Я стираю свою тень (СИ) - Панченко Сергей Анатольевич

— Зат-кнись, — прошипела напарница. — Идем в дом.

Дверь закрывалась навесным замком на щеколду. Ключа на видном месте никто не оставил. Я пошел искать какую-нибудь железку, чтобы сорвать его. Айрис покрутилась на месте, подошла к цоколю, выложенному кирпичом, и вытянула из кладки кирпич. В нише лежал ключ.

— Как ты догадалась? — удивился я.

— Ты теперь каждый раз будешь удивляться? — космическая гостья несерьезно нахмурилась.

— Обещаю не каждый.

Замок открылся. Я потянул скрипнувшую дверь. В нос ударил въевшийся в стены запах корвалола. Внутри из-за зашторенных окон было сумрачно. Мы затащили свой багаж внутрь и принялись осматривать бабушкино наследство. Первый этаж представлял из себя кухню размером примерно три на четыре метра. Вдоль одной стены расположился старый гарнитур с раковиной и газовой плитой. Напротив них стоял холодильник и стол с четырьмя стульями. Вдоль стены без окна вверх поднималась узенькая лестница с перилами, ведущая на второй этаж.

— Хоромы, — иронично оценил я новую жилплощадь.

— Уютненько. Интересно, здесь есть на чем спать?

Айрис поднялась по скрипучей лестнице вверх.

— Гордей, иди сюда, — позвала она меня.

Я осторожно поднялся. Шаткая лестница дала понять, что вдвоем на нее лучше не опираться. На втором этаже с двускатным потолком находилась хорошо освещенная большим панорамным окном спальня. Видимо, хозяйка давно ею не пользовалась и благоразумно завернула всю обстановку полиэтиленовой пленкой. Здесь стояла кровать полуторного размера с подушками. Напротив комод, на котором стоял кинескопный телевизор. Они также были прикрыты пыльной пленкой. Пара табуреток. Самодельные полки с какой-то литературой. У потолка висела лампочка в тканевом абажуре веселой расцветки. Я щелкнул выключателем. Свет загорелся.

— Это уже намного лучше, — до сего момента я думал, что электричества не будет.

— А тут здорово. Уютненько. Очень хорошее место, чтобы собраться с мыслями, — Айрис приподняла край пленки, накрывающей кровать.

— Мне кажется, что здесь не предусмотрено никакого отопления. Спать будет прохладно, — домик был предназначен только для летнего использования.

— Что-нибудь придумаем, — отмахнулась от моих забот Айрис.

Пыль от пленки поднялась в воздух и попала ей в нос. Она закатила глаза под лоб и громко чихнула.

— Точно. Будь здорова.

— Спасибо, — Айрис смахнула выступившие слезы. — Как же у меня зудит скорее навести здесь чистоту.

Перекусив наскоро, мы приступили к уборке. Во время нее нашелся погреб. В полу первого этажа имелась крышка, визуально сделанная заодно с полом. Я поддел ее ложкой и приоткрыл. Из погреба пахло сыростью. Свет здесь не был проведен, и мы осветили его свечкой, которых имелось в изобилии. В погребе стояли несколько банок с консервацией с почти проржавевшими крышками. Запасам этим, судя по состоянию, был не один год. После осмотра я признал большую часть пригодной для еды.

Затем я нашел два пустых газовых баллона в пристроенном к дому с обратной стороны сарайчике. На каждом имелась наклейка службы доставки заправленных баллонов. Проблема с готовкой на долгое время отпадала. Еще в сарае лежала куча садового инструмента, от совочков и грабелек до лопат и граблей. Огородник из меня был такой себе, а из Айрис, наверное, совсем никакой. Что делать с землей на даче, я не знал.

Водопровод еще не работал. Всю воду, которую можно было использовать не для питья, мы собрали по кадкам и бочкам, имеющимся в огороде. Перемыли полы, окна, вытерли пыль со всего. Я упал без сил на закате дня. Мне уже было все равно, в каких условиях спать, лишь бы скорее оказаться в кровати. Мы поужинали баклажанной икрой из припасов хозяйки, колбасой и сыром из своих. Запили водой из бутылки и отправились на второй этаж на ночевку. Спать легли в одежде.

