Вчерашний скандал - Лоретта Чейз

— Нет, о, Боже мой.

Она сердито взглянула на Перегрина:

— Тебе необязательно соглашаться с таким энтузиазмом.

— Но это факт, — проговорил Лайл. Он знал, что так и есть. Оливия — чудо природы, но самум тоже — одно из чудес природы. Так же как и ураганы, наводнения и землетрясения. Он вырос среди хаоса. Ратборн научил его порядку. Лайл нуждался в порядке. Он потратил последние десять лет, пытаясь жить упорядоченной, хотя временами волнительной жизнью. Ему повезло скоро осознать свою потребность, и он добивался своей мечты терпеливо и целеустремлённо.

С Оливией всё выходит из-под контроля. Хуже всего то, что сам Лайл теряет контроль над собой. Снова, и снова, и снова, и снова.

— Что ж, — проговорила девушка. — Хорошо.

Перегрин выпрямился и отошёл от стола:

— Теперь я пойду на крышу.

— На крышу! Я признаю, мои планы пошли не так, как хотелось, но нет причины, по которой мы не сможем с этим справиться. — Она отошла от стола. — Кое-что вышло из-под контроля, но это ещё не конец света. Нет необходимости прибегать к таким крайним мерам, как бросаться с крыши.

На миг Лайл просто смотрел на неё в изумлении.

— Я не собираюсь бросаться с крыши, — терпеливо проговорил он. — Я поднимаюсь, чтобы завершить свой осмотр дома. Поскольку во время ливня у меня не было возможности измерить крышу, оценить её состояние или сделать зарисовки.

— О, — только и сказала Оливия, отступая на два шага назад. — Тогда, конечно, давай.

— Броситься вниз с крыши, — пробормотал Перегрин. — В самом деле.

— Ты выглядишь расстроенным.

— Это потому, что я не знаю, плакать мне или смеяться. Или биться головой о стену, — отвечал он. — Я нуждаюсь в успокоении. Мне отчаянно нужно заняться чем-то весьма и весьма скучным.

Позже, тем же вечером

Несмотря на то, что это была не самая изысканная трапеза, Аллиер ухитрился подать на стол отменный ужин.

Это был первый приличный ужин, который довелось отведать Лайлу с тех пор, как он уехал из Лондона, осознал он. Настоящий, цивилизованный ужин за настоящим столом, с застольной беседой в относительно разумной манере. Это также был первый ужин, возглавляемый им в одном из родовых поместий.

Ко времени, когда он и дамы поднялись из-за стола и собрались у камина, суматоха прошедшего дня немного улеглась. Но не полностью. Утрата контроля с Оливией продолжала его преследовать. И Перегрин никак не мог уразуметь, каким образом её Идея приведёт его в Египет по весне. Однако он успокоился, благодаря работе проделанной здравым смыслом.

Его обычным средством от смятения или огорчения любого рода была работа. Снимая мерки, подсчитывая, делая записи, Лайл оказывался на знакомой мирной территории, даже здесь, в этом примитивном сооружении и в этом злосчастном климате.

Когда он сосредоточился на знакомых задачах, замешательство и раздражение утихли. И за это время, как теперь обнаружил граф, ураган по имени Оливия изменил окружающий ландшафт. Она, само воплощение беспорядка, создала спокойствие.

Слуги подчинились обычной рутине, и за несколько часов замок стал выглядеть жилищем, а не безлюдной крепостью.

Оглядываясь по сторонам, Лайл видел мир и порядок. Он уже забыл, каково это. Еда подействовала умиротворяюще, и вино, разумеется, сделало всё ещё более приятным. Даже Гарпии стали более забавными и менее сердитыми.

В настоящий момент они уже напились, но это было в порядке вещей. Некоторое время они молчали, поскольку Оливия читала одну из историй кузена Фредерика о замке Горвуд.

Эти истории включали в себя весь необходимый набор призраков. Там был традиционный труп, замурованный в стену — предатель, которого подвергли пыткам в темнице. Он блуждал по подвалу. Имелась также убитая горничная на сносях. Она показывалась в кухонном проходе перед свадьбами и рождениями. Была леди, являвшаяся на галерее менестрелей, когда ей заблагорассудится, и рыцарь, который в определённые дни бродил в часовне второго этажа.

Теперь Оливия дошла до призраков, которые слонялись по крыше.

— Семеро мужчин, которых обвинили в том, что они замыслили злодейское убийство, были приговорены к казни через повешение, утопление и расчленение, — читала она. — Громко протестуя и заявляя о своей невиновности, они потребовали возможности доказать её посредством испытания. Ко всеобщему удивлению, лорд Далми согласился. Он приказал отвести их на крышу южной башни и предложил им доказать свою невиновность, перепрыгнув расстояние между северной и южной башнями. Тот, кому это удастся, будет объявлен невиновным. Некоторые сторонники лорда Далми запротестовали. Они говорили, что его лордство слишком снисходителен. Никто не сумеет перепрыгнуть. Они разобьются об землю и умрут на месте. За содеянное эти люди заслуживают медленной и мучительной гибели. Но во владениях лорда Далми его слово являло собою закон. И так, один за другим, эти мужчины поднимались на парапет. Один за другим, они прыгали навстречу свободе. И один за другим, шестеро встретили свой конец.

— Шестеро? — переспросил Лайл.

— Один из них не умер, — прочитала Оливия, — и лорд Далми сдержал своё слово. Этого человека объявили невиновным, и ему позволили уйти.

Лайл рассмеялся:

— Этот бедняга выжил после падения с высоты в сто шесть футов?

— Нет, он перепрыгнул, — сказала Оливия.

— Должно быть, у него были поразительно длинные ноги, — заметила леди Вискоут.

— Ты знаешь, что говорят о длинноногих мужчинах, — хихикнула леди Купер.

— Не о ногах, Агата, — поправила её леди Вискоут. — Ступни. Как говорится, большая ступня, большой…

— Это физически невозможно, — заявил Лайл. — Этому человеку пришлось бы отрастить крылья.

— Какое расстояние между башнями? — спросила Оливия. — Ты уверен, что гибкий человек не смог бы перепрыгнуть?

— Нет ничего лучше гибкого мужчины, — мечтательно произнесла леди Купер. — Ты помнишь лорда Ардберри?

— Как можно забыть?

Лайл встретился глазами с Оливией. Она давилась смехом, так же как и он.

— Он сделал это предметом своего изучения, — сказала леди Вискоут. — С тех пор, как побывал в Индии. Какая-то секретная книга, как он говорил.

— Я думала, это была священная книга.

— Может быть, и то, и другое. В любом случае, это причина, по которой он выучил санскрит.

— Хотя ничего и читать не было нужно, ни на каких языках. Ты видела его коллекцию рисунков?

— Они стоили тысячи слов, каждый из них.

— Такие же занимательные, как и гравюры Евгении.

Лайл мысленно увидел так же явственно, словно листок бумаги лежал перед ним: Гравюры. Одно из провокационных, перечёркнутых словечек Оливии.