душ и парилку, а остальная шушера скученно толпилась возле краников с водой. Полторацкий обратил внимание на двух солдатиков-азиатов: маленького роста, худых и очень смуглых. Вместо солидных мужских приборов между ног у них болтались какие-то крошечные висюльки. На вид пацанам было не больше одиннадцати-двенадцати дет.

— Что это за звереныши? — поинтересовался Игорь у Джона.

— Да ну их нафиг. Доходяги, один кирпич унести не могут. И не сделаешь им ничего — страшно трогать. Щелкнешь по лбу легонько — они уже умирают. Сейчас эти уродцы через день в наряды ходят — одну швабру вдвоем таскают! (Джон не преувеличивал — швабра в стройроте представляла собой грандиозное сооружение, сваренное из железных труб; весила она не меньше пуда, зато драила полы до блеска).

Потом Полторацкий видел этих солдат в строю. Утопая в ватниках, они с трудом ковыляли в сапогах, приходившимся им до колен.

Но изредка попадали в стройроту и выдающиеся люди. Однажды в санчасти Полторацкий познакомился с симпатичным и серьезным парнем Леней, призванным в армию сразу после окончания иняза. Он отлично знал несколько романских языков — французский, испанский, итальянский, и даже румынский. Культурный близорукий Леня работал помощником бетонщика — вручную месил раствор лопатой. В качестве «компенсации» за урезанный срок службы (после окончания вуза служат полтора года) буйные «шишкари» метелили бедного Леню постоянно, и если бы за него не вписался авторитетный земляк, Лене пришлось бы совсем туго. Интересно, что за время службы неутомимый полиглот выучил дополнительно к имеющимся еще узбекский, азербайджанский и грузинский языки.

После возвращения в ТЭЧ Полторацкий наведывался в стройроту часто, преимущественно по вечерам. Помимо ведения приятных разговоров, Полторацкий пил с ротными авторитетами водку, играл в карты на интерес, сражался в настольный теннис (Игорь, игравший в пинг-понг на уровне перворазрядника, обыгрывал всех). В знак уважения к Гошиным интеллектуальным и спортивным достоинствам местный умелец Вайшвилла бесплатно вставил Полторацкому рондолевую фиксу на верхний зуб, где у Игоря стояла пломба. Здесь, в стройроте, Полторацкий впервые увидел настоящего бугра. Еще по карасевке Игорь познакомился с «отцом азиков» Реджебовым, который поставил дело так, что при встрече с ним все гарнизонные азербайджанцы кланялись в пояс. Но Леша Татарчуков пошел гораздо дальше.

Леша, в свое время отбарабанивший два года на малолетке и четыре на «взросляке», одевался исключительно в гражданку, предпочитая свитера, фирменные джинсы и кроссовки. В казарме Леша устраивал церемонии с элементами театрализации. Возьмем, скажем, утреннее пробуждение. На этот случай существовал строго разработанный ритуал, видимо, слизанный из практики средневекового королевского двора. Один «придворный» свешивал на пол Лешины ноги, другой — помогал подняться, третий — подсовывал тапочки, четвертый произносил: «Доброе утро, Алексей Геннадьевич!». Затем «королю» подносили тазик с теплой водой и Леша сидя умывался. Затем Лешу здесь же брили, протирали харю лосьоном и одевали. Одновременно «мажордом» объявлял, сколько Леше осталось до дембеля и пел дембельские песенки. Бережно поддерживаемый под руки, Леша вставал, и на этом сложный процесс заканчивался — передвигался Леша уже без посторонней помощи.

Громилы с хлеборезами

Как-то, после сравнительно долгого перерыва, Полторацкий в очередной раз наведался в стройроту. Дело было после отбоя, часов в одиннадцать. Обычно в это время рота жила полной жизнью: смотрела телевизор, рубала, пела, играла. На этот раз в кубрике стояла мертвая тишина и свет был погашен, что Полторацкого удивило. Гоша включил свет и весело проорал:

— Вы чего это залегли, суслики? Устали от непосильного труда в сфере капитального строительства? Подъем! Леха, вставай, в теннис сыграем!

В ответ в Полторацкого был запущен сапог. Вслед за сапогом прилетела громкая ругань, составленная из наиболее оскорбительных русско-кавказских ругательств. Игорь пошел на шум. Навстречу ему выскочил незнакомый рослый кавказец с тонкими усиками, массивными кулаками и недобрыми намерениями. Полторацкий коротким ударом отбросил агрессора далеко назад, но тут же с коек как по команде соскочило сразу несколько человек и кинулись на Игоря. Гоше пришлось нелегко — ребята были резкие и злые. В общем и целом Полторацкий защищался удачно, пока не почувствовал какой-то непорядок с правой рукой. Гоша мельком взглянул на правое предплечье. Из-под длинного разреза на рукаве кителя проступало кровавое пятно. Нож! Игорь инстинктивно отпрыгнул назад и обнаружил, что у всех оставшихся на ногах противников в руках поблескивали лезвия разной длины. Полторацкий органически боялся холодного оружия. Каждый раз, когда ему приходилось идти на нож, Игорь подавлял в себе липкий животный страх. А тут сразу несколько громил с хлеборезами! Это уже слишком. Полторацкий выскочил в коридор и побежал к выходу. Сзади раздался топот. Но звуку Игорь определил, что преследует его один человек. Ну что ж, хана смельчаку! Игорь миновал длинный коридор, выбежал на улицу и налег на дверь. Раздухарившийся кавказец стал крушить дверь с разбега. Один мощный толчок Игорь удержал, а на второй отошел от двери. Азартный преследователь грохнул в незапертую дверь, с шумом вылетел наружу и плюхнулся в снежный сугроб. Игорь навалился сверху, вывернул неудачнику руку, отобрал нож и безжалостно истоптал.

Утолив жажду мести, Полторацкий вернулся в свою казарму, где разобрался с поврежденной рукой. Рана оказалась пустяковой — длинная и глубокая царапина.