Пуля уже в пути - Игорь Рябов

Служивый искривил губы в некотором подобии улыбки. Склонившись в мою сторону, полез правой рукой в карман штанов, нащупывая там зажигалку.

Вообще-то прием этот древний, но почему-то безотказный. Локтем я наотмашь, по-злодейски, несколько раз заехал ему по физиономии. Бил резко, уверенно и не жалея сил. А затем развернувшись к нему вполоборота, добавил сложенными в замок руками, метя в висок. Короткая схватка на импровизированном ринге прошла за считанные секунды и была прервана ввиду явного превосходства одной из сторон.

Мой противник сперва позеленел лицом, а затем, покрывшись брызгами крови из разбитого носа, отправился в нокаут. Глазки его закатились, выставив напоказ белки. Кровь отхлынула от лица, и он превратился из зеленоватого в бледного, как поганка.

Водитель армейской колымаги так и не успел что-либо понять в произошедшей у него за спиной кутерьме. Услышав позади себя шум и возню, он нажал на тормоз и попытался оглянуться. Но в этот момент я уже управился с сержантом и переключил все внимание на него.

Мои руки, описав широкую дугу, появились перед ничего не соображающей харей служивого и потянули его назад. Наручники отлично исполнили роль импровизированной удавки, впившись металлом в его горло. Да так славно постарались, что я почувствовал даже через них, как у водителя судорожно задергался кадык.

Машина замерла, прижавшись к обочине дороги и заглохнув. Водитель конвульсивно дергался, отце-пившись от руля, и пытался освободиться от удушливой петли. А я все продолжал сжимать ее и вытягивать солдатика на себя.

— Лучше не дергайся, — ласково приговаривал я, стягивая удавку. — А то могу ненароком и шею свернуть. Так и в гроб положат, если не смогут выпрямить.

Водитель уже наполовину переместился в зад легковушки, неестественно выгнувшись на своем сиденье. Наши глаза встретились, и я понял, что осталось еще минуточку потерпеть, и все кончится. Лицо его приобрело нездоровый синюшный цвет, а веки налились свинцовой тяжестью, хотя и не могли закрыться, так как глаза от натуги и нехватки кислорода вылезти из орбит.

Наконец он обмяк, перестав сопротивляться.

Я нащупал у него в кармане заветный маленький ключик и извлек его на свет божий. Открывать наручники самому себе было неудобно, но справился я с этой проблемой неожиданно быстро. Сняв их со своих рук, я стремительно нацепил браслеты на клешни сержанта, привалившегося головой к окошку рядом со мной.

Выгрузив из его карманов изъятые у меня вещи, я распихал их по привычным местам. Пистолет сунул в правый карман пальто, сигареты и зажигалку — в левый. А уж деньги, если несколько сотенных бумажек имеют право так называться, отправились во внутренний.

Приложив пальцы к шее водилы, я затих, пытаясь нащупать бьющуюся артерию. Через несколько секунд я ощутил несколько слабых толчков в кончики пальцев.

— Жить будет. — Я поскреб пятерней в затылке, словно размышляя. — Вот только не знаю, долго ли.

Приоткрыв дверку с той стороны, где блаженствовал сержант, первым не выдержавший мой стремительный натиск, я ногами столкнул его на землю. Он мягко шлепнулся на обочину, только ноги продолжали торчать в салоне, нелепо задравшись вверх. И на них красовались совсем не армейские кирзачи, а добротные гражданские ботинки.

Выбравшись из салона со своей стороны, я обогнул машину сзади и, подхватив служивого под мышки, поволок в глубокий кювет. Когда мне показалось, что его не будет видно с дороги, я просто бросил парня на произвол судьбы. Вернувшись к «уазику», переждал несколько минут, пока мимо промчались машины. Когда трасса опустела на какое-то время, отправил следом за первым воякой и водилу.

В кармане у служивого обнаружилось удостоверение сотрудника особого отдела какой-то войсковой части.

— Ух ты! — невольно вырвалось у меня при таком открытии. — Нет, я совсем перестаю что-либо понимать в происходящей кутерьме.

Я бросил удостоверение на грудь сержанту.

— Отдыхайте, братцы, — сплюнув тягучую слюну, я выбрался на дорогу. — День был тяжелый, умаялись поди. Отлежитесь малость и можете потихоньку двигать к своим. А мне ждать вас некогда. Пора продолжить круиз по Нижегородчине.

И я уселся за руль.

«Уазик», фыркнув движком, выбросил из выхлопной трубы малюсенькое сизое облачко и тронулся в путь. Пропустив идущий на обгон «МАЗ» с большим прицепом, я пристроился ему в хвост и старался не отставать.

