Антология советского детектива-43. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Корецкий Данил Аркадьевич

Хотел заполнить выпивкой и закусками погреба баркентины «Кейф», но решил пересчитать казну и обнаружил, что спустил уже много. Пришлось остановиться, задуматься. Ничего страшного, восемь лет — долгий срок, все можно возместить. Но вдруг уже завтра в дверь постучит человек от Шаха? Или, чего доброго, он сам?!

Страх заставил вернуться к мысли о Деле. Он придумал сложную многоходовую комбинацию, которая могла поправить положение, вернуть утраченное и принести немалый доход. Но... Только в том случае, если каждый участник сработает точно, умело, четко.

Началось самое трудное. Упрямо не давался в руки Федя, уходила из-под влияния Марочникова, даже Вершикова время от времени пыталась бунтовать... Чтобы держать их в повиновении, приходилось все время изобретать новые способы, что-то придумывать, постоянно плести интриги. Это раздражало, возбуждало глухую, затаенную злобу...

Прямо над ухом послышалось надрывное жужжание. Золотов открыл глаза. В толстой, геометрически правильной паутине отчаянно билась большая навозная муха. Видать, погналась за запутавшейся здесь же мошкой. Едят мухи мошкару? Впрочем, теперь она сама попадет на обед... Ишь как дергается... Чувствует что-то, соображает... Или просто инстинкт? А где же хозяин?

Паук не спеша спускался из левого верхнего угла сложной ажурной конструкции. Желто-коричневого цвета с белым крестом на жирной спине. Огромный: между кончиками передних и задних лап не меньше трех сантиметров. Мерзость!

Все как в жизни! Муха гонится за мошкой, паук сжирает муху. А есть кто-то еще более сильный и могущественный.

Он подобрал сухую, с палец толщиной ветку и сильно ударил, размозжив крестовика и сорвав паутину. Вот и все.

Он засмеялся над собой. Глупо! Ну а ты, Валерка, кто: мошка, муха или паук? Крутишься, ловчишь, старательно плетешь хитроумную паутину, опутывая тех, кто тебе нужен. Но и сам запутан в еще более крепкой и липкой, дрожишь, прислушиваясь к ее подергиванию, потому что есть пауки крупнее, сильнее и опаснее. А еще есть люди, которые могут разорить паучиные гнезда, разорвать все их сети, а самих посадить в банку и отправить куда-нибудь далеко-далеко на север, где они — и большие, и маленькие, опасные и не очень, будут заниматься непривычным для себя делом: валить лес, пилить дрова, дробить камни.

Черт возьми, те же самые мысли! Вот тебе и расслабился, отдохнул, отвлекся! Но, в общем, день прошел хорошо, одновременно сделано несколько дел. Осталось кое-что подшлифовать.

Золотов отряхнулся и вышел на трассу. Первый же частник притормозил и довез его до города. Нащупав монету, Золотов вошел в кабину телефона-автомата.

— Мэри? Жених уже ушел?

— Он и не заходил. Проводил до подъезда, и все.

«Ну и дурак», — подумал Золотов.

— Не скучаешь?

— Мне не до этого: голова раскалывается! И вообще, ты меня вытащил из постели.

— Дело поправимое. Жди, через пару часиков загляну.

Молчание.

— Слышала?

— Слышала.

Голос бесцветный, без интонаций, обреченный. Ну да плевать.

Федор лежал на кровати в одних трусах, бессмысленно глядя в потолок.

— Опять в меланхолии? Я надеялся, что сумею тебя расшевелить!

— Тошно, Валера. Все равно тошно.

— Так лечись, дурачок! Я же тебе и лекарство нашел. Или не понравилась Маринка?

Федор поднялся.

— Понравилась. Только... Какая-то она чересчур свободная, развязная, что ли.

Вот черт! Такую реакцию надо было учесть.

— Видишь ли, Федя, — печально начал Золотов, — к сожалению, это печать современной молодежи. Мы с тобой такими не были. А сейчас соблазнов много: бары, рестораны, танцульки. Все это налагает определенный отпечаток.

Он прошелся по комнате, озабоченно поглаживая затылок.

— Но у Марины все это внешнее, наносное. Она приехала из деревни, стала приспосабливаться к городской жизни и, боясь в чем-то отстать, чересчур активно копировала окружающих. А окружение — сам понимаешь. Так что она по-своему несчастная — мечется, ищет чего-то, найти не может. Ей бы помочь надо.