Айрис перед сном решила посмотреть телевизор. Он неплохо ловил с десяток каналов. Мне было плевать, что он показывает. Я обнял Айрис руками и ногами, согрелся и провалился в глубокий сон. Мне показалось, что первый вдох я сделал, когда в большое окно заглянуло солнце. Тревога и плохое настроение остались во вчера. Расставшись с прошлым, вещами и местами, с которыми себя ассоциировал, я стал свободнее, я стал другим. Вот так бегство неожиданно для меня самого открыло иные грани личности. Теперь я лучше понимал Айрис.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— С добрым утром, — произнесла она, не открывая глаз.

— С первым утром, — ответил я ей.

Глава 16

Первым делом на следующий день мы отправились в город, чтобы прикупить себе телефоны и кое-что по хозяйству. Решив, что электричкой перемещаться опаснее из-за линейной полиции и множества камер на городском вокзале, поехали автостопом. Нас подобрал ведомственный «ПАЗик», водитель которого ехал на работу. От денег он не отказался, хотя и хвалил себя всю дорогу за миролюбивый нрав и прирожденный альтруизм.

Водитель высадил нас чуть ли не на самой окраине города. Мы с Айрис немного прогулялись, рассматривая красоты свежевыстроенного спального района. Во дворах нависших над головой многоэтажек звук разносился как в колодцах, многократно повторяясь эхом. Рядом с построенными домами возводились новые, а шум работающей техники наполнял пространство непередаваемой какофонией стуков, скрипов, свистов и рычания.

— Как же тут люди живут? — удивилась Айрис, недовольно прижимая ладонями уши.

— Это ты еще в новой квартире не жила и не слышала впивающегося в стены перфоратора. Тебе повезло, что у нас был старый дом, и ремонт там делался редко. Ничего, лет пять потерпят, потом будет легче.

— Дети, выросшие в таких условиях, будут немного того, — она потрясла головой в такт звукам отбойного молотка.

— Не переживай, это будет поколение детей, засыпающих под звуки перфоратора, а не колыбельной, — успокоил я ее. — Плата за прогресс.

— Это плохо, что за прогресс платят не те, кто его придумал. Мы все жертвы чужих идей, в основе которых лежало неуемное желание осчастливить мир.

— Чем это плохо?

— По мне, так человек должен вначале сделать счастливым самого себя, а потом других научить этому. А то получается все наоборот — недовольный человек пытается осчастливить себя, придумывая способ сделать вначале счастливыми других. А это не работает. Счастье должно распространяться, как и любая зараза, от зараженного человека к здоровому. Надеюсь, ты понял, о чем я?

— Вроде бы. Счастье — это инфекция, передающаяся воздушно-капельным путем, — сформулировал я мысль, как понял сам.

— Именно. Но этого не понимают даже космические цивилизации, пытающиеся познать психологию непостоянного характера звезд. Эээх, — Айрис пнула камешек, валяющийся на тротуаре.

Он подлетел и ударился в машину, которая заорала сиреной сигнализации и заморгала огнями. Айрис на мгновение опешила.

— Валим, — она схватила меня за куртку и потянула в проход между домами.

Мы не остановились, пока не миновали два квартала. Айрис рассмеялась, как ребенок, который напакостил, но остался ненаказанным.

— Никак не привыкну, что у вас тут все личное и охраняется. Столько машин, и все стоят без дела, — она окинула взглядом пространство между домами, заставленное разноцветными личными авто. — Неэффективное использование вещей. Лучше бы они были общественными. Тогда бы их требовалось намного меньше, и они чаще были бы в работе.

— Ты не понимаешь психологию землян. Своя рубашка, как говорят у нас, ближе к телу. То есть…

— Я поняла, можешь не пояснять. Мое — это мое. Чем больше у меня есть вещей, тем я счастливее выгляжу.

— Ну, типа того. У кого-то эта идея возведена в абсолют. Самомнение у таких людей прямо пропорционально количеству денег на счете и вещей в личном владении. Такие личности никогда не согласятся, чтобы вещи, говорящие о его статусе, стали общими. Возможность возвыситься над остальными посредством богатства — единственный способ скрыть свою недалекую натуру.