До Нижнего Новгорода оставалось всего ничего. Меньше чем через час, если двигаться такими темпами, я буду уже в городе. Вот только что там ждет меня, оставалось покрыто мраком. И последний поворот событий окончательно перепутал и без того совершенно непонятный пасьянс. А разбираться в нем придется, хочу я этого или нет.

Пока меня не очень беспокоила возможная встреча с ГИБДД. Машина с армейскими номерами. Для гаишников она интереса не представляет. А военную инспекцию если увидишь, то можно гвоздем на стенке об этом нацарапать, чтобы осталось на века в памяти потомков.

— Эх, — невольно вырвалось у меня, — сейчас бы кофе с булочкой, да на печку с дурочкой… Устал я носиться зайцем по полям.

Я вдруг понял, что за смутная тревога гложет меня. Ксюшка. Лукавого и чуть прищуренного взгляда ее серых глаз мне не хватало все эти дни. Так хочется увидеть Оксану. И так страшно будет услышать от Вадима, что она не добралась до Нижнего и у него не появлялась. Что тогда делать? Землю носом рыть, но найти во что бы то ни стало. Надеюсь, этого не потребуется.

Глава 19

«Уазик» я бросил, как только попал в места, где уже можно было воспользоваться городским общественным транспортом. Уселся в полупустую маршрутку.

И через полчаса уже вышагивал в направлении Вадькиной девятиэтажки. Перед глазами маячил образ Ксюшки, счастливо сверкающей огромными серыми глазищами, а в ушах звучал ее переливчатый смех. Выкинув в кусты окурок, я вошел в подъезд, вызвал лифт, поднялся на четвертый этаж.

Я уверенно нажал на кнопку звонка и расплылся в радостно-дурашливой улыбке.

За дверью послышались неторопливые шаги. Затем Вадькин голос громко спросил:

— Кто?

— Филин в шерстяном пальто!

Дверь, звякнув цепочкой, раскрылась во всю ширь, и в проеме нарисовалась крепкая фигура Сысоева. Втащив меня за грудки внутрь, он тут же крепко сжал в объятиях, словно собирался переломать мне кости.

— Через порог не здороваются, — прорычал он прямо в ухо, обаятельно прищурившись. — Живой, значит.

— Ты полегче, — я попытался вывернуться из его цепких лап. — А то так можно и с жизнью распрощаться. Стоило от стольких опасностей уворачиваться, чтобы ты меня на радостях задушил насмерть.

Вадим ослабил хватку и, отступив на шаг, принялся меня рассматривать. Затем протянул широкую ладонь:

— Ну здравствуй, Филин! Ты нисколько не изменился, все такой же, чертяка.

— Можно подумать, мы не виделись лет пятьсот. — Я пожал его руку и, скинув пальто, по-хозяйски бросил его на пуфик. Пистолет глухо ударился об пол. — Если мне не изменяет память, ты провожал нас на поезд, когда мы с девчонками отправились в Москву, собираясь в Швейцарию. И было это совсем недавно. А ты думал, что у меня во лбу пара лишних дырок прибавится за это время?

Я пристально посмотрел на друга. А затем недоуменно стал озираться по сторонам. Чего-то явно не хватало здесь.

— А ты почему один? — Вадик подтолкнул меня к кухне, где мы с ним любили зависать вечерами, стоило мне очутиться у него в гостях. — Мог бы и Ксюшку захватить. Или она еще уроки не сделала?

Я остолбенело замер.

— Ты чего? — Вадик насильно поволок меня в уютную кухоньку.

— Какая, к черту, Ксюшка! — Я чуть было не закричал, и тут же перешел на вкрадчивый шепот. — Она же у тебя должна быть.

Вадик стоял рядом нахмурившись. Ничего не понимая, он хлопал ресницами.

— Она приехала к тебе, как я просил ее?

— Да, только…

— Я же сказал этой несносной девчонке, чтобы из дома ни шагу, — и обреченно хлопнулся на ближайший табурет, едва не сломав его ножки. — Вадик, я так на тебя надеялся. Блин…

И заковыристо выругался, не выбирая выражений.

— Она и была здесь у меня, — он стал горячо оправдываться. — А вчера я возвращаюсь с работы, дома пусто, как в бочке. И записка на столе.

Он быстро сорвался из кухни в комнату. Погромыхав там ящиками серванта, торжествующее промычал что-то нечленораздельное и так же быстро явился назад.

— Вот нашел. Здесь все предельно ясно написано.

Он сунул мне в руку клочок бумаги, вырванный из обычной ученической тетради в клеточку. Я стал читать. Рука подрагивала от волнения, и строчки плясали перед глазами. Текст, написанный почерком, очень похожим на Ксюшкин, гласил:

«Вадик! Извини, что исчезла не прощаясь. Не волнуйся, так нужно. Игорек потом все тебе объяснит. Оксана».