Неподходящая девчонка (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

– Наташ, – зовет Костя, я поднимаю на него глаза. Он вздыхает, качая головой.

– Не знаю, как и сказать… Я повел себя, как полное дерьмо. Я должен был поговорить с тобой, а вместо это развел шпионскую деятельность… Втянул в итоге тебя в это все… Поставил под угрозу.

– Ты… Ты узнал обо мне с Игорем? – задаю вопрос, глядя на свои пальцы.

– Да…

– Как?

Я-то была уверена, об этом никто никогда не узнает. О чем вообще узнавать, когда я даже родителям не называла настоящего имени. Слишком боялась, что каким-то образом обнаружат связь с той роковой ночью и Козыревым.

– Черт, – Костя трет виски пальцами. – Я… Я нашел у тебя в ящике стола флешку. – Смотрю на него расширенными глазами, он быстро поясняет. – Я не специально, честно. Просто наткнулся на рисунки, стал смотреть, а там флешки. Я думал, это наша фотосессия. А там оказалось кое-что другое.

– И ты решил, что я… – киваю, не договаривая. Что ж, наверное, логично.

– Я не знал, что думать, Нат. Я допускал мысль, что это случайность, но тогда почему ты не рассказала ничего мне или Илье? Я всю голову себе сломал…

– И решил покопаться в моей жизни, – грустно усмехаюсь, глядя в окно.

– Да, – отвечает Костя, помедлив. – Теперь я понимаю, надо было просто спросить… Но тогда… На меня посыпались все эти новости о тебе. Я просто потерялся. И поступил… Поступил неправильно.

– Ну почему же, – усмехаюсь я. – Зато узнал обо мне правду… Подтвердил мысль, что я неподходящая, да?

Улыбаюсь вымученно, поворачиваясь к нему.

– Я боялась говорить о фотографиях, потому что не знала, кому они могут навредить. Тебе, Илье… Я не хотела зла ни одному из вас и решила просто промолчать.

Снова устанавливается тишина. Наблюдаю, как удаляются машины, оставляя клубы пыли на дороге, потом прикрываю глаза.

– Я слышал то, что он говорил, Наташ, – произносит тихо Костя, я сжимаю руками плечи, словно меня бьет озноб. – Это полный… Не знаю, как я сообщу об этом Илье…

– Он имеет право знать правду.

– Конечно, – откликается Костя. – Каждый имеет… И ты тоже имела. Ты… – мы смотрим друг на друга. – Как ты жила с этим столько лет, Наташ? С таким чувством вины?

Я ежусь, опуская голову.

Я не хочу думать об этом, не хочу вспоминать, не могу. Может, когда-нибудь потом я расскажу об этом. Если Костя все еще будет рядом со мной…

Я вскидываю на него взгляд. Молча смотрим друг на друга. Запутались, мы слишком запутались.

– Ты все еще хочешь быть со мной? – спрашиваю его, с трудом выталкивая из себя слова. По лицу Кости пробегает тень, словно ему больно это слышать. Он тянется ко мне, зарывшись руками в волосы, хаотично целует мое лицо. И тихо повторяет:

– Конечно, хочу, мышонок, конечно, хочу.

Месяц спустя

– Не знаю, что и сказать, – мама откашливается, отводя глаза. Только сейчас я решилась рассказать родителям правду. Конечно, в облегченном варианте, но все же… – Впрочем, я все уже говорила четыре года назад. Этот малолетний бандит стал великовозрастным, вот и все. Жаль, что его не посадили. А все твоя безответственность, Наташа. Я сколько раз тебе повторяла: не лезь, куда не надо. Я могла найти тебе приличного мальчика…

– Ну все, хватит, – перебивает папа. – Хорошо то, что хорошо кончается.

– Это, по-твоему, хорошо? – поворачивается к нему мама. – А если этому гаду придет в голову поквитаться? Или кому-то из его дружков?

– У нашей девочки есть надежный защитник.

– Об этом я вообще не хочу говорить, – она картинно прикладывает ладонь ко лбу. – У меня мигрень начинается. Надеюсь, никто не узнает, что моя дочь встречалась с двумя друзьями.

– Мам, я же не одновременно!

– Когда ты бросишь этого второго? Как его там зовут?

– У тебя прекрасная память, мам, не прикидывайся. И я не собираюсь расставаться с Костей.

– Все, у меня точно мигрень.

Она уходит в комнату, я устало вздыхаю, папа мне подмигивает.

– Ничего, дочь, прорвемся. Ты мне одно скажи: ты его любишь, этого своего Лося?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я усмехаюсь, качая головой. Папа все-таки неисправим. Смотрю ему в глаза и киваю.

– Люблю, пап.

– Ну и все, остальное, значит, стерпится. Ты пей чай, пей.

Я пью, заедая сырниками. В общем-то, ничего удивительного, примерно такой реакции я и ожидала. Да, Игоря не посадили, но вряд ли ему светит долгая счастливая жизнь. Я сказала, он уехал из города, но в точности и сама не знаю. Костя не хочет говорить об этом, только утверждает, что я больше могу его не бояться, и что Козырев никогда не появится в моей жизни.

Правда, я боялась и из-за этого, но когда высказала мысль, не убили ли они его, Костя аж поперхнулся. Значит, все-таки нет. Уже хорошо. Как бы там ни было, смерти я никому не желаю. И никому не желаю тащить на себе вину за смерть. Уж я-то знаю лучше других, насколько эта вина разъедает изнутри и отравляет жизнь вокруг.

От родителей ухожу в хорошем настроении, мамины мигрени в этом плане на меня давно не действуют. Пусть прикрывается чем угодно, лишь бы не пилила и не лезла в мою жизнь. Хотя тете Зое, которая с маминой подачи за мной приглядывала, я сказала спасибо. Если бы она не углядела, что за мной следят, не записала номер машины… Костя бы меня не нашел, и неизвестно, чем бы кончилась вся эта история.

Я иду в сторону остановки, когда слышу автомобильный гудок. Останавливаюсь, и сердце замирает: Илья.

Теряюсь, не зная, что говорить, как себя вести. Мы не виделись ни разу за этот месяц. Я не могла представить, как буду снова смотреть ему в глаза. Вроде бы я и не виновата теперь, а внутри что-то гложет. Словно останься я тогда у машины, смогла бы что-то изменить…

Я знаю, что не смогла бы, и Илья это знает. И все же я не готова к такой встрече. Один на один.

Конечно, Костя все ему рассказал. Нанес очередной удар. Когда я думаю о том, сколько Илье пришлось выдержать, у меня болит сердце. Хочется обнять, забрать часть боли, не знаю, сделать хоть что-то, чтобы ему стало легче. Но я понимаю, что вряд ли смогу. Время, наверное, поможет смириться, но не поможет забыть, не поможет снова с легкостью смотреть на жизнь, доверять людям, влюбляться… Я только искренне хочу, чтобы в его жизни нашелся такой человек, который помог бы выