Авиатор: назад в СССР 8 (СИ) - Дорин Михаил

Даже в кожаной куртке было некомфортно. Видимо, напряжение было слишком сильным, что теперь меня зазнобило.

— Давай спиртику налью, — сказал Елисеевич и пошёл к своему огромному ящику с запасным имуществом.

— Не, не! Воды дай, — сказал я, замахав руками.

— Сергеич, ты чего? Ты как воробышек на морозе сейчас. Давай пять капель и успокоишься, — продолжал настаивать Дубок.

— Неа. Пить вредно, Елисеевич. Давай воды, а то пересохло в горле.

— Как знаешь. Эх, и чего тебя туда послали! Руки бы оторвал тому, кто такие решения принимает, — сказал Дубок, протянул мне крышку от клетчатого термоса и налил туда чаю. — Это лучше будет.

— Спасибо, — ответил я, но вкус у чая оказался до боли знакомым, хоть и сладкий.

Легендарный репейник или верблюжья колючка! Не убился на посадке, так обосрусь до смерти от этого отвара!

— Елисеевич, ты специально мне колючку налил?

— Она полезная. Есть ещё спирт и самогон. Выбирай, — улыбнулся он.

— У тебя прям одни лечебные отвары в наличии, — сказал я и повернулся на звук приближающегося УАЗика.

Из «таблетки», остановившейся рядом с самолётом выскочил Валера в кожаной куртке, фуражке и с большой радиостанцией на спине. Её антена была сломана посередине, а гарнитура болталась у него на шее, словно стетоскоп у доктора.

— Поздравляю, Серый! Можешь себе записать посадку в минимуме, — весело сказал он и крепко обнял меня.

— Аккуратнее, а то колючку разольём, — ответил я. — Спасибо, дружище! Как ты на ближнем приводе оказался?

— РП отправил, как это и положено по документам. Бажанян с Буяновым мяли свои грудные мышцы. Ждали чего-то.

Похоже, моя мысль про боязнь командиров взять на себя ответственность была верной.

Войдя в класс постановки задач в штабе, я был встречен очень тепло своими братьями по крылу.

— Товарищи офицеры! — картинно подал команду рыжий комэска штурмовиков Арсений Павлович, и все подскочили со своих мест.

На лицах всех собравшихся были радостные улыбки. Кто-то даже поаплодировал.

Причём это не выглядело, как попытка надо мной посмеяться. Это некое проявление уважения к человеку, который смог преодолеть страх и выйти победителем со сложнейшей ситуации. Пускай и не без помощи своих коллег.

— Да ладно вам, товарищ подполковник, — сказал я, пожав протянутую мне руку.

— Как это ладно⁈ В такую нелётную погоду сел. Это заслуживает уважения, — ответил он, похлопав меня по плечу.

— Просто повезло, — сказал я. — Плюс Валера и группа руководства отлично сработала, всем спасибо!

— В такие моменты понимаешь, что не только лётчики служат в авиации, верно? — сказал Арсений Павлович и я, молча, кивнул.

После такой тёплой встречи и недолгого рассказа о своих ощущениях в класс вошли Бажанян и Буянов.

— Садитесь, — сказал Араратович, когда все встали, приветствовав его. — Где Родин? — спросил он.

— Здесь, товарищ подполковник, — произнёс я, встав со своего места.

Так и быть, готов принять поздравления и сказать несколько слов о той помощи, которую мне оказали все службы. Бажанян медленно подошёл ко мне и поднял руку, чтобы протянуть мне её для рукопожатия. Мне несложно, и я сделал подобный жест навстречу ему.

— Понятно. Посадил самолёт — молодец, — сказал Араратович, указав на меня своим длинным пальцем, и отвернулся в сторону. — Сегодня был тот самый случай, когда риск не был оправдан.

Чего он такое говорит?

— Не хочешь спросить почему? — поинтересовался Бажанян.

В мою сторону повернулся Буянов, осмотревший меня снизу вверх. Что-то два этих дяди мне последнее время не нравятся.

— Почему, товарищ подполковник? — спросил я.

— Зачем было сажать самолёт в такую погоду, если есть порядок действий в подобных случаях. Выход в безопасную зону и катапультирование. Всё! Что вы там устроили, товарищ старший лейтенант? — чуть повысил голос Бажанян.

Ну, не хочет хвалить — не надо. Зачем всем показывать себя Крутым Уокером из одноимённого сериала в будущем?

— Товарищ подполковник, я готов с вами обсудить этот случай, если здесь будут присутствовать РП и руководитель зоны посадки. Они осуществляли управление воздушным движением…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Почему ты не дождался принятия решения командованием? Тут, конечно, и руководитель полётами вклинился и начал самовольничать, но это с вас ответственность не снимает, — сказал Бажанян и сел на своё место.

Я выдержал паузу, чтобы снизить градус закипания. Какая-то ерунда происходит в нашем полку после смерти Томина. Каждый сам за себя, командиры ответственности боятся, а на носу переучивание на новый самолёт.

— Что можете сказать в своё оправдание? — спросил Араратович и Валера не сдержался, чтобы не захихикать. — Что смешного Гаврюк? Встаньте, товарищ капитан.

Валера медленно поднялся и перестал улыбаться. Его куртка была ещё влажной от мороси, а волосы растрепались.

— Ничего. Просто предлагаю наказать старшего лейтенанта Родина за просчёты в организации полётов, вылившиеся в посадку лётчика с несоответствием его уровня подготовки метеоусловиям на аэродроме посадки, — сказал Валера и Бажанян вскочил со своего места.

— Ты также считаешь, Родин? — спросил Араратович.

— Так точно, — спокойно ответил я.

— С завтрашнего дня оба отстранены от полётов. Командиру эскадрильи подполковнику Буянову организовать сдачу зачётов Гаврюку и Родину. Вопросы? Все свободны, — сказал Бажанян и первым вышел из класса.

Глава 21

Недоумение? А как ещё отнестись к такой реакции командира полка. Будто я специально должен был прыгать, дабы ещё больше подвергнуть свою жизнь опасности. Да и не было у меня такого приказа!

— Ладно, Серый! Не расстраивайся… — начал меня успокаивать Валера, похлопав по плечу.

— Не расстраиваюсь. Мне непонятно, в чём я провинился, — сказал я и, расталкивая всех, заспешил за Бажаняном.

Догнал я Араратовича только возле командирского УАЗика, в который он садился вместе с Буяновым. А ведь раньше, что он, что комэска в Баграме уезжали с нами на большой машине. В Шинданде можно и пешком дойти до модулей.

— Товарищ командир, разрешите обратиться? — подбежал я к Бажаняну.

— Чего тебе?

— Я не совсем понял, почему меня отстранили от полётов.

— Вот как поймёшь, так и подходи. Обсудим, — махнул он рукой в сторону.

— Мы могли бы сейчас обсудить это. Ситуация не совсем обычная…

— Родин, ты совсем оборзел⁈ Мамой клянусь, будешь возмущаться, выговором ты у меня не отделаешься, — воскликнул Араратович.

— И тем не менее, какие у вас ко мне претензии, что вы решили меня просто отстранить от полётов? Гаврюка, между прочим, тоже, — продолжил спрашивать я и Бажанян стал закипать, как самовар.

Сейчас дым из ушей повалит. Я уже готовился слушать армянские нецензурные выражения, но из штаба стали выходить другие лётчики. Араратович в этот момент подошёл вплотную ко мне и начал говорить достаточно тихо, чтобы слышать могли только я и он.

— Родин, мне не нравится, что в моём стаде паршивая овца. Тем более, очень хитрая, умная и говорливая. Ты меня понял? — подмигнул он мне.

Прекрасное сравнение! Назвать полк стадом, а людей овцами — очень уважительно по отношению к своим боевым товарищам и подчинённым. Кажется, не нравится Бажаняну, что я часто общаюсь с представителями особого отдела.

— Мои беседы с особистами не содержат и намёка на раскрытие внутренних дел в коллективе. Если вы об этом, конечно, — сказал я.

— А я не верю в такие совпадения! Слишком часто мне приходится в последнее время бывать «на приёме» в дивизии. И в этом замешан ты. Меня чуйка в таких случаях не подводит.

— То есть, вы мне мстите? Если так, то, что вы хотите этим показать? — спросил я.

— Мальчик, слишком ты никчёмен, чтобы я ещё мстил тебе, — сказал Бажанян и сел в УАЗик. — У тебя был шанс оказаться на правильной стороне. Ты остался с Гаврюком. Плюс решил пойти по пути стукача.