Тридцать девять и девять (СИ) - Джим Вестван

заключил:

— Ну что? В легких чисто, горло в порядке. Давление, правда, повышенное и небольшое сердцебиение (еще бы: Данил просто в ярости!), так что это, скорее, нервное.

И, мило Давыдову улыбнувшись, спросил:

— Ты, часом, не влюбился?

— Нет! — мгновенно, злобно и слишком громко ответил Данил.

Валерка резко повернулся к его двери, стоя у окна в гостиной и слыша этот разговор.

Врач достал бланки рецептов и стал выписывать Данилу успокоительные средства типа валерьянки и витаминов для профилактики. «Не забудьте цианистый калий!» — хотел крикнуть ему Данил, но сдержался, взглянув на свою несчастную, измотанную мать. Но чем он может ей помочь? Он и сам не знает, как бороться!

Врач ушел, и Люда сказала, что сейчас сходит в аптеку.

— Мама! — раздраженно ответил Данил. — Я здоров! Здоров! Со мной все в порядке!

— Данечка, но ты же так похудел, ты…

— Ах, я похудел?! — вскочил он с кровати. — Вот и папа как раз здесь! Пора обедать! Я хочу есть, мама! — и он понесся на кухню.

Людка с Валеркой просто замерли в оцепенении, наблюдая, как обедает их сын. Данил с максимальной скоростью запихивал в рот все, что видел на столе: сыр, хлеб, конфету и глотал это, практически не пережевывая.

Он должен заставить себя есть, спать, нормально разговаривать! И он продолжал заталкиваться безвкусной пищей.

Он мог бы обмануть свои мысли, но он не может обмануть желудок! Его тело — не в его власти, оно отказывается без нее функционировать!

Данил не смог и пяти минут удержать у себя внутри то, что так старался туда забросить. Он резко вскочил и, влетев в туалет, вытолкнул весь свой обед в унитаз.

Он умылся в ванной и медленно, обреченно побрел в свою комнату. Все. Он сдается. Ему не хочется в кровать — у него болит голова. Сейчас он просто сядет за стол и будет ее вспоминать. Он уйдет к ней. Он больше не будет сопротивляться — это бессмысленно: он непомерно слабее. Он просто будет сидеть, думать о ней и ждать, когда все закончится. Как именно закончится — ему уже безразлично…

Взглянув на всхлипывающую у окна Люду, Валерка бросился в коридор. Ему нужно срочно что-то предпринять! Он должен наорать на него, задеть, оскорбить! Заставить встряхнуться, закричать, вернуться к жизни!

— Да что же ты делаешь?! — закричал отец Данилу, который сидел за столом, положив голову на сложенные руки. — Да ты… ты посмотри на свою мать! Ну что же это, Даня?! Что же?

— Папа, — тихо и как-то очень уверенно обратился к нему Данил, подняв спокойное лицо. — Не надо кричать. Это не поможет. Не думайте обо мне больше. Не надо больше меня трогать. Просто живите, как жили, и все. Хорошо? — и Данил снова положил голову на сомкнутые руки.

— Сыночка…

До сих пор Валерка считал себя сильным человеком. Он практически ничего не боялся в этой жизни. И теперь он понял, что бояться чего-то просто смешно! Теперь он знает, что самое страшное. Если бы с Валерки медленно сдирали кожу, это показалось бы ему приятным развлечением по сравнению с тем, что он чувствует сейчас. У него на глазах, у него на руках постепенно, неотвратимо угасает, гибнет его сын. Его мальчик, его единственный ребенок и… ну не может же быть, чтобы от этого!

Уйдя на кухню и оседлав стул, Валерка достал сигарету. Его очередное предположение казалось диким и каким-то абсурдным, ну и что? Не тот человек Валерка Давыдов, чтобы перед чем-либо отступать! Конечно, это не Валеркин случай, с ним такого произойти точно никогда бы не могло. Да только Даня совсем на него не похож. Даня ведь до сих пор ребенок. Такой наивный, впечатлительный, настежь для всех и для всего распахнутый! Трудно ему будет в этой жизни, но ничего, он справится. Для чего-то же есть у Данила отец! В конце концов, повидал Валерка на этом свете историй немало. Он, конечно, не доктор, но рецепт, подходящий к случаю, знает универсальный.

— Знаешь что, Люда? — встал со стула Валерка и потушил сигарету в пепельнице. — Иди прогуляйся.

Он видел ее непонимание, но ничего сейчас объяснять был не намерен, практически вытолкав из квартиры. Она бы обязательно подслушивала и, скорее всего, начала бы активно вмешиваться, и Валерка знает наизусть, что именно она бы говорила, как задетая мать своего единственного ребенка! Только сейчас это ничем не поможет.

Даня все так же сидел за столом, сложив руки, как школьник за партой, и опустив на них голову. Он не повернулся на звук открывающейся двери.

Войдя, Валерка нахально присел на его стол, поставив рядом с собой пепельницу.

— Посмотри на меня, сына.

— Не нужно, папа, — почти прошептал Данил, не поднимая головы. — Ты все равно не поймешь.

— Хочешь сказать, что я тупой? — внятно спросил Валерка.

— Ты нормальный! — вскинул Данил на него страдальческий взгляд. — Все вы нормальные люди, это я урод!

— Ну и как ее зовут, урод? — спокойно закурил Валерка прямо в комнате у сына, который удивительно напоминал сейчас самого себя лет в шесть, когда умолял не водить его в бассейн.

Данил вдохнул, но имени ее произнести не смог, да и зачем? Папа сам обо всем догадался! И спрашивает так просто, будто ничего необычного не происходит… Данил смотрел в его спокойное лицо с этим знакомым, хитрым и насмешливым прищуром ярко-синих глаз, с родными веселыми морщинками, словно лучики расходящимися к вискам, и дышать уже было невозможно, и ком этот не проглотить никак…

— Да начинай реветь уже, а то, смотрю, задохнешься! — улыбался ему папа, выпуская дым, и слезы сами полились из глаз. — Нормально это, Даня, нормально! Перед кем еще плакать? Я-то уж на это еще в твоем детском саду насмотрелся. Так что, расскажешь?

— Нет… — заливаясь слезами, Данил помотал головой. — Нечего рассказывать, папа! Об меня просто ноги вытерли, а я… не могу забыть, я только ее люблю и не хочу никого больше! Я только о ней все время думаю! Это было что-то такое, папа… невозможное просто! Я вообще не представлял себе, как это может быть!..

Валерка курил и ждал, пока выльет со слезами Даня свою горькую обиду и накричится о своей трагедии. Он видел, что Данил будто бы сам освобождается, описывая то, что с ним на этом чертовом курорте происходило и что он теперь чувствует. Кажется, если бы Валерка вышел сейчас из комнаты, Данил бы не остановился.

Рассказать кому — не поверят же!.. Оказывается, Валеркин фирменный хлыщ, еще со школьных лет