Формула успеха - Фредерик Филипс

Конечно, многие заказы немцев полностью провалились, и этой тонкой игрой филипсовский персонал овладел на всех уровнях. Однако наши заказчики не собирались принимать все на веру. Несколько раз в год из Берлина прилетали комиссии с целью выявить истинное положение дел. Мы всегда тщательно готовились к этим встречам. Объемы наших поставок в действительности были очень незначительны, но на производственных графиках, которые мы предъявляли своим гостям, неизменно рисовались резко взметнувшиеся ввысь линии. Графики обновлялись каждые полгода, а отчеты координировались так, чтобы показания различных отделов совпадали.

Когда комиссия приезжала, утро до обеда было посвящено заседаниям. К обеду же подходили очень серьезно и, несмотря на продовольственную скудость военного времени, умудрялись накрыть пышный стол. Когда переговоры возобновлялись, берлинские визитеры были уже не в том настроении, чтобы проявлять особую подозрительность. Нашей задачей было устроить так, чтобы уехали они с твердым убеждением: в самое ближайшее время дела у нас пойдут лучше. Однако нельзя и переоценивать роль графиков. Кто мог тогда знать, что спустя время, в 1942 году, те же самые показатели приведут к столь драматическим результатам…

«Вервальтеры»

Как быть с «вервальтерами»? Этот вопрос служил источником постоянного беспокойства. Их положение было далеко не простым, а мое — и того хуже. «Вервальтеров» направили к нам для того, чтобы «Филипс» работал под их контролем, в соответствии с германскими пожеланиями и интересами. Но они знали, что рассчитывать на реальное сотрудничество с нашей стороны не могут, да и мы понимали, что их начальники хотят от них большего, чем они в состоянии сделать.

Наши первые «вервальтеры», Борман и Меркель, были назначены в начале июля 1940 года. 20 июля 1942 года их сняли по распоряжению «рейхсмаршала Великой Германии». Начальство сочло, что они нам потворствуют. Надо полагать, Борман почувствовал облегчение. Он не питал слабости к нацистскому режиму и сожалел, я это знал точно, о вторжении немцев в Голландию. Он никогда не пользовался своим положением, чтобы набить карман или найти личную выгоду. Поначалу даже не был членом национал-социалистской партии — вступить в нее его вынудили позже, но партийный значок он носил только на внутренней стороне лацкана пиджака.

Меркель состоял в дружеских отношениях с некоторыми высшими офицерами. Собираясь в командировку в Берлин, он всегда набивал машину радиоприемниками, которые щедро раздаривал своим военным друзьям. Сначала нам казалось, что он гибче своего коллеги. Он часто говаривал мне, что правительство в Берлине предпочло бы поставить Голландию под начало австрийцев. Немецкий правитель Нидерландов, доктор А. Зейс-Инкварт и его комиссар по финансам и экономике, доктор Фишбок, оба австрийцы по происхождению, представляли собой, по мнению Меркеля, образец необходимой гибкости, и он предполагал, что все пойдет сказочно прекрасно.

Во второй половине лета 1940 года у меня состоялся воистину странный разговор с Меркелем. Пригласив меня в свой кабинет, он сказал:

— Господин Филипс, я хочу серьезно с вами поговорить. Я только что был в Гааге, и мне сказали, что немецкие власти крайне недовольны тем, как здесь ведется работа с национал-социалистским движением. Мы сейчас вступаем в новую эру, и было бы очень важно, если бы уважаемые нидерландские граждане присоединились к этому движению. Такие люди могли бы сделать много добра для своей нации. Вследствие этого совершенно новые отношения могли бы установиться между оккупационными властями и вашим народом.

— Господин Меркель, когда вы говорите такие вещи, я воспринимаю это как подстрекательство к измене! — ответил я.

Ничуть не задетый, он продолжил в том же духе.

— Да поймите же, господин Меркель, на мой взгляд, это не что иное, как провокация!

Но он продолжал настаивать, чтобы я присоединился к движению Квислинга, так что в конце концов я не выдержал:

— Мне лучше уйти. Обсуждать ваше предложение я не намерен.

Борман, тот никогда бы не предложил подобного. Наедине с собой он наверняка так же, как и я, клял нацистских «попутчиков». Но Меркель был из другого теста. В те дни немцы все еще полагали, что вот-вот будут править всей Европой, и, уговори меня Меркель, он высоко поднялся бы в мнении Берлина.

Характер его полностью проявился в истории с портретами Лютера и Меланхтона кисти Лукаса Кранаха Старшего, входившими в собрание моего отца. Геринг, как известно, имел большие амбиции как коллекционер произведений искусства, и собрание моего отца привлекло его внимание. Меркель лез из кожи вон, чтобы приобрести раритеты для Геринга. Мы попытались отговориться тем, что большей части коллекции в Голландии уже нет, что она перевезена в Скандинавию и оттуда, вероятно, в Америку. Истина же состояла в том, что она лежала в сейфах гаагского банка.

Таким образом, на время нам удалось отвести нападение на нашу художественную коллекцию. Но затем Геринг выразил особое желание заполучить больше работ Кранаха. Меркель снова явился справиться о двух полотнах этого художника, принадлежавших отцу, и сделал это так настоятельно, что мы сочли за лучшее изъять эти картины из тайника, чтобы избежать большего зла, обыска, и повесили их на стену. Когда Меркель снова принялся за расспросы, мы сообщили ему, что оба полотна у нас дома. Он тут же явился взглянуть на них жадным взором и заявил, что готов заплатить любые деньги. Я ответил, что они не продаются.

Поняв, что я твердо стою на своем, Меркель испробовал другую тактику. Сырье поставлялось из рук вон плохо. Меркель намекнул, что Германия может и полностью прекратить поставки сырья. Эту проблему мы жарко обсуждали на правлении. Долго судили-рядили, имеем ли право подвергнуть опасности тысячи жизней из-за пары картин, сколь бы ценны они ни были. Наконец Меркель снова явился, и Сильвия сказала: «Господин Меркель, хотите украсть у нас картины — пожалуйста. Но купить их вы не сможете никогда!» Она загодя приклеила текст лютеровского гимна «Господь — наша могучая крепость» с обратной стороны портрета Лютера. Меркель ушел с двумя картинами под мышкой.

После освобождения портрет Лютера обнаружился в Германии и вернулся к нам с текстом гимна на оборотной стороне, а портрета Меланхтона мы так больше и не увидели.

Годы спустя Меркель умер в нищете и забвении. Борман некоторое время после войны был в заключении. Когда ему было уже далеко за восемьдесят, я навестил его в Локарно. С легкой иронией мы смогли обсудить трудности, разделявшие нас в годы оккупации, и простились с миром. Большое впечатление произвело на меня то, как он ухаживал за больной женой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});