Краем глаза Золотов наблюдал за реакцией Федора. У того на лице отразилось сочувствие. Еще подлить маслица.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Оденься, Федя, пойдем воздухом подышим, а то ты опять закиснешь.

— Верно, — Петренко начал натягивать брюки. — Хорошо, что зашел. Одному совсем тоскливо.

— Да, кстати, — сказал Золотов, когда они вышли из дома. — Ты Марине понравился. Такой мужественный, говорит, самостоятельный, надежный. Ее можно понять: одна в городе, опереться не на кого.

Федор промолчал. Значит, достаточно на эту тему, иначе можно перегнуть палку.

— Когда у тебя рейс?

— Через пять дней уходим. Короткий конец, за месяц обернемся. А потом судно на ремонт станет.

— Ну ничего, хоть по твердой земле походишь. А то все волны, волны кругом. Небось скукотища?

— Да нет. Привык.

— А что ты вообще думаешь дальше делать? В училище поступать, тут я тебе помогу железно, а потом? Зарплату прибавят на полсотни, а остальное все то же: три-шесть месяцев в море, коротенькая передышка и опять. Не успеешь оглянуться — старость подошла. А что ты видел, кроме штормов, штилей да торговых кварталов иностранных портов? Да ничего!

— Прямо-таки и ничего? А что я вижу здесь, если на то пошло?

— Здесь? Посмотри сам!

Они проходили мимо стеклянной стены молодежного кафе. Хлопнули дверцы кофейной «Лады», выпуская двух молоденьких, едва ли достигших совершеннолетия прехорошеньких девушек. Следом с достоинством выбрались усатые молодцы в кожаных пиджаках и, оглаживая своих подруг, повели их к открытой двери, откуда вырывались бурные ритмы. Посередине зала на небольшом возвышении весело прыгали нарядно одетые пары.

— Как видишь, жизнь бьет ключом!

— Да-а-а, — скептически произнес Федор. — Кабаки, машины, девочки... На все это нужны деньги, и немалые!

— Ну уж тебе грех жаловаться!

— Имеешь в виду инвалютный оклад и импортные шмотки? Это, конечно, кое-что, но особенно не разгуляешься!

— Пожалуй. Есть у меня один знакомый, так он завез себе на дачу грузовик шампанского...

Такую байку Шах рассказывал про Полковника, насколько она достоверна, Золотов не знал, но говорил уверенно, как человек вполне осведомленный.

— ...однажды собралась у его веселая компания, шашлычки пожарили, коньячку выпили, все как полагается. А потом хозяин послал четверых ребят в погреб, и они вытаскивают ящиков десять шампанского. Гости в хохот: «Зачем столько?» А они — в дом, выносят ванну, на клумбу ставят... Хлоп, хлоп, хлоп — целый час бутылки откупоривали... Хозяин своей даме — прошу! А та была красавица, избалованная, неприступная, надменная... Но тут не устояла — разделась и бултых! Ну как! Что скажешь?

— Наверное, этот парень большой жулик!

— Да уж не маленький. И все?

— И девка, конечно, шлюха. Порядочная на виду у всех купаться не станет. Даже в шампанском.

Что же, тоже верно.

— Может быть, ты и прав. Но согласись — красиво! Кипение жизни, бурлеск! Будет что вспомнить в старости!

— Это да. Но нам так не жить.

— Почему? Все зависит от тебя!

Петренко засмеялся.

— Даже наш капитан, если будет всю жизнь инвалюту копить, и то так шиковать не сможет!

— Э, Федя, да ты узко мыслишь! Систематическое пересечение границы, разная конъюнктура рынков, перепады цен — да это же золотое дно!

— Контрабанду вертеть, что ли? На это намекаешь?

— А почему бы и нет? Это же не грабеж, не разбой и даже не кража — использование экономических законов!

— Знаю, — презрительно сплюнул Петренко. — Недавно на одном сухогрузе за такие штучки... пересажали.

— Потому что дураки. Если все хорошо продумать, риска практически не будет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А ты все хорошо продумал?

Золотов насторожился, почувствовал подвох.

— Чего я буду за тебя думать? У тебя своя голова на плечах. — Он протянул Петренко распечатанную пачку сигарет. — Но на добрый совет всегда можешь рассчитывать. Жизнь-то я знаю получше.