Искушение для грешника (СИ) - Саша Кей

меня отказался.

— Не говори, что мимо проходил, — злюсь я за то, что не могу воспринимать его равнодушно.

Молча сверлит меня глазами. Не похоже на него. Обычно он за словом в карман не лезет.

— Ты мне мешаешь, — говорю. — Пропусти.

— Ты мерила платье, — говорит Олег утвердительно.

Капитана Очевидность!

Зачем ещё девушка придёт в торговый центр, в котором нет ничего, кроме свадебной атрибутики? Так и тянет спросить: «А ты тоже не нашёл подходящее?», но, наверное, я боюсь услышать, что Раевский приходил выбирать себе костюм.

Хотя представить его в роли жениха мне сложнее даже, чем девочкам-консультантам.

Мы явно затрудняем людям вход и выход из кафетерия. Видимо, чувствуя, что обстановка накалённая, посетители нам и слова не говорят, просто обтекает нас обеих сторон, бросая недовольный взглядом.

— А ты решил, что я скорбно сяду у окна оплакивать… э, даже не знаю что. Твой отказ? Сохранившиеся девственность? Что? Что должно было меня отвернуть от мысли о покупке платья?

Глаза Раевского вспыхивают злым огнём, крылья нос раздувается.

— Вот как? То есть ты и не думала бросать своего дрища-ботаника, собираясь после меня лечь под него и на зелёном бесстыжем глазу выйти за него замуж? Тогда, конечно! Если ничего не произошло, так и вообще препятствий нет! Сам Бог велел.

— Марк не дрищ, — мне становится обидно за жениха. — И вообще, чего тебе не нравится?

— Всё нравится, даже очень. Только думаю, что зря я погорячился, стоило сорвать цветочек-то.

— Ты свою шанс упустил, — огрызаюсь я, задетая за живое тем, что Олег обо мне так думает.

— Ну это как сказать, Эля, — недобро ухмыляется эта поцарапанная морда. — Я ведь знаю, что стоит пошевелить кудряшки, и ты таешь. Давай проверим. Заодно подтяну тебя по курсу молодой жены.

— А не пошёл бы ты на хрен? — взрываюсь я. Сейчас как добавлю ему росписи на самодовольной роже! — Проверяльщик хренов! Не для тебя моя кудряшки! Марк сам меня всему научит.

— Жопа Давидовна, ты сейчас испытываешь моё терпение, — цедит Олег. — По краю ходишь.

— Какого хрена? Ты белены объелся? Или ты решил, что раз я тебе не нужна, то мне больше другие мужики не светят? То-то ты конкурентов устранял. Сначала Марка, потом Лисянского.

— Что, Игореша опять нарисовался? Этот хмырь всё ещё не успокоился?

— А чего ты хотел? — вдруг успокаиваюсь я. — Чтобы я в монастырь ушла? Так ты всё правильно сказал: нам не по пути. И не видеться — здравое решение. Так какого хрена ты снова на горизонте?

Раевские делает шаг вперёд и встаёт почти в плотную ко мне. Еще немного, и я бы уткнулась носом в его футболку.

— Не сдержался, увидев, с каким счастливым лицом ты идешь нарядом для свадебного эшафота.

Я не отступаю. Пусть видит, что он меня не волнует. Не волнует, я сказала!

— Так ты за мной потащился? — насмехаюсь я, а у самой в душе против воли расцветает удовлетворение. — Следишь?

— Нет, углядел на улице, за кем мужики вслед пристраиваются! — рявкает Олег. — Не хочешь проблем на задницу — не хрен на нее джинсы обтягивающие надевать!

Я обалдеваю: на улице я в пальто. Кто там вообще в курсе, во что моя задница одета?

А Раевский все буйствует:

— И волосы свои ведьмовские перекрась, и паранджу надень. И лифчик носи! И не будет у тебя со мной проблем!

— А то что? — складываю руки на груди.

— У меня в роду были конокрады.

— Это ты мне так лошадью назвал?

— Эля, — меняет тему Раевский. — Я к тебе, может, и не полезу, но, если ты так сладенько течешь в моих руках, может, ты торопишься с выбором?

— А что? Был выбор? Ты меня замуж позвал, а я не заметила? — удивляюсь я.

— Нет, замуж — это не ко мне.

Это он мне так говорит, что хотел меня только попользовать?

— Ну тогда и нечего тут конокрадить, — рявкую я. — Обещал не лезть — не лезь. Проваливай!

— Ведьма!

— Баран!

Раевский не двигается с места.

— Ну, тогда уйду я.

Я обхожу его и заныриваю в кафе. Столик тот, что я приглядела, давно занят, да только у меня все равно теперь ни аппетита, ни желания пить капучино нет. Как разворошил всё Олег в душе. Села, а сама оглядываюсь, сквозь дверь стеклянные смотрю. А Раевского нет.

А чего я ждала? Что он как трубадур будет ждать?

Трубадур — это, видимо, тоже не к Раевскому.

Еле успокоившись, заказываю кофе и огромный кусок торта с таким количеством крема, что только при взгляде на него стоит принять инсулин. Круассаны после такого стресса — это ничтожно мало, чтобы хоть как-то выровнять душевное состояние. А то наброшусь на ни в чем невиноватую Катьку.

Блин, надо ей позвонить. А то ей просто неоткуда знать, что я её тут жду.

Достаю мобильник. Первое, что бросается в глаза, куча сообщений от Лисянского. Чёрт, я и забыла, что он собирается штурмовать мою квартиру. И если начальные сообщения были просто из разряда «Ты где?», то в конце они сводятся к тому, что Игорь мне покажет много новых поз.

Вот чего злится? Его же никто не звал, и ждать меня его тоже никто не заставлял!

Но несмотря на то, что месть удается, настроение портится окончательно, хотя по идее должно было подняться. В общем, я передумываю торчать в кафе. Надо пойти домой, забить на всё, посмотреть кино и лечь спать.

По дороге домой заглядываю в фотоателье и заказываю снимки для Смолиной. Слава богу, нынче достаточно сбросить фотки на электронную почту ателье, но выбираю я нужные кадры долго, так что, когда я возвращаюсь домой уже совсем темно.

Пока я звеню ключами возле двери, из квартиры Скворцовых высовывается Серёга.

— Тут твой хахаль приходил, — информирует меня он.

— Марк? — удивляюсь я.

— Не, тот старый. Гладкий такой, при понтах.

— И чего?

— Да ничего, я просто сказал. Он тут буянил, его Гера спустил с лестницы.

— Для тебя он не Гера, а Герман Александрович, — поправляю я Серёгу.

— Не нуди, этот хлыщ, короче, обозлился.

— А! Так это ты обо мне, что ли, беспокоишься?

— Ну, — шмыгает носом мой прыщавый рыцарь.

— Ну тогда спасибо, — хмыкаю я.

Господи, кого вообще волнуют чувства Лисянского, когда у меня самой на душе паршиво?

Только, если я думаю, что тема Игоря на сегодня закрыта, то это оказывается не так. Не успеваю я даже в душ сходить, как он звонит. Я игнорирую звонок. После продолжительного трезвона Лисянский присылается сообщение.

«Зря ты так, Элечка. Ну ничего,