Волшебный дневник - Сесилия Ахерн

— Где они стоят? — переспросила я, словно вдруг узнала о лекарстве от рака. — Отсюда…

— В Даншоглине. Полчаса, если на машине.

— Как ты добираешься туда?

— Папа меня отвозит.

А мой папа умер.

— Кстати, это твоя? — Он порылся в сумке и вытащил ручку. Одну из тех, что я стащила из стола Артура и обронила накануне.

Было же у меня такое чувство, как будто кто-то следил за мной. За мной кто-то следил.

— Где ты был вчера?

— Я…

Он задумался.

— Чего тут думать? — набросилась я на него.

— Не знаю. Нет. Да. Нет, не знаю. Ручку я нашел вчера, если ты об этом.

— Вчера тебя не было, когда я потеряла ручку.

— Обычно я тут вместе с Артуром.

Он не ответил на вопрос.

— Обычно?

— Да, обычно.

— Ты обычно тут?

— Я работаю вместе с Артуром.

— Ах, так.

— Мне показалось, ты сказала, что Артур говорил обо мне?

— Ну… да. А Розалин знает, что ты работаешь с Артуром? Уэсли кивнул.

— Понятия не имею, насколько ей нравится мое присутствие, но, когда у Артура болит спина, ему нужен помощник.

— Давно ты с ним работаешь?

Уэсли напряженно думал, глядя в пространство.

— Ну, дай сообразить. Мы с Артуром… примерно… уже три недели. Я рассмеялась.

— Мы переехали сюда лишь в прошлом месяце, — пояснил Уэсли.

— Правда? — У меня подпрыгнуло сердце. У нас с ним обнаружилось кое-что общее. — Ты откуда?

— Из Дублина.

— И я тоже! — Я была на верху блаженства, словно попала в «Великолепную пятерку»[57]. — Извини. — У меня запылало лицо. — Кажется, я немножко разволновалась, встретив представителя своей породы. И как же тебе удалось так быстро стать главарем? Заворожил их? Или научил разжигать костер?

— Я считаю, что вежливостью можно многого достичь. Шпионством, вмешательством в чужие вечеринки, оскорблениями ничего не добьешься, если хочешь обрести свое место в сообществе.

— Не хочу я обретать место в сообществе, — мрачно проговорила я. — Мне пора уходить. Мы долго молчали.

— Тебе известно, что здесь произошло? В этом самом замке? — спросила я.

— Ты имеешь в виду норманнов?

— Нет, не норманнов. Что случилось с семьей, которая жила тут совсем недавно?

— Был пожар, и все уехали.

— Прекрасно. Тебе бы писать исторические книги.

— Мы просто заняли пустовавший дом, — с улыбкой проговорил Уэсли. — А почему тебе это интересно?

— Просто интересно.

Некоторое время я чувствовала на себе его пристальный взгляд.

— Если хочешь, можем спросить их. Я поняла, что он имеет в виду ребят, которые расположились за стеной.

Оттуда доносился смех, и мне показалось, что там идет игра в бутылочку.

— Нет, не надо.

— Наверное, сестра Игнатиус знает. Ты ведь знакома с ней, правильно?

— Откуда ты знаешь?

— Я же сказал, что работаю тут. К тому же я не слепой.

— А я тебя ни разу не видела.

Он пожал плечами.

— Она сказала, чтобы я спросила у Розалин и Артура, — проговорила я.

— Вот и спроси. Знаешь, Розалин всю жизнь прожила в бунгало напротив? Если кто-то и знает обо всем, так это она. Почему бы ей не рассказать тебе, что происходило тут в последние двести лет?

Не могла же я настолько довериться ему, чтобы раскрыть тайну дневника, не разрешавшего мне расспрашивать Розалин.

— Не знаю… Не думаю, что они захотят об этом говорить. Розалин постоянно скрытничает. Наверняка они знали тех людей, и, если они умерли, я не собираюсь беспокоить их прах. Но мне кажется, умерли не все, и Розалин с Артуром их знают. Не стал бы Артур работать бесплатно. А тебе, — спросила я, щелкнув пальцами, — тебе кто платит?

— Артур. Наличными.

— Ага.

— А ты как здесь оказалась?

— Сказала же тебе: услышала вас из спальни.

— Нет. Здесь, в Килсани?

— А!

Пауза. Я быстро соображала. Нельзя говорить правду. Мне не нужна его жалость.

— Мне показалось, что Артур упоминал обо мне?

— От него много не узнаешь. Он сказал лишь, что ты и твоя мама теперь живете с ним.

— Нам пришлось, понимаешь, пришлось приехать. Скорее всего, ненадолго. Возможно, на лето. Мы продали дом. И теперь надо ждать, когда мы купим другой.

— Твоего отца тут нет?

— Нет, нет, он, ну… Он бросил маму ради другой женщины.

— Ах так, сочувствую.

— Ну да… ради двадцатилетней модели. Она знаменитая. Ее фотографии есть во всех журналах. Просто сил нет смотреть на нее.

Уэсли нахмурился, не сводя с меня взгляда, и я почувствовала себя последней дурой.

— Ты все еще видишься с ним?

— Нет. Больше не вижусь.

Я следовала указаниям моего дневника. Жаль, я не рассказала Уэсли о папе. Но мне все равно было не по себе. Я солгала Маркусу и теперь как будто совершила акт самооправдания, ведь с Маркусом получилось одно никудышное вранье, и мне не хотелось повторения этого с Уэсли. К тому же он все равно узнает у Артура, что к чему, в ближайшие десять лет.

— Уэсли, прости, я тебе соврала. — И я провела ладонью по лицу. — Мой папа… умер. Он выпрямился:

— Что? Почему?

Мне надо было что-то выдумать, например он погиб на войне или — не знаю — что-нибудь более обыкновенное, чем самоубийство.

— От рака. — Я хотела положить конец этой теме. Я не могла продолжать. Не могла. Не надо было ему задавать вопросы. — От рака яичек.

— Ох.

Сработало.

Потом я ушла. Но, прежде чем вылезти из окна, поблагодарила его. На полпути к дому я вдруг остановилась и, повернув обратно, помчалась что было духу.

— Уэсли, — прошептала я, едва отдышавшись. Он собирал банки и бутылки.

— Забыла что-нибудь?

— Ну, забыла… — шепнула я.

— А почему мы шепчемся? — спросил он шепотом, после чего, улыбнувшись, подошел к окну и уперся локтями в подоконник.

— Потому что… потому что не хочу произносить это громко.

— Ладно.

Улыбка исчезла с его лица.

— Ты решишь, что я ненормальная…

— Я уже знаю, что ты ненормальная.

— А… Ладно. Пусть. Мой папа умер не от рака.

— Да?

— Да. Я сказала неправду, потому что так проще. Хотя рак яичек не самое простое. И не совсем обычно.

Уэсли ласково улыбнулся мне:

— От чего он умер?

— Он сам убил себя. Наглотался таблеток и запил их виски. Специально. Я нашла его.

Я сдержала слезы.

Вот тут все и началось. Его лицо изменилось в точности так, как я написала в дневнике. Во взгляде читалась жалость. Он смотрел на меня, будто на чудовище. И молчал.

— Мне не хотелось врать, — сказала я и пошла прочь.

— Хорошо. Спасибо, что сказала.