В погоне за Алой - Изабель Ронин

обнял меня за талию и притянул ближе. Пляж, казалось, меня расслаблял, потому что я даже не стала сопротивляться. А может, Калеб нравился мне все больше и больше.

– Что такое, Алая?

Я вдруг поняла, что уже долго смотрю в небо, погрузившись в свои мысли.

– Расскажешь, о чем ты думаешь? – Его пальцы снова переплелись с моими. Калебу нравилось переплетать пальцы. Мне тоже. Иногда, если я долго его не видела, руку покалывало, будто она по нему скучала.

Как по мне, скучать – последнее дело. Не люблю тосковать.

Тоска – путь к разбитому сердцу. Я всякий раз себя останавливала, когда понимала, что отвечаю Калебу взаимностью. Но его присутствие и постоянная забота крушили все мои барьеры.

Я всегда его отталкивала, но он возвращался. Я видела: ему интересно, чего я так боюсь, почему от него отдаляюсь.

Я замечала, как он на меня смотрит, безмолвно моля ему открыться. Когда я повернула к нему голову, что-то в его глазах заставило мое сердце екнуть.

– Калеб…

Он ничего не ответил. В этом не было необходимости. Я видела в его взгляде понимание, терпение. И я знала, что даже если ничего сейчас не скажу, Калеб не будет давить. И почему-то именно поэтому не захотелось больше молчать.

– Мне об этом трудно говорить, – начала я. – Мне нужно…

Я села, решив отодвинуться, чтобы между нами появилось пространство. Я собиралась отдать ему часть себя, раскрыть по доброй воле собственную слабость, а для этого нужна была дистанция. Некоторая защита. Я обхватила себя руками. Калеб молча сел возле меня, ожидая, что я скажу.

– Папа был единственным мужчиной, которого я любила, и единственным, кто разбил мне сердце. Я помню времена, когда он был внимательным и любящим, но потом резко изменился. В мгновение ока он стал другим человеком.

Из-за него я сама себе стала казаться… никчемной. Он мне постоянно говорил, что я недостойна любви, что это из-за меня развалились его отношения с мамой. Я чувствовала… свою вину. Он обвинял меня во всех бедах, которые с ним случились. Снова и снова. Я… я до сих пор иногда слышу его голос. Обычно у меня получается от него отвлечься, но иногда… иногда мне кажется, что он прав. – Я помотала головой, отгоняя воспоминания, осаждавшие мое сознание.

– Нет, Алая. Он сильно ошибался.

Я снова покачала головой.

– Ничего страшного. Я не хочу его больше обсуждать.

– Он тебя… обижал?

Я опустила глаза, боясь ответить.

– Алая?

Я посмотрела вверх, но ничего не сказала. Калеб кивнул, поняв, почему я не готова говорить об этом, почему я себя так веду – осторожно, упрямо, подозрительно.

Мне хотелось, чтобы он знал обо мне больше, но я боялась раскрывать ему уродливую историю собственной жизни, опасаясь, что она его отпугнет. И все же что-то в Калебе говорило, что он останется рядом. Поэтому я начала рассказ о маме с папой.

– Я как-то готовила после школы сэндвичи. Помню, я радовалась, потому что мама пообещала, что мы сходим в кино. Мы обе любили туда ходить. Это нас объединяло – фильмы. Я хотела пойти на комедию, а она – на мелодраму.

Я попыталась отвернуться, но Калеб меня остановил, молча прося не отводить взгляд. Я уступила.

– Так вот, я приготовилась, даже завернула сэндвичи и взяла попить. Я все спрятала в рюкзак, чтобы пронести с собой. Попкорн в кинотеатрах нам был не по карману, но я не переживала. Я просто хотела провести время с мамой. Когда мы уже подходили к кинотеатру, я заметила папу. Он сидел в машине. Я еще тогда подумала: «Почему он в машине? У него же нет своей..». И тут к нему подсела женщина. И они поцеловались. Мама… – Я запнулась. – Мама все видела, но ничего… ничего не сделала. Но я заметила, как ей было больно. Она… прижала к груди кулак, вот так, – сказала я, повторяя мамин жест. – И закрыла глаза, глубоко дыша. Я ждала, что она все выскажет отцу… Но она просто улыбнулась и сказала, что нам пора, иначе мы пропустим начало фильма.

Калеб обнял меня, и я растворилась в его объятиях. Я не собиралась плакать. От него пахло так хорошо. Так знакомо.

– Мама… она умерла. Я была приемная. Я не знаю своих биологических родителей, но это уже неважно. Мне была нужна только мама. Она не была идеалом, но старалась, как могла. Она его так и не забыла, и я не понимала почему. И до сих пор не пойму.

Калеб стал гладить меня по спине, и я довольно вздохнула. Было приятно. Очень приятно.

– Понимаю, – проговорил он тихонько. – Я тоже не знаю, почему мама не уходила от отца.

Он взял меня за плечо и развернул к себе так, чтобы видеть мои глаза.

– Я клянусь: когда мы поженимся, то никогда не расстанемся. Ты мое все. До самой смерти. А я – твое. Согласна?

Я в ужасе на него уставилась. Рот открылся, но я ничего не сказала. Если он так пытался меня отвлечь от грустных воспоминаний, ему это удалось.

Он ухмыльнулся и приложил мне к губам палец, делая знак замолчать.

– Дыши, – сказал он. – Все будет хорошо.

Я фыркнула, глядя на него. Я уж было собралась встать, но он обнял меня, удерживая на месте.

– Ты что, злишься, потому что у меня с собой нет кольца? – Зеленые глаза игриво блестели, но в них была глубина, хрупкость – они молили не уходить.

Я нахмурилась.

– Калеб, что за дела? – Я разволновалась, к горлу подкатывала легкая тошнота.

Он положил свой подбородок мне на макушку и усмехнулся.

– Когда я буду тебе делать предложение, это будет сногсшибательно, так что нет, сегодня ты предложения руки и сердца от меня не дождешься. Потерпи.

Это что, шутка? Я даже перестала гадать. Наверняка шутка. Он не стал бы говорить такое на полном серьезе. Не буду принимать его слова за чистую монету.

– Ты меня до сих пор не раскусила, Алая? Я ведь