Семейные беседы: романы, повести, рассказы - Наталия Гинзбург

Они остановились в Трастевере на небольшой площади с фонтаном. Элизабетта с собакой вышли.

– Пока, Элизабетта, – сказал Освальдо.

Элизабетта скрылась в подъезде красного дома.

– Хоть бы словечко проронила, – заметила Мара.

– Она стесняется.

– Невоспитанная. Даже не взглянула на ребенка. Будто его и нет. Не нравится мне цвет твоего дома.

– Это не мой дом. Здесь живет моя жена с Элизабеттой. А я живу отдельно.

– Я знаю. Просто забыла. Ты вечно говоришь о своей жене, так что у меня и из головы вон, что ты живешь один. Кстати, дай мне свой номер телефона. У меня есть только телефон лавочки. Может, мне что-нибудь понадобится ночью.

– Умоляю, не звони мне по ночам. Я с таким трудом засыпаю.

– Ты никогда не приглашаешь меня к себе. Летом, помнишь, мы встретились на улице, у меня был такой огромный живот, и я тебе сказала, что хочу принять душ. А ты сказал, что в вашем квартале нет воды.

– Так оно и было.

– Я тогда жила в монастырском пансионе, а там позволялось мыться только по воскресеньям.

– А как ты попала к монашкам?

– Они дешево брали. Сперва я жила на виа Кассиа. А потом поссорилась с этими своими друзьями. Они обозлились, что я испортила ихнюю кинокамеру. Сказали, чтоб я убиралась в Нови-Лигуре к своим двоюродным. И денег дали на дорогу. Они, вообще-то, люди ничего. Но что мне делать в Нови-Лигуре? Эти двоюродные про меня уже давно ничего не знают. Если б увидели меня с таким пузом, замертво бы попадали. А потом, у них дома куча народу, а денег нет. Он-то, конечно, лучше, чем она.

– Кто это «он»?

– Он. Тот, что живет на виа Кассиа. А жена у него жадная до денег. Он подобрей. Работает на телевидении. Обещал, как только я рожу, устроить меня на работу. Может, я ему позвоню.

– А почему «может»?

– Он меня спросил, хорошо ли я знаю английский, и я сказала, что да, а это неправда, я по-английски ни бум-бум.

Квартира на виа дей Префетти состояла из трех смежных комнат. В последней комнате была балконная дверь с пыльными занавесками. Окна выходили во двор. На балконе стояла сушилка для белья, и на ней болталась фланелевая ночная рубашка бледно-сиреневого цвета.

– Сушилка мне очень пригодится, – сказала Мара.

– А чья это рубашка? – спросил Освальдо.

– Не моя. Я здесь никогда не была. Это квартира одной знакомой девушки, но она ей не пользуется. А рубашка не знаю чья. Но не ее, точно. Она вообще не надевает ночных рубашек, тем более фланелевых. Спит голышом. Я прочла где-то, что финны спят голыми и от этого очень здоровеют.

– Так ты сюда приехала, даже не посмотрев квартиру?

– Ну конечно. Это же бесплатно. Моя дорогая подружка пустила меня сюда задаром.

В комнате стоял круглый стол, покрытый клеенкой в белую и красную клетку, и двуспальная кровать, застеленная покрывалом с бахромой из бледно-сиреневой синельки. В средней комнате были электроплитка, умывальник, метла, календарь на стене, тарелки и кастрюли на полу. А в первой ничего не было.

– Поставь вскипятить воду, – сказала Мара. – Здесь все есть. Подруга говорит, что здесь все есть. Миска. Чашка. Вилка. И ложка.

– Я не вижу вилок, – сказал Освальдо.

– Господи! Не везет мне с вилками. Ладно, взобью МОЛОКО ЛОЖКОЙ.

– Да и ложек не вижу. Одни ножи.

– Господи! Правда, у меня есть пластмассовая ложки. Мне ее кудрявая подарила. Только ее кипятить нельзя – расплавится. Вот чем плоха пластмасса.

Она вынула ребенка из сумки и положила на кровать. У него были длинные черные волосики. Пеленкой ему служило цветастое полотенце. Он потянулся. Из полотенца высунулись ножки в огромных голубых шерстяных носках.

– Тебе и со стульями не везет. – С этими словами Освальдо вышел на балкон, принес оттуда шезлонг с продранным полотном и уселся.

– Я вообще невезучая, – сказала Мара. Она сидела на кровати, расстегнув кофточку, и кормила ребенка.

– Ты же его не взвесила, – сказал Освальдо.

– А как я его взвешу, если нет весов? Придется на глазок.

– Хочешь, я схожу в аптеку и возьму тебе весы напрокат?

– Что, и заплатишь за прокат?

– Да, заплачу.

– А я думала, ты скряга. Сам всегда говорил, что ты скряга и нищий. Что у тебя ничего нет и даже кровать, на которой ты спишь, принадлежит твоей жене.

– Я действительно скряга и нищий. Но за прокат весов заплачу.

