Наследница - Екатерина Панова

цветка, спальни, вам бы подошла голубая, но и бирюзовая не хуже. Потом второй этаж, третий, купальни, переход в следующее крыло.

Спустя час голова шла кругом. А спустя еще два, Ясмин повалилась в кровать, которую нашла с трудом и наощупь и даже не поинтересовалась, застелена ли она. Айрис, едва разошлись зрители и ценители ее юной красоты, тут же сделалась нормальной и заботливой. Ясмин с трудом оказалась от бутербродного ужина и отправила сестрицу спать.

— Седьмой консул, — зачарована сказала Айрис перед порогом спальни. Уже совсем сонная, она прислонилась щекой к двери, от которой за метр несло пафосом и деньгами. — Ты ведь с ним спишь?

Ясмин, такая же сонная, едва не проснулась от возмущения.

— Да я этого консула впервые вижу! — возмутилась она, и Айрис апатично засмеялась.

— Да я не про него, я про твоего мастера Тихой волны, — пояснила она, и взгляд ее вдруг сделался внимательным и цепким. — Ты хоть представляешь, что такое консул? А ты, сорняк, только что не повисла на нем, когда из лодки выходила. Ни манер, ни гордости.

Переход от нежной сестры к раненому бизону был слишком резким. Что сегодня творилось с Айрис? То она милая и пушистая, как панда, то, как заряженное ружьё в последнем акте пьесы.

— А чтобы Абаль прислал сопровождающего, мне обязательно с ним спать? — осведомилась она с недоумением.

Айрис рассмеялась снова. И теперь Ясмин отчётливо видела, что Айрис вовсе не сонная, а только кажется такой. Чего она добивается? Ссоры? Увы, этого она ей дать не может. Ей абсолютно наплевать на мнение и капризы сестры. К тому же она ей не сестра, как не была сестрой настоящей Ясмин. В детстве она ее игнорировала, а в двенадцать они уже расстались.

— Ты хотя бы понимаешь, что такое консул? — снова начала та. — Один такой половину Варды в суп покрошит, а их в личном отряде всего двадцать человек! Каждый на вес золотого лотоса. Их лица почти никому неизвестны и им гарантирована полная неприкосновенность и инкогнито, и пожалуйста. Он заявляется к тебе, любезно подаёт ручку и водит, как слепую, по поместью, и все это — с открытым лицом! Осторожно, здесь идёт провод Инкардиум Телла, мастер Белого цветка, перешагните, а здесь купальни, вам больше нравится с голубой отделкой или с серебряной? — передразнила она консула. — По-твоему, это самое обычное дело в Астрели?

Айрис раскраснелась и гневно надвинулась на Ясмин. Ясмин устало смотрела на Айрис и не узнавала ее. Она ведь ей нравилась, и они, казалось, поладили. То есть, они совершенно точно ладили ещё сегодня утром.

— Ну хорошо, я сплю с Абалем, — покорно согласилась она. — Теперь-то мы пойдём спать?

— Ты! — бедняжку заколотило, словно из них двоих именно она наступила на Инкардиум. — Ты — сорванный цветок! Позор Бересклета, предвестник падения! Отец был прав, а я не поверила!

Ясмин собиралась послушать ещё, но голос Айрис делался все пронзительнее. Они выбрали симметричные спальни, поэтому Ясмин без зазрения совести оставила беснующуюся Айрис в коридоре и закрыла дверь спальни прямо у неё перед носом. Покричит и перестанет. Говорить лучше на свежую голову. И завтра она обязательно уточнит, что она там кричала про любимого папу, про цветок и предвестника.

И только перед тем, как провалиться в сон, вдруг подумала, что сорванный цветок — это обидно. Сорванным цветком в Варде называли госпожу, отдавшую благосклонность в обмен на видимые блага. Для закомплексованной общественности такое поведение было на грани фола. Не то, чтобы никто так не поступал, это не главное.

Главное, чтобы никто не поймал.

И это ей предъявила родная сестра. Как-будто не видела ее монашеский быт, белье, лишенное намека на сексуальность, наплевательское отношение к собственной внешности. Ясмин не могла быть сорванным цветком хотя бы потому, что никто не захотел ее срывать, кроме Хрисанфа.

А Хрисанфу она не далась.

Глава 16

Проснулась она от мягких волн, окатывающих тело. Что-то невидимо и слабо пробегало по коже — спина, плечи, цепь позвонков, волосы, снова плечи. Как тысячи мышиных лап, переминающих ее, превратившуюся в тесто. Ясмин с трудом открыла глаза, потом села — почти заползла, опираясь на тяжелые резные столбцы кровати, соединённый над головой в тюльпан балдахина.

Ей было дурно и одновременно хорошо. Она с трудом заставила себя открыть веки, и то, только потому, что незримые касания перетекали на грудь.

Ясмин снова упала на постель, словно из тела вынули все кости, и оно превратилось в варёное спагетти. Взгляд упорно стремился к потолку.

Кровать под ней прогнулась под двойным весом и прикосновения сделались откровенно материальными. Ясмин, заколдованно смотрящая в потолок, попыталась дернуться, но не смогла. Она бы решила, что это сонный паралич, случавшийся с ней довольно часто, если бы не касания. Это не паралич, это что-то другое. Кто-то. А потом ощутила знакомое подташнивание и поняла кто.

— Мастер Файон…

Она не была уверена, что произнесла это вслух, но он услышал. Наклонился над ней всем своим подобным змеиному телом, и тошнота накатила снова.

— Ты пытаешься что-то сказать? — наконец, налюбовавшись на ее рыбьи попытки издать человеческий звук, сказал он. Глаза у него в полутьме блестели от удовольствия. — Сейчас, я сниму сеть и память вернётся. Правда, будет немного больно, ты слишком долго была в Чернотайе, и носила сеть дольше возможного. Но ты виновата, ты скоро поймёшь, что заслужила немного наказания.

Чуть двинул пальцами, словно сматывая клубок, и Ясмин заорала от боли. Так чувствует человек, с которого живьём снимают кожу, все тело полыхает от боли и нет ни единого выжившего миллиметра.

Память, беспощадная память разорвала неровно сшитые разнокалиберные куски своей прошлой версии и хлынула рекой. Глаза, слух, ум, всю голову затопили воспоминания, которые мастер Файон старательно вытравливал из Ясмин ночь за ночью. И Ясмин не была простив. Ясмин была благодарна.

Она не хотела помнить.

Выжить в Варде можно было только двумя способами. Став лучшей или став подружкой лучшего. Ясмин, с уничтоженным даром и обожженным лицом, стать лучшей не светило. Конечно, в конце ее туннеля тоже был свет, но то был свет поминальной лампады, которую Варда лицемерно зажигает почившим.

Однажды, ненавидя себя за каждое слово, она попросила помощи у Хрисанфа, но тот только посмеялся. Сказал, что к концу сезона листопада возьмёт ее в жены и думать об уровнях ей станет некогда. Он выглядел удовлетворённым и успокоившимся.

Мастер Белого цветка ещё не вернулась, а если бы и вернулась, то промолчала бы.