Священный цветок - Генри Хаггард

Во время этой схватки меня ранили саблей в голову — вот шрам, оставшийся после этой раны, — он откинул в сторону прядь своих длинных волос и показал нам большой шрам, ясно видимый при свете луны. — Удар ошеломил меня, и я лишился чувств — это было вечером, при закате солнца. Когда я очнулся, уже был день. Все ушли, за исключением одной женщины, которая ухаживала за мной. Она почти обезумела от горя, так как ее муж и двое сыновей были убиты арабами, а третий сын и дочь были похищены. Я спросил, где моя молодая жена. И в ответ услышал, что она тоже похищена часов восемь или десять тому назад. Арабы заметили в море огни и, думая, что это английский военный корабль, крейсирующий вдоль побережья, поспешно ушли в глубь страны. Прежде чем бежать, они добили раненых, но не тронули меня, так как думали, что я мертв.

Сама же старая женщина спряталась от арабов в скалах на берегу и после их ухода вернулась в дом, где нашла меня чуть живым. Я спросил ее, куда уведена моя жена. Она ответила, что не знает, но слышала, что арабы направились куда-то за сотню миль от берега для встречи со своим предводителем, негодяем по имени Хассан-бен-Магомет, которому они намерены подарить мою жену. Мы знали этого негодяя, так как по прибытии в Килву, до открытия ими враждебных действий против нас, он заболел оспой, и моя жена ухаживала за ним во время болезни. Если бы не она, он наверняка умер бы. Во время нападения на нас он — хотя и был предводителем всей шайки — отсутствовал, будучи занят набегом внутри страны. Эти ужасные новости так потрясли меня, что я, уже обессиленный потерей крови, снова лишился сознания. Очнулся я только спустя два дня на борту голландского торгового судна, шедшего в Занзибар. Арабы видели огни этого судна и приняли его за английский военный корабль. Оно остановилось в Килве, чтобы запастись водой. Матросы, найдя меня едва живым на веранде дома, из сострадания перенесли меня на свое судно. Старой женщины они не видели. Я полагаю, что при их приближении она убежала. В Занзибаре я почти умирающим был передан священнику нашей миссии. В его доме я долгое время лежал в почти безнадежном состоянии.

Прошло шесть месяцев, прежде чем мой рассудок пришел в нормальное состояние. Некоторые и теперь считают меня ненормальным, быть может в числе них и вы, Аллан. Рана, нанесенная мне в голову, зажила после того, как один весьма искусный английский морской хирург удалил из нее осколки раздробленной кости. Силы снова вернулись ко мне. Я был и остался до настоящего времени американским подданным. В те дни в Занзибаре не было американского консула (да и теперь вряд ли есть) и, тем более, американских военных судов. Английские власти предприняли кое-что, но они ничего не могли сделать, так как области, прилегавшие к Килве, находились во власти арабских работорговцев, поддерживаемых разбойником, называвшим себя занзибарским султаном.

Он снова остановился, охваченный своими печальными воспоминаниями.

— Вы больше никогда не слышали о своей жене? — спросил Стивен.

— Слышал в Занзибаре от одного невольника, купленного и отпущенного на свободу нашей миссией. Он говорил, что видел одну женщину, отвечавшую моему описанию, в некоем месте, которого я не мог точно установить. Он мог сказать только то, что оно находится в пятнадцати днях пути от побережья. Она находится у черных людей неизвестного племени, которые, по-видимому, нашли ее в кустарнике. Он заметил, что эти черные относятся к ней с большим почтением, хотя не понимают ее речи.

Вскоре он был взят в плен арабами, которые, как он узнал впоследствии, разыскивали эту белую женщину. На следующий день человек, рассказавший мне это, заболел воспалением легких; будучи чрезвычайно слабым после пережитого в неволе, он не перенес болезни и вскоре умер. Теперь вы понимаете, почему мне не хотелось ехать через Килву.

— Да, — сказал я, — теперь нам стало ясно это и многое другое, о чем мы поговорим потом. Но откуда вы теперь появились и как случилось, что вы прибыли как раз вовремя?

— Я направился сюда кружным путем, который покажу вам на карте, — ответил он. — По дороге с моей ногой произошло маленькое несчастье (здесь Стивен и я посмотрели друг на друга), которое заставило меня пролежать в кафрской хижине целых шесть недель. Поправившись, я не мог хорошо ходить и поэтому начал ездить на приученных мною к этому быках. Белый бык, которого вы видели, последний из них. Остальные погибли от укусов мухи цеце. Смутное опасение, которого я не могу определить, заставило меня ехать сюда как можно скорее. В течение двадцати четырех часов я ехал почти без остановки. Достигнув сегодня утром земель мазиту, я нашел их пустыми. Некоторые женщины и девушки узнали меня и украсили этими цветами. Они сказали мне, что все мужчины ушли в город Безу на какое-то большое торжество. Что было причиной этого торжества — они не знали. Я поспешил сюда и, слава Богу, прибыл как раз вовремя. Все это очень длинная история. Подробности ее я расскажу вам потом. Теперь вы слишком устали. Но что это за шум?

Я прислушался и узнал ликующее пение зулусских охотников, которые возвращались с дикого зрелища, имевшего место на рыночной площади. Они пришли во главе с Самми, который теперь совсем не был похож на прежнего плачущего Самми, шедшего около двух часов тому назад на казнь. Теперь он был в весьма веселом настроении духа. На его шее висела связка амулетов, по-видимому принадлежавшая Имбоцви.

— Мистер Квотермейн! Это наша военная добыча, — сказал он, указывая на украшения покойного колдуна.

— Убирайся вон, мерзкий щенок! — сказал я. — Мы больше ничего не хотим знать. Лучше пойди и приготовь нам поужинать.

Он вышел, ничуть не смутившись. Охотники принесли с собой какой-то большой предмет, оказавшийся телом Ханса.

Вначале я испугался, думая, что он мертв, но после внимательного осмотра увидел, что он находится в состоянии, похожем на опьянение от опия. Брат Джон приказал завернуть его в одеяло и положить у огня. Потом к нам подошел Мавово и уселся перед нами на корточки.

— Ну что скажешь мне, отец мой Макумазан? — спросил он.

— Слова благодарности, Мавово. Если бы не ты, Имбоцви прикончил бы меня. Его нож едва задел меня, не проколов даже кожи.

Мавово махнул рукою, как бы желая сказать, что не придает значения такой малой услуге, и спросил, смотря мне прямо в глаза:

— А что ты скажешь о моей змее?

— То, что ты оказался прав, — смущенно ответил я. — Все произошло так, как ты предсказывал, но почему — я не знаю.

— Это потому, мой отец, что вы, белые люди, так тщеславны. Вы думаете, что только вы одни обладаете всею мудростью. Теперь ты видишь, что это не так. Теперь я доволен. Все ложные колдуны мертвы, мой отец, и я думаю, что Имбоцви…