– После. После сходишь. А пока сиди тут. Мне надо, чтобы кто-то был рядом, когда я взбиваю порошковое молоко. Я боюсь сделать что-нибудь не так. Вдруг оно сгустками пойдет. В пансионе была кудрявая. Я звала ее, и она сразу приходила. Вот только ночью – нет, не приходила.

– Я не могу все время сидеть здесь, – сказал Освальдо. – Мне надо зайти к жене.

– Вы же разошлись. Что тебе делать у жены?

– Побуду немного с девочкой. Да и с Адой тоже. Я бываю у них почти каждый день.

– Почему же вы разошлись?

– Мы слишком разные, чтобы жить вместе.

– В чем разные?

– Разные. Она богатая. Я бедный. Она очень энергичная. Я лентяй. У нее страсть обставлять квартиру.

– А у тебя нет такой страсти?

– Нет.

– Значит, когда женился, ты надеялся стать богатым и неленивым?

– Да. Или чтоб она стала поленивее и победнее.

– Не вышло?

– Нет. Она старалась лениться, но мучилась. Даже лежа в постели, продолжала строить всякие планы. Мне казалось, что я нахожусь рядом с кипящей кастрюлей.

– А какие планы?

– Да всякие. У нее вечно планы. Сделать ремонт. Обставить квартиру старым теткам. Покрыть лаком мебель. Перестроить гаражи в картинные галереи. Случить одних собак с другими. Покрасить подкладку то у одной, то у другой вещи.

– А как ты старался разбогатеть и поменьше лениться?

– Вначале я прилагал какие-то усилия, чтобы стать побогаче. Правда, очень вялые и неумелые. Но для нее было не так уж важно, чтоб я зарабатывал деньги. Ей хотелось, чтоб я писал книги. Она этого жаждала. Требовала. Совсем меня замучила.

– А ты сказал бы ей, что не умеешь писать, – и баста.

– Я не был окончательно уверен, что не смогу писать. Иногда думаю, что, может, даже и написал бы, если б она этого не ждала. Но все время чувствовал, как меня обволакивает это ее ожидание – упорное, бескорыстное, огромное, подавляющее. Я чувствовал это даже во сне. Это меня просто убивало.

– И тогда ты ушел от нее.

– Все случилось как-то очень спокойно. Однажды я сказал ей, что хочу снова жить один. Она как будто не удивилась. С некоторых пор это ее ожидание стало сходить на нет. Она оставалась такой, как всегда, только по углам рта появились две морщинки.

– А книжная лавка? Она тоже принадлежит твоей жене?

– Нет, лавка моего дяди, он живет в Варезе. Но я сижу в ней уже столько лет, что кажется, будто она моя.

– Но книг ты так и не написал, хотя теперь один. Видно, ты умеешь только продавать книги, которые написали другие.

– Да, так и не написал. Это верно. Откуда ты знаешь?

– От Микеле. Он сказал, что ты лентяй и ничего не пишешь.

– Это правда.

– Вот бы твоя жена пришла сюда и обставила эту квартиру.

– Моя жена?

– Да, твоя жена. Если она из гаражей делает музеи, то могла бы и здесь все обставить.

– Моя жена? Да, она явилась бы немедленно. Привела бы штукатуров. Электриков. Но она бы и всю твою жизнь поменяла. Устроила бы ребенка в ясли. Тебя – на курсы английского языка. От нее покоя не жди. Все твои одежки – и вот эта жакетка с драконами – полетели бы в помойку.

– Почему? Ведь жакетка такая миленькая, – сказала Мара.

– Это не в ее стиле – жакетка с драконами. Нет-нет, это не в стиле Ады.

– Кудрявая сказала, что, может быть, я смогу поехать с ними в Трапани. Ее муж из тех мест. Он там открывает столовую. Если дела пойдут хорошо, они мне дадут работу. Им нужен кто-то, кто вел бы счета.

– А ты умеешь вести счета?

– Почти все умеют вести счета.

– Но ты, вероятно, нет.

– А кудрявая считает, что могу. Они дадут мне комнату в своей квартире над столовой. Кроме счетов я буду прибирать в доме и присматривать за их ребенком вместе с моим. Эта столовая близко от вокзала. Иногда на таких заведениях зарабатывают миллионы.

– Ты была когда-нибудь в Трапани?

– Никогда. Кудрявая немного опасается. Она не знает, как там будет, в Трапани. И как пойдет дело со столовой. Ее муж уже два раза прогорел с ресторанами. Деньги-то ее. Она даже ходила с мужем к гадателю. Он сказал, что им нужно держаться подальше от южных городов.

– Ну и что дальше?

– Ничего. У нее начались сердечные перебои. Она говорит, что ей было бы гораздо спокойней, если б я была рядом. Если ничего не подвернется, поеду туда.

– Я тебе не советую.

– А что советуешь?

– Ничего. Я вообще советов не даю.

– Ты сегодня увидишь Микеле?

– Не знаю. От Микеле советов не жди.

– Я и не жду. Но мне хотелось бы, чтоб он зашел сюда. Уж сколько времени я его не видела. Я заходила к нему в подвальчик. Тогда я еще была с пузом. На сносях, что называется. Хотела принять душ, Микеле сказал, нет горячей воды. А холодный душ, говорит, тебе вреден.