Урощая Прерикон (СИ) - Кустовский Евгений Алексеевич

Вперед выступил Франко, позади него стояли Дадли Вешатель, которому обычно было плевать на политику, не менее безразличный в обычное время старый Билл, его ячмень был уже с добрый кулак размером, а сам старик выглядел лет на двести вместо привычных ста, и Даффи — слишком трусливый, чтобы начать, но всегда достаточно злой и недовольный, чтобы подхватить. Терри Рыбак, замерший у дальней стены с ружьем наготове, пока не присоединился ни к одной из означенных сторон. Однако все знали, что если начнется пальба, рассудительный Терри встанет на сторону победителя. Рыбак очень не хотел, чтобы дошло до крови, он действительно полюбил молодую девушку, но на всякий случай зарядил оба ствола. Вскоре к скоплению народа подоспел Джек Решето, он встал позади Миража, спрятав Энни за своим огромным телом. Джек был бледен и изредка покашливал, больше с ним ничего не случилось.

— Я весь внимание, господа. Сдается мне, у вас есть что-то на уме? Иначе зачем вы здесь, когда должны отдыхать? — спросил Мираж своим обычным, покровительственным тоном.

Только один Мираж и выглядел как всегда, в его понимании, кажется, ничего сверхъестественного не происходило. Все остальные были измождены, глаза людей горели особенно ярко на фоне черных кругов болезненного загара, окружавших их. Даже у Франко, который славился огромной силой и выносливостью, кожа имела желтый с зеленоватым отливом цвет вместо характерного ему здорового, золотого налива. Очевидные проблемы со здоровьем и стали катализатором их гнева, ускорившим процесс в ином случае занявший бы недели, а то и целые месяцы с учетом дьявольской харизмы Миража.

— Для начала, может, объяснишь нам, что, черт побери, происходит?! — закричал Франко, срывая с головы берет. Матроса разъярило наплевательское отношение капитана к их бунту, его верный старпом между тем был тут как тут: грубая ладонь легла на мускулистое плечо Франко, он дернул им, чтобы сбросить ее, но она вцепилась клещом. Даффи попятился, спрятав глазки хорька, Дадли Вешатель, наоборот, сделал шаг вперед, стальная струна блеснула в его руках. Несостоявшийся кузнец, тысячу раз пожалевший за последние дни о том, что бросил родную артель и мирное ремесло, прорычал подоспевшему Кавалерии:

— Это не твое дело, пес! Валил бы в свою конуру! То ты, понимаешь, в стороне от всего, то занимаешь чью-то позицию. Определишься ли ты уже, наконец, кто ты и под кем ходишь?.. Хотя знаешь что?! Я вот сейчас подумал, может, ты уже определился, а? Тебя ведь тоже, кажется, нисколько не задело его колдовство! Те же усы, тот же взгляд мертвый, шляпа скрывает, но уверен и седины в волосах не прибавилось… А может, ты уже мертвец у колдуна в услужении? Мне рассказывали, что тебя спасли из петли. Может быть, веревка тебя таки додавила тогда, правосудие свершилось? А когда Дадли сцепился с тобой на утесе, Мираж не для того выстрелил, чтобы спасти, а для того, чтоб следы замести свой черной волшбы?!

Вместо ответа Кавалерия снял руку с плеча Франко, достал из ножен охотничий кинжал и располосовал кожу своей ладони. На камни внизу упали капли горячей крови. Не такой крови боялся Терри, он вздохнул спокойно, опустив было поднявшееся ружье. Не такого ответа ждал Франко, он был вынужден сбавить обороты.

Ну хорошо, ты меня убедил, может быть, ты и не мертвец, но с ним вот! — он показал на Миража, — с ним вот явно что-то нечисто! И с теми он знается, понимаешь, и с теми якшается. Я еще никогда не встречал таких, чтобы со всеми сразу! Так попросту не бывает! Да много ли вы сами знаете цивилизованных людей, чтоб с голозадыми братались? То, что происходит с нами, я о таком слышал, товарищи! Говорю вам, выродок только прикидывался добрячком, на деле же он сатана, выпивающий жизнь из нас грешников… — на последних словах Франко запнулся и закашлялся, эта тирада стоила ему многих сил.

