Перемены - Джим Батчер

— Алло?

— Говорит Кинкейд, — произнес баритон в трубке.

Кинкейд работал у Ивы шофером, телохранителем, поваром и любимым плюшевым мишкой. А еще он был самым смертельно опасным стрелком из всех, с какими я имел ужас пересекаться по жизни… ну, и одним из сравнительно немногих людей, к которым я питал одновременно и доверие, и неприязнь. Как-то раз он описал мне метод, каким убьет меня, если это потребуется, и, должен признаться, шансы добиться результата представлялись мне почти стопроцентными. Его отличали выносливость, ум и боевой опыт, а также своеобразный кодекс чести наемника: тот, кто оплачивал его услуги, становился для него чуть не важнее самого себя, и не было еще случая, чтобы он отказался от уже заключенного контракта.

— Это Дрезден, — отозвался я. — Линию, возможно, прослушивают.

— Знаю, — буркнул Кинкейд. — Чего вам надо?

— Мне нужно отыскать ребенка. Несколько дней назад ее похитила Красная Коллегия. Мы полагаем, она находится где-то в Мексике.

— Где-то в Мексике? — переспросил Кинкейд, и я почти воочию представил себе его ухмылку. — Вы не пытались еще погулять там, покричать, позвать ее по имени?

— Я собираюсь туда, — сказал я. — Послушайте, просто известно ли ей что-нибудь или нет?

Кинкейд прикрыл чем-то микрофон — возможно, рукой. Я услышал, как он вполголоса задает вопрос. Возможно, мне даже не померещилось ответное сопрано.

Кинкейд вернулся к телефону.

— Ива говорит, что не может вмешаться. Что дело, о котором вы говорите, слишком опасно. Она не берет на себя ответственность нарушить равновесие из страха изменить результат.

— Черт подери, Кинкейд! — прорычал я. — В конце концов, она мне кое-чем обязана. Напомните ей, кто спас ее от этих гребаных психов-динарианцев.

Голос Кинкейда сделался тише, трезвее.

— Поверьте мне, Дрезден, она помнит. Но она не вольна пользоваться своими знаниями так, как это делаем мы с вами. Если она говорит, что не может сказать, она имеет в виду именно это, в самом буквальном смысле. Она чисто физически не в состоянии позволить этой информации высвободиться из ее головы.

Я врезал по стене кулаком и устало привалился к ней, закрыв глаза.

— Скажите ей, что мне позарез нужна эта информация, — попросил я. — Что если она мне не поможет, я раздобуду ее по другим каналам. Тем, что записаны у меня в зеленом блокноте.

Кинкейд снова переговорил с кем-то. На сей раз я ясно расслышал отвечавший ему голос Ивы.

— Она не может сказать вам, где находится девочка, — сказал Кинкейд. В голосе его звучали стальные нотки: он предостерегал меня от попыток давить на Иву. — Но говорит, что может назвать вам того, кто мог бы.

— Любая помощь принимается с благодарностью, — выдохнул я.

— Она просит передать вам, что прежде чем вы попытаете счастья с зеленой книгой, вы можете обдумать еще одну возможность. Полезная информация может находиться у человека, которого вам меньше всего хотелось бы видеть.

Я сразу сообразил, кого она имела в виду, и застонал.

— Черт, — пробормотал я. — Черт, черт.

Я набрал еще один номер. Секретарша осведомилась у меня, кому адресован вызов.

— Это Гарри Дрезден, — негромко представился я. — Будьте добры, соедините меня с закрытой линией мистера Марконе.

Глава двадцатая

— Не нравится мне это, — насупилась Молли. — Вы уверены, что не хотите, чтобы я вас туда сопровождала? Он ведь там не один.

— Определенно не хочу, — подтвердил я. — Мне не нужно, чтобы ты засвечивалась на его радарах.

— Пусть только попробует чего, — пробормотала Молли, стиснув кулак и стукнув им по баранке Голубого Жучка. — Заживо съем, и костей не останется.

— Нет, Молли, — возразил я по возможности тверже. — Даже не думай. Марконе, пусть он и стопроцентно смертен, но от этого не менее опасен. У большинства людей есть какие-то рамки. У него их нет.

— Если он такой опасный, чего вы тогда с ним вообще говорите?

— Потому что у него тоже имеются правила, — ответил я. — И потом… у нас с ним здесь всего лишь короткая встреча. Ты лучше последи, не вмешается ли кто посторонний. А с Марконе я разберусь сам. Идет?

— Идет, — кивнула Молли, напряженно оглядываясь по сторонам. Потом поднесла к губам жестянку энергетического напитка размером с хороший молочный пакет и сделала большой глоток, который мог бы послужить прекрасной рекламой в стиле «Не верь глазам своим — верь жажде своей». — Идет.

Я выбрался из Голубого Жучка и отправился на встречу с джентльменом Джонни Марконе, признанным королем преступного мира Чикаго.

«Бургер-кинг» только-только открылся для посетителей, но зал был уже наполовину полон. Я игнорировал Марконе до тех пор, пока не дошел до кассы. Только получив свои омлет с сосиской и чашку кофе, я направился в дальний угол, где сидел Марконе и стояла его свита.

Само собой, там не обошлось без Хендрикса в костюме размера XXL, с коротко стриженой рыжей шевелюрой. Должно быть, он начал-таки стареть, потому что со времени нашей последней встречи набрал еще несколько фунтов. Сделайся он еще чуть побольше, и ему пришлось бы получать специальное разрешение на проход по мостам. Чуть поодаль стояла мисс Гард, контролируя те зоны помещения, которые не мог видеть Хендрикс. Как всегда, она выглядела светловолосой, атлетически сложенной амазонкой, и наряд ее лишь подчеркивал соблазнительные выпуклости фигуры.

Марконе и за столиком забегаловки сидел, как за директорским столом. Его шелковый костюм стоил, возможно, дороже моей машины; он сидел, облокотившись на стол и сложив пальцы домиком. Он производил впечатление мужчины в самом расцвете сил, безукоризненного во всем, начиная с прически и кончая лакированными туфлями. Он молча смотрел, как я подхожу к столику и ставлю на него свой пластиковый поднос. Я высыпал в кофе четыре из пяти пакетиков сахара и размешал его пластмассовой палочкой.

— А вы есть не будете?

Он взглянул на часы, потом на меня. Глаза у него были цвета потертых долларовых купюр, только менее выразительные. Взгляд их изрядно нервировал, и он без малейших колебаний посмотрел на меня в упор. Мы с ним уже заглядывали в душу друг другу; собственно, именно благодаря этому я знал, насколько опасным может стать человек, сидевший передо мной, и именно поэтому старался обращаться с ним как с франтом и фанфароном. Нельзя выказывать страх перед хищником — это лишь раззадоривает его аппетит.

Я откусил кусок омлета — бледного напоминания о том, как хорош бывает настоящий домашний омлет с сосиской. Тем не менее ради публики я, жуя, изобразил на лице высшую степень удовлетворения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});