Последний шанс - Лиана Мориарти

– Спасибо, в крайнем случае всегда можно посмотреть в Интернете, – говорит Софи.

Грейс вежливо смеется, словно услышала шутку. А Софи благоговейно ступает по коричневому линолеуму кухонного пола.

– Стоило мне войти сюда, и по коже побежали мурашки.

– Это, наверное, из-за холода. Я и сама замерзла. – Грейс подпрыгивает на месте, засунув руки под мышки. – Значит, так: когда рассказываешь про кухню, оставляешь перевернутый стул и пятна крови на самый конец. Сперва объясни, что Элис приходилось управляться по хозяйству без водопровода, электричества, кухонного комбайна и микроволновки. Никакого холодильника. У них не было даже ледника. Если в твоей группе найдутся женщины старше семидесяти, тебя будут часто прерывать. Бабки наверняка захотят рассказать тебе о своей жизни во время Великой депрессии и станут уверять, что она была труднее, чем у Элис. Нельзя проявлять к ним интерес, а иначе они никогда не замолчат. Тетя Конни говорила, бывало: «Расскажете мне об этом после экскурсии». Кстати, постарайся ни к чему не прикасаться, пока ходишь по кухне. Люди очень серьезно воспринимают фразу «И с тех пор здесь ничего не трогали».

– А разве это не правда? – спрашивает Софи.

– Ну… Марджи очень осторожно сметает пыль. А вот Энигма постоянно переставляет вещи, и однажды Вероника, проводя экскурсию, споткнулась о перевернутый стул и смахнула со стола газету с кроссвордом и ручку. Так что, как сказали бы эксперты, место преступления довольно сильно загрязнено.

Софи рассматривает газету, лежащую на выскобленном кухонном столе. Газетный лист сложен пополам, ручка сверху. Кроссворд разгадан примерно наполовину.

– Интересно, кто решал кроссворд – Элис или Джек?

– Наверное, Джек, а бедная Элис надрывалась по хозяйству, пекла пирог.

– По-моему, почерк больше похож на женский.

– Разве? – Грейс недоверчиво хмыкает и продолжает инструктировать Софи: – Итак, нарисовав картину домашней идиллии, ты затем показываешь посетителям стул и пятна крови. Кто-нибудь спросит: «Почему вы уверены, что это кровь?» Ты холодно посмотришь на этого человека и скажешь: «Мы не уверены. Мы вообще ни в чем не уверены, за исключением того, что это очень загадочная история».

Софи опускается на корточки и рассматривает цепочку коричневатых пятен, идущих от задней двери к стулу.

– Непохоже, чтобы человек умер, потеряв столько крови.

– Я совершенно уверена, что тетя Конни никого не убивала, – отвечает Грейс. – Просто Вероника не может простить ей, что она оставила дом тебе. А теперь пойдем в спальню.

Крошечную спальню почти целиком занимает двуспальная кровать с бледно-розовым покрывалом. Рядом с кроватью стоят умывальник с тазом и кувшином и, конечно, детская кроватка.

– Не забудь показать углубление в подушке, оставленное детской головкой, – говорит Грейс. – Публика это любит.

Софи всматривается в кроватку:

– На самом деле я ничего не вижу.

Грейс дотрагивается до подушки и делает углубление в форме детской головы.

– Вот, пожалуйста.

Софи разочарованно смеется:

– Ты разрушаешь волшебство.

– Тетя Марджи каждый месяц стирает белье.

– О-о… – Софи умолкает. – Интересно, как чувствует себя твоя бабушка Энигма, когда видит эту кроватку? Очевидно, родители любили ее, но она никогда не видела их и даже не знает, что с ними случилось.

– О-о, иногда бабушка притворяется, что страшно расстроена всем этим, но на самом деле ей нравится быть брошенным ребенком Элис и Джека. Погоди, вот увидишь, как она станет слоняться здесь в следующем месяце, когда будут отмечать очередную годовщину.

– Может быть, где-то глубоко-глубоко в душе она по-прежнему тоскует по родной матери, – вздыхает Софи. – Говорят, младенцы уже сразу после рождения узнают мамин голос.

– Младенцам все равно, кто за ними ухаживает, лишь бы их вовремя кормили и содержали в чистоте.

– По-твоему, Джейк не будет по тебе скучать, если ты вдруг исчезнешь?

– Нисколечко.

– А я уверена, что будет!

– Не будет! Вырастет и даже не вспомнит обо мне.

– Ну, может быть, неосознанно.

– Значит, ты думаешь, что все приемные дети подсознательно тоскуют по своим настоящим родителям?

Похоже, Грейс сильно заинтересовалась этой темой. Странно, что всего минуту назад она держалась отстраненно, а теперь вдруг принялась так настойчиво выспрашивать собеседницу. О господи, неужели Грейс – приемный ребенок? Не обидела ли ее Софи, предположив, что она психологически неполноценна?

– Нет, я не это имела в виду.

– А что?