Ближе к концу короткой речи голос Франко ослабел, капли пота скатывались по широкому лбу так же быстро и часто, как колеса карет катятся по Брэйввильским мостовым. Под снятым беретом, которым Франко теперь указывал своим людям на тех, кто, по его мнению, виновны во всех их бедах, скрывалась заметная плешь в окружении седых волос. Еще недавно разглядывая собственное отражение в ведре перед ночевкой у Скалы в форме скакуна, когда плешь эта была только в наметках, он ожидал, что она на макушке прорежется годам этак к сорока. К тому моменту Франко прибавил бы еще одну жизнь в довесок к уже им прожитой. Разбойник и не рассчитывал дотянуть до седин. В шутку, как и все бандиты, он обещал умереть молодым, чтобы никогда не столкнуться со старостью, неминуемой болезнью всех долгожителей. Теперь глядя на Старину Билла, он не жалел его, как прежде, — он ему сочувствовал и в то же время ненавидел: Билл стал ему зеркалом, которое честно, без прикрас показывало, как будет выглядеть Франко очень скоро, если не выберется из западни. Он встретил старость, будучи в самом расцвете сил, почти на двадцать лет раньше намеченного срока, и был уверен в том, что, умертвив колдуна, лишившего его десятилетий жизни, он вернет отнятое у него время.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ну, хоть с тем, что ты грешник, ты согласен… — скучающим голосом ответил Мираж, нисколько не впечатленный громкими словами Франко. — Право, давно меня никто не ровнял с нечистым! А что, позвольте спросить, не так?

— Он еще спрашивает! Что, понимаешь, не так? — было откашлявшийся Франко едва не зашелся кашлем снова. — Что не так?! Да все не так! Все не так с момента, как мы пошли за тобой. Повелись, дураки, на твою удачу! А она, оказывается, проклята, и разум твой тоже проклят. Ты, как выяснилось, колдун безбожный и вампир пожирающий нас!

— Дожился, однако! Чтобы головорез мне в укор ставил отсутствие веры, — ответил Мираж, закатив глаза. — Ты-то, я погляжу, уверовал быстро. Тебе много не нужно, а, дружок? Два дня не пожрал, как обычно, и готов на колени упасть? К счастью для вас, отчаявшихся, у меня отличная новость: если пойдем всю ночь без остановок, то к завтрашнему утру вы попадете в рай на земле, даю вам свое слово, а оно, как известно, железное! — Побудьте под моим руководством до завтра и убедитесь сами в этом, если же я вас обманываю, значит, и правда враг вам, делайте тогда со мной что хотите! — с этими словами Мираж плюнул себе на ладонь и протянул ее Франко.

— Тогда, может быть, уже поздно будет! — вскричал Франко, но оглянувшись, увидел, что он в меньшинстве: поняв, что дело не идет к смертоубийству, Дадли убрался восвояси; Старина Билл боялся смотреть в глаза Миражу, он о чем-то шептался с Даффи. Из доносившихся к нему обрывков их шушуканья Франко понял, что старик хочет уйти, но никак не может решиться сделать это первым, опасаясь, как бы Франко ему потом не отомстил, и потому подбивает Даффи отступить. У последнего же кишка тонка действовать первым, замять все он хочет не меньше Билла. Чертыхнувшись так громко, что Билл замолк, а Даффи вздрогнул, Франко нацепил берет на голову с такой силой, что его плешь едва не прорвала верх головного убора, как головка слишком длинного гвоздя. Не глядя Миражу в глаза, он плюнул на ладонь, быстро пожал протянутую руку Миража, сграбастав ее своей мозолистой клешней, и пошел к своей лошади, засунув руки в карманы брюк и склонив голову вниз. Первый подвернувшийся ему под ногу камень он пнул так сильно, что тот, отскочив от стены, угодил Биллу прямо в уцелевший глаз.

Когда на мгновение, уже собираясь взобраться на лошадь, Франко оглянулся, то увидел, что Мираж стоит на том же месте, где он его оставил, и смотрит ему вслед, не моргая. Присмотревшись, хмурый Франко увидел, что тот широко улыбается. Вдруг что-то невозможное случилось: лицо Миража исказилось, потекло, будто расплавленный воск. Спустя биение сердца этот воск застыл, приняв ужасающую форму: нос Миража удлинился и заострился, глаза увеличились в размерах, налились кровью, их зрачки стали желтыми и светили, как фонари. Прорезь рта расширилась, губы окостенели, кожа щек натянулась на скулах черепа сухим пергаментом. На нем тут же проступили кровавые иероглифы и черные линии мертвых сосудов, переплетенные в паутину. Тоже произошло со лбом и подбородком. Сам череп, увеличившись в размерах, стал массивным и неподвижным, напоминая маску дикарей или один из их резных тотемов. Только он принадлежал живому существу, а не рукотворному изображению духа или демона. Казалось, что не на ее он держится, а висит в воздухе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})