Распеленать память - Ирина Николаевна Зорина

и деятелям культуры. – Всех, кто нам помешает (это не угроза), сотрем и пойдем вперед, вы знаете, как вал – он идет и всё сметает. Октябрьский вал – он еще идет, и он сметет всё на своем пути и будет смело и уверенно идти. Пока мы не создадим коммунистическое общество, никого не пощадим».

И тем не менее на московских кухнях собирались и горячо обсуждали начавшиеся гонения на Солженицына, процесс над Синявским и Даниэлем, слушали Галича, Окуджаву. Но за ними пристально наблюдали бойцы невидимого фронта, владевшие методами. И методы эти они начали успешно применять.

Вот и Карякин, с головой окунувшийся в эти встречи, сделался легкой мишенью для гэбэшной провокации, которая имела серьезные последствия.

Осенью 1965 года написал он для Румянцева (тот взял его в «Правду» спецкором) статью «Партия и интеллигенция». По своей привычке, правил написанное до последнего момента и верстку таскал с собой. Оказался в один злополучный вечер в доме Петра Якира, где собирались очень разные люди, в том числе и провокаторы. Уходил навеселе, и в подворотне его избили (чуть не лишился глаза) и выкрали портфель. А в 8 часов утра верстка статьи лежала уже на столе А. Н. Шелепина, возглавлявшего Комитет государственной безопасности.

«Железный Шурик», выходец из комсомола, пригретый поначалу Хрущевым, стал одним из организаторов его снятия. Человек весьма амбициозный, он мечтал занять место генсека при поддержке молодых комсомольских волков. Убирал своими методами на этом пути «либерально-ревизионистское отребье». Но слега просчитался с Брежневым и через два года оказался на задворках партийной камарильи.

Но тогда, осенью 1965 года, ему нужно было снять Румянцева. Алексея Матвеевича обвинили в том, что он не согласовал эту статью, не пустил ее по «верхам», как тогда полагалось. Провинился академик Румянцев перед партией, взял под крыло безответственных «ревизионистов», к тому же теряющих важные документы. Вот и отправили академика в Академию наук.

И все-таки арьергардные бои интеллигенции против ползучей реставрации сталинизма продолжались. Главным прибежищем сторонников «оттепели» стал журнал «Новый мир». Карякин еще раньше сблизился с Александром Исаевичем Солженицыным и даже уговорил его отдать Румянцеву (пока тот еще был главным редактором «Правды») рукопись романа «В круге первом» с надеждой что-нибудь из романа напечатать. Естественно, напечатать не удалось, зато удалось спасти один экземпляр романа, когда все другие копии были арестованы, и переправить его в «Новый мир», обманув ищеек КГБ.

В ноябре 1966 года в Малом зале Центрального дома литераторов на расширенном заседании бюро секции прозы Московской писательской организации прошло обсуждение романа Солженицына «Раковый корпус». В защиту выступили А. М. Борщаговский, В. А. Каверин, Ю. Ф. Карякин, Е. Ю. Мальцев, А. М. Турков, Г. Я. Бакланов. До публикации дело так и не дошло, но Солженицыну разрешили выступить в некоторых научных институтах (курчатовском, востоковедения). В декабре планировались выступления в Университете им. Баумана, в Авиационном государственном научном центре им. Жуковского, МГУ, но все они были уже запрещены.

Последний легальный прорыв автор «Архипелага ГУЛАГ» пытался совершить на IV съезде Союза писателей весной 1967-го, обратившись к делегатам съезда с письмом об отмене цензуры. Его поддержали более восьмидесяти писателей. Но и здесь большинство оказалось агрессивно-послушным.

В июле 1966 года Карякин публикует в «Иностранной литературе» (редактором этого нового журнала был другой «птенец гнезда Румянцева», Б. С. Рюриков) небольшую статью «О невинности и порочности дилетантизма». Она была написана против тех, кто намеревался «перепрыгнуть через поколение ХХ съезда» (это выражение было в ходу у высшего партийного руководства). Поскольку упоминать имя Сталина в негативном ключе уже было нельзя, он ввел образ «карлика», завораживающего рефлексирующих интеллигентов своей непомерной тенью: служить карлику – недостойно, а великану – можно.

Но это были последние проявления свободы. «Оттепель» кончалась, я этого еще не понимала и скоро сама стала объектом интереса КГБ из-за слишком вольного общения с иностранцами.

Как меня вербовали в осведомители КГБ

Я вернулась в Институт мировой экономики и международных отношений. Надо было срочно заканчивать, а точнее, начинать писать диссертацию. В моем аспирантском загашнике оставалось всего полтора года. Тема диссертации была «Христианско-демократическая партия Чили». Попробую немного пояснить мой научный интерес.

В сентябре 1964 года лидер ХДП Эдуардо Фрей пришел к власти в Чили. Начался очень интересный реформистский эксперимент. Мне был интересен Фрей как политик и как писатель, я к тому времени прочла все его книги. Особенно мне нравилась одна: «Еще есть время». Я даже обыграла в своей статье это название в такой формулировке: «Есть время, нет власти, есть власть, не хватает времени». Вечная проблема всех реформаторов. Нетерпение массы, толпы. Угроза революции или военного переворота.

С чего начать? Отправилась в Ленинку. Сижу, работаю (конец августа или начало сентября), и вдруг меня неведомым путем вытаскивает из читального зала Ирина Крейндлина из Иностранной комиссии Союза писателей, жена нашего друга, писателя и хирурга, лечившего всех писателей Москвы, Юлия Крелина (его писательский псевдоним).

– У нас ЧП, – сразу берет она быка за рога. – Загуляла Нинка Булгакова (переводчица с испанского в Иностранной комиссии Союза писателей), не вернулась из Тбилиси. А тем временем утром прилетел из Чили по приглашению Союза писателей СССР Гильермо Атиас, секретарь Союза чилийских писателей, лауреат Национальной премии. Прилетел с женой. Их никто не встретил в аэропорту. Они сидят в гостинице «Аэрофлота». Выручай. Ты же специалист по Чили, испанский знаешь, к тому же на машине. Дуй туда, ублажи их и привези в нашу гостиницу. Мы потом тебя оформим. Завтра их надо отвезти в Ясную Поляну, а вечером – прием в чилийском посольстве.

Надо так надо. Сдала книги и прямиком на Ленинградский проспект.

Вспомнилось, как попала впросак в Праге, когда мне поручили встретить Луиса Корвалана, генерального секретаря Компартии Чили. Обычно для встречи генерального секретаря «братской компартии» выделялась черная «Волга», ну и конечно, какой-нибудь важный представитель журнала лобызал гостя. Я этих правил не знала. Поехала на аэродром одна на своем «москвиче». Встретила Корвалана, засыпала его вопросами – что происходит в стране. Корвалан отвечал неохотно и все время озирался по сторонам. Наконец спросил: «А где встречающие, где машина?»

Тут уже я оторопела: «Так я же вас встречаю, и машина тут рядом», – показываю на свой маленький «москвич». Генсек недовольно хмыкнул, но в машину сел. А потом мне устроили выволочку в протокольном отделе журнала.

– «Предупреждать надо!» – огрызнулась я. И в ответ услышала: «Понаехали тут черт-те кто…»

Чилийский национальный лауреат оказался симпатичным старым коротышкой, никаких претензий к тому,