Роковое наследство - Бенедиту Барбоза

— Ну-ка повтори, повтори, что ты сказала? — наступал Жеремиас.

— И повторю: я не Мариета, я не дочь вашего брата Джакомо! Я никогда не выпадала из грузовика! Никогда не работала на плантациях!.. — не отступая ни на шаг, так же громко орала бывшая Мариета.

— Господи Боже мой! А кто же ты тогда? — старик растерялся.

— Рафаэла Бердинацци, внучка вашего брата Бруну, погибшего на войне! И немедленно уезжаю к Маркусу на его машине. Извольте мне ее вернуть, и немедленно!

И уже ничего не боясь, с головокружительным чувством счастья Рафаэла набрала номер Медзенги и сказала:

— Маркус, сейчас я к тебе приеду!

А проходя мимо Жудити, обронила:

— Так устала от бесконечного вранья!

Потом Рафаэла поднялась к себе в комнату, собрала вещи. С собой она взяла только необходимое, оставив на самом видном месте чековую книжку.

— Я все сделала неправильно, — тяжело вздохнула Рафаэла. — А главное, совершенно напрасно поддалась на уговоры подонка Фаусту. Состояние нужно было ему, а не мне. И он с моей помощью хотел прибрать его к рукам. Но потом все так запуталось, что не врать уже было невозможно. Зато теперь все пойдет по-другому, хоть мне никто уже не поверить, что я все таки Бердинацци. Но пусть дядюшка-дедушка знает, что мне не нужны его паршивые деньги!

Высоко подняв голову, Мариета-Рафаэла спустилась по лестнице и уселась в машину, которая уже стояла у крыльца. Ей было жаль дядюшку, она успела к нему искренне привязаться, но что было делать? Маркус ей был дороже…

Мариета-Рафаэла уехала, и имение опустело. Старый Бердинацци вечером набрался до бесчувствия. Он пил и дальше, если бы Жудити не отобрала у него бутылку.

— Будет вам! Ничего вино не лечит. Никого оно до добра не довело.

— Медзенги! Проклятые Медзенги! — бормотал Жеремиас. — Ну погодите! Я скуплю все, что вы станете продавать. А вы продадите все — бычков, землю… Все! Видел я этого слюнтяя Маркуса, он подковы ломаной не стоит! Бруну тоже не был королем, но хватка у него была, а сынок его тряпка! Бруну? Она сказала Бруну? Тоже соврала, наверное? Он ушел на войну мальчиком, и там ему было не до романов…

На следующий день Жеремиас все рассказал Отавинью. И того тоже охватила тоска. Все разрешилось само собой, без него. А он-то, чтобы выяснить правду, собирался отправиться на поиски Луаны…

— И что же вы теперь будете делать? — спросил он.

— Ничего, — ответил старик, — больше я ничего не буду делать. Я буду ждать, когда объявится кто-то из семейства Джакомо.

Но старик тосковал, ему не хватало славной девушки, которая наполнила его существование дуновением жизни, обещанием счастья.

«Черт побери, может, она и в самом деле Бердинацци? — думал он, вдруг вспомнив ее голос, говорящий: «Домашние макароны делаются из муки, яиц, воды и любви». Он еще тогда удивился, откуда она могла узнать этот рецепт. Так говорил только Бруну, глядя, как мама ставит на стол миску с домашними макаронами. И потом, она так великолепно готовила подливу к этим макаронам. Нет, его брат Джакомо ничего в таких вещах не смыслил…»

И еще Жеремиас вспомнил, что не раз вместо тети Джованны она говорила «бабушка»… Может, она и впрямь Бердинацци? А может, только хитрая и ловкая авантюристка, которая все продумала? Но тогда почему бы ей было не прихватить с собой чековую книжку? Он отвалил ей не так уж мало денег! Или она предпочла старому дураку молодого и надеется на денежки Бруну, которые вот-вот начнет транжирить Маркус?

Вопросы, многочисленные вопросы теснились в голове Жеремиаса, и отвечала ему на них вечером бутылка вина…

В другое время, услышав, что Мариета, которую он желал похитить, едет к нему, Маркус был бы на седьмом небе, но сейчас ее приезд не порадовал его.

Узнав о приезде еще одной Мариеты Бердинацци к ним в дом, Лия с интересом спросила:

— И что ты будешь делать, Маркус?

— Пока не знаю, — честно ответил он.

— А в какой комнате она остановится? — поинтересовалась Жулия.

— Я хотел бы, чтобы в моей, — так же откровенно ответил Маркус.

Но в душе он по-прежнему чувствовал отчаяние — еще день-два, и ему придется приступить к продаже бычков, что явится первым шагом к разорению, он прекрасно понимал это.

В вечерних новостях радио сообщило: «В районе Арагвайя найден разбитый самолет. Среди обломков один обгоревший труп. Судя по всему, помощник летчика».

— Отец жив! Жив! — закричал Маркус. — Я не сомневался! Я верил!

Теперь он мог встретить Мариету! Теперь он был рад ей!

Глава 18

Зе ду Арагвайя верил, что найдет хозяина.

— Эта земля и наша река знают, что он мне как брат, — твердил он жене, — вот увидишь, я найду его, река с ним дурного не сделает.

И теперь он пропадал днями и ночами, ища Бруну Медзенгу.

Между тем работникам было задержано жалование, и, недовольные, они стали приходить к жене управляющего. Донана только руками разводила.

— Продай хоть немного бычков, — уговаривала она мужа, — не голодать же людям.

— А распоряжение продавать их кто мне отдаст? — интересовался усталый Зе.

Он уже всю округу исходил и на лошади изъездил, но все без толку. И потихоньку стал впадать в отчаяние.

— Знаешь, а ведь нам придется оставить насиженное место, — сказал он как-то жене. — Вряд ли мы с тобой уживемся с кем-нибудь из наследников.

— Я сама об этом думала, — покорно кивнула Донана, — и тоже так решила.

И они грустно посмотрели друг на друга. Даже у них оставалось все меньше и меньше надежды отыскать пропавших в сельве.

В семье Медзенга верил в то, что Бруну жив, один только Маркус. Рафаэла, глядя, как он изводится, от души жалела его.

Приехав, она рассказала свою историю, рассказала всем за обеденным столом, так что выслушали ее и Лейя, и Лия.

Лия потом спросила брата:

— Ты веришь, что она внучка Бруну Бердинацци?

— Когда я смотрю в ее глаза, то верю абсолютно всему, — со смехом ответил Маркус.

— А мне кажется, что она продолжает надеяться, что ей что-то перепадет от Жеремиаса, — задумчиво сказала Лия.

«Хотя, впрочем, кто знает, — продолжала размышлять она. — Ведь прабабушка Мариета просила похоронить ее с письмом из Италии в руках и коробкой из-под мебели, которую прислали за дядю Бруну. Рафаэла сказала, что она постоянно ходила с бабушкой Джемой на могилу Бруну и та там плакала. А пока не нашла могилы, писала письма в Бразилию, думая, что Бруну ее бросил… Жаль, впрочем, что некому подтвердить все это…»

Лейя тоже не слишком доверчиво отнеслась к рассказу Рафаэлы, но по большому счету ей сейчас было не до нее. Речь шла о ее собственном счастье — о наследстве, которое должно было достаться ей. Она могла унаследовать половину того, что принадлежало Бруну, могла стать полноправной хозяйкой!