– Сама не знаю. По правде говоря, я совершенно не разбираюсь в грудных детях.

Грейс, не глядя на Софи, поправляет угол матраса в кроватке.

– А ты хотела бы иметь своего ребенка?

«Черт! Опять собеседование при приеме на работу».

– Да. Очень. Но похоже, это так и останется мечтой. Никак не могу найти подходящего мужчину, а мои биологические часы тикают очень быстро. Мне ведь уже тридцать девять. Детородный возраст того и гляди закончится.

«Ну-ну, давай расскажи о своих самых сокровенных страхах. Почему бы и нет? А Грейс не скажет тебе даже, что думает о ПОГОДЕ».

– Но тобой наверняка интересуются многие мужчины.

– Спасибо за комплимент, однако, увы, это не совсем так. – «Твой муж на днях коснулся моей руки. Это считается?» – Давненько у меня уже не было серьезных отношений. Правда, как тебе известно, на прошлой неделе мне назначали свидание сразу двое мужчин.

Грейс сердито смотрит на нее:

– Ты мне не говорила об этом!

– Правда? Я точно помню, что рассказывала Кэллуму. Тебя, наверное, в этот момент просто не было рядом.

Софи ожидает, что Грейс начнет по-женски восторгаться, но нет – она явно раздражена.

– А тебя интересует кто-нибудь из них?

– Я их почти не знаю. Но вообще-то, оба не особенно меня привлекают.

– Ну так это просто здорово!

– Прости? – Софи в замешательстве смотрит на Грейс, которая растирает лоб пальцами. – Что – просто здорово?

Та поднимает глаза:

– Извини. У меня бывают ужасные приступы мигрени, и я чувствую, что сейчас голова разболится. Не возражаешь, если мы закончим в другой раз?

– Конечно нет. Бедняжка. Тебе лучше пойти домой и прилечь.

Запирая дверь, Грейс серьезно произносит:

– Мне надо с тобой как-нибудь поговорить, ладно?

Софи смотрит, как Грейс спускается с холма, засунув руки в карманы кофты и опустив плечи.

Наверное, у нее очень сильно болит голова.

– Почему ты не сказал мне, что за Софи ухаживают сразу двое мужчин?

Кэллум на миг отрывает глаза от газеты и смотрит на жену мутным взором:

– Не знаю. Наверное, я думал, что ты уже знаешь.

– Я не знала.

– Ну а теперь знаешь.

Он продолжает читать. Грейс сильно раздосадована. Этот глупец наверняка упустит Софи!

– Полагаю, ни один из кавалеров не подходит Софи, – говорит она. – Мне кажется, ей идеально подошел бы ты.

Фыркнув, Кэллум переворачивает страницу:

– К несчастью для нее, я уже занят.

Грейс впивается ногтями в ладони. Не получается. Он даже не проявляет интереса! Ей необходимо внушить мужу эту мысль.

– Вообще-то, я считаю, ты очень нравишься Софи.

– Как друг.

– Нет, она влюблена в тебя. Я видела, какие взгляды она на тебя бросает.

Теперь Кэллум смотрит на жену серьезно:

– В чем дело? Надеюсь, ты не ревнуешь меня к Софи?

Надо срочно сбавить темп! Кэллум чертовски принципиален. Если Грейс разыграет ревность, он перестанет общаться с Софи. Ей просто нужно польстить его мужскому самолюбию.

– Конечно нет. Просто хочу сказать: будь ты свободен, Софи добивалась бы тебя.

– Но я женат и не собираюсь разводиться. Меня вполне устраивает моя семейная жизнь.

Лицо Кэллума выражает такое простодушие, что Грейс, смущенная его искренностью, отводит взгляд.

Муж спрашивает:

– Как ты себя чувствуешь, милая? С тобой все хорошо? Ты сегодня сама не своя.

– Да ничего подобного, ты просто не хочешь признать, что я такая.

– Прошу прощения?

– В этом моя суть. У тебя всегда было какое-то неверное представление обо мне.

Говоря так, Грейс чувствует, что это правда. Кэллум отказывается признать ее истинное уродство. Утомительно и не очень честно все время притворяться.

Муж аккуратно складывает газету и проводит пальцем по сгибу.

– Что ты хочешь этим сказать, Грейс?

– Ты видишь то, что хочешь видеть. Принимаешь желаемое за действительное.

Она корчит гримасу печального клоуна. Может, он наконец сообразит.

– Не понимаю, в чем ты меня обвиняешь. Не понимаю даже, о чем мы вообще говорим, – произносит он слегка дрожащим голосом.

– Ты меня совершенно не знаешь.

– Что за ерунда, Грейс? Ты моя жена. Мать моего ребенка!

– Зачем столько пафоса? Ты сказал, что я сегодня сама не своя, а я тебе говорю: да просто я такая и есть. Не важно, принимаешь ты это или нет.

Кэллум вздрагивает, словно она ударила его по щеке. У него испуганные, полные слез глаза.