Потомок Микеланджело - Анатолий Левандовский

Относительно Фуше к этому времени у Наполеона уже не было никаких сомнений. Через свою тайную полицию он многое разведал о загадочных филадельфах. И у него складывалось четкое представление о том, что герцог Отрантский как-то связан с ними. Создавалось впечатление, что Фуше если и не покровительствует братьям, то старательно выручает их каждый раз, когда они попадают в беду. Он «проморгал» бегство Лепельтье и других с острова Ре, он «ничего не знал» о личности и делах полковника Уде, он всячески выгораживал Мале с самого начала заговорщических действий мятежного генерала. И, наконец, сейчас он делал все, не останавливаясь перед клеветой на своих подчиненных, чтобы явный заговор превратить в «заговор предположений»… Конечно, он мастерски сыграл на нежелании своего властителя раздувать это дело… Сейчас Наполеон твердо решил покончить с неверным министром. Но, прежде чем это сделать, он хотел выведать все о его связях, его людях, его планах. И еще узнать досконально, какое отношение ко всему этому имеет господин Талейран, давно находившийся у императора на подозрении.

Наполеон серьезно задумался об этом, когда стал замечать возникновение странной дружбы между вечными соперниками — Талейраном и Фуше. Вскоре этот дуэт превратился в трио: к нему с воодушевлением присоединился новый австрийский посол в Париже господин Меттерних.

14

Граф Клемент Меттерних, молодой дипломат, еще совсем недавно был мало кому известен, а сейчас он становился подлинным баловнем столичных салонов. Блестящий кавалер с безукоризненными манерами, с приятной внешностью и неизменно элегантный, он пользовался успехом у светских дам, и о его амурных похождениях слагали легенды. Превозносили также его ум и такт: вдумчивый собеседник, умевший каждому сказать приятное, он в либеральных кружках слыл вольнодумцем, а среди реакционеров числился закоренелым легитимистом. Его квартира в Париже быстро сделалась центром всех политических интриг. И завсегдатаями этой квартиры сразу же оказались Талейран и Фуше.

В своем дневнике Меттерних записал:

«Ныне я близко сошелся с двумя весьма важными людьми, в прошлом — ярыми сторонниками режима, ныне — находящимися в оппозиции (правда, негласной). Это князь Беневентский и герцог Отрантский. Один — дипломат, другой — полицейский. Но в Талейране, как и в министре полиции, следует отделять человека с нравственной точки зрения от человека политического. Оба они не были бы тем, что есть, если бы были моральны. Но они оба принадлежат системе, противоположной системе их властителя; если Наполеон разрушает Европу, то Талейран и Фуше сторонники ее стабилизации и установления прочного мира. В качестве таковых они могут быть нам полезны, подобно острым режущим лезвиям, с которыми играть опасно, но которые необходимы при радикальных операциях…»

Конечно, слова о «системе» Фуше и Талейрана, рвущихся к «стабилизации Европы» и «прочному миру», дышат излишним пафосом, но в целом, переведя эти слова на более простой язык, можно догадаться, что хитрый австриец понял слабое место своих новых друзей и уже начал активный зондаж на предмет политического подкупа обоих соответственно ближайшим намерениям правительства Габсбургов.

Разумеется, Наполеон ничего не знал об этих записях, равно как и о содержании реляций, которые Меттерних регулярно отправлял в Вену. Но, как человек проницательный, он о многом догадывался; да и большой догадливости не нужно было для того, чтобы увидеть очевидное: Австрия, забыв уроки прошлого, начинала усиленно готовиться к войне.

15

Суть дела улавливалась при простом сопоставлении фактов.

Когда в середине августа Наполеон возвращался в Париж, он знал уже то, что многим не было известно: в Португалии вспыхнуло восстание, грозившее распространиться на всю страну и сомкнуться с испанским. И англичане, вдохновленные этим фактом не менее, чем Байленом, поспешили высадить десант. Это известие чуть не заставило императора изменить свой маршрут. Но в Париже его присутствие было необходимо, а в Португалии «дежурил» маршал Жюно с целой армией. После коротких колебаний Наполеон не стал менять план, рассчитывая, что новый очаг волнений будет быстро ликвидирован. Каковы же были его удивление и ярость, когда он узнал, что 30 августа армия Жюно капитулировала под Синтрой!

Две капитуляции армий, возглавляемых высшими военачальниками империи, в течение всего двух месяцев — это было слишком!

Он знал, что начнется за этим.

И началось.

Вся Европа пришла в движение. Что же касается Австрии, то она стала демонстративно вооружаться и перегруппировывать свои войска, готовясь к реваншу.

Он вызвал австрийского посла.

— Ваше правительство нарушает мирный договор. Вы удваиваете армию и подводите ее к западным границам. Ради чего, спрашивается?

Меттерних и глазом не моргнул.

— Вы ошибаетесь, сир. Я не понимаю, о чем вы говорите.

Наполеон брезгливо сморщился.

— Не собираюсь вступать в дискуссию с вами. Доложите вашему правительству, что я не хочу войны. И пусть вероломство Габсбургов обрушится на их же головы!

Меттерних поклонился.

— Я исполню ваше повеление, сир. Но мне все же думается, что вы неточно информированы…

Наполеон был информирован точно. И он, правда, в данный момент не желал войны на востоке. Его тяжко мучил юго-запад: пиренейскую историю, становившуюся непристойной и делавшую его смешным в глазах всего мира, нужно было кончать. Но при этом надо было иметь гарантии на востоке.

Эти гарантии могла дать только Россия.

В сентябре 1808 года Наполеон отправился в Эрфурт на свидание с русским царем.

16

Александр Павлович, император всероссийский, ехал в Эрфурт в довольно тревожном настроении. Он не знал точно, чего потребует от него «брат и друг», но кое о чем догадывался. Он не сомневался, что его будут отторгать от Австрии, а ссориться с Австрией не хотелось. Он ждал упреков в связи с нарушениями континентальной блокады, а эта блокада давно его раздражала — она подрывала самые основы русской экономики. В Зимний дворец шли угрожающие анонимные письма, напоминавшие, чем кончилась дружба его отца с Бонапартом. Французский «изверг» был ненавистен всем — простому народу, купечеству, дворянству, членам семьи Романовых. Даже родная мать не могла простить Александру этой дружбы и непрерывно ворчала, суля всевозможные беды. А тут еще (после Байонны) возникло и новое опасение: «узурпатор», который без зазрения совести арестовал и выслал всю фамилию испанских Бурбонов, мог ведь с такой же легкостью лишить свободы и русского императора, оказавшегося в чужой стране, в чужом городе, в его полной власти! Александр Павлович не был трусом, и эти предостережения домашних казались ему пустыми, но все же посасывало под ложечкой…

Прибыв в Эрфурт, он мгновенно забыл все страхи.

«Изверг» встретил и принял его с еще большей сердечностью, чем в Тильзите. И хотя сердечности этой Александр ни секунды не верил, стало ясно, что Наполеон заинтересован в нем, выговаривать не станет, напротив, будет заискивать.

Эрфуртская комедия длилась две недели.

Две недели французский властелин водил русского по театрам и балам, демонстрируя «партер из королей» — немецких князей и князьков, согнанных специально для этого случая, возил его в Веймар для встречи с Гете и Виландом, устраивал ежедневно торжественные завтраки, обеды и ужины — одним словом, ублажал всеми возможными способами. «Если бы Александр был женщиной, — писал Наполеон Жозефине, — я сделал бы его своей любовницей».

Но «любовница» не уступала «возлюбленному» в умении играть принятую роль. Александр был столь же ласков и «открыт» со своим «братом», так же охотно падал к нему в объятия и говорил комплименты. Однако при этом он твердо вел свою линию, на уступки не шел и старался выторговать как можно больше. В конце концов Наполеон сорвался. Во время одного из споров он вышел из себя. Вся напускная любезность мигом исчезла. Бросив на пол свою прославленную треуголку, он стал топтать ее ногами и при этом орал, словно рыночный торговец. Александр холодно взглянул на него.

— Прекратите, сир. Вы резки, а я упрям. Будем разговаривать спокойно и рассуждать, как здравые люди. А то ведь я могу и уехать…

Сказано было таким тоном, что Наполеон сразу осекся. Во все глаза глядел он на собеседника. А ведь этот и впрямь может уехать… Но откуда вдруг взялась такая прыть? Что сделало столь непоколебимым этого мягкого и ласкового византийца?..

…Если бы император французов знал о том, что произошло всего лишь несколько дней назад, он вряд ли стал бы удивляться…

17

С самого начала пребывания в Эрфурте Александр Павлович заметил, что князь Беневентский, находившийся в свите Наполеона, упорно ищет с ним встречи с глазу на глаз. Русский император от подобной встречи уклонялся. Талейран был ему неприятен. Царю была хорошо известна роль, сыгранная в убийстве герцога Энгиенского тогдашним министром иностранных дел. А главное, Александр не мог забыть, что в те дни Талейран прислал ему ноту с язвительным намеком на обстоятельства смерти Павла I. И все же хитрый француз добился своего. На одном высокопоставленном приеме он улучил момент, когда царь оказался вне обычного окружения, и подошел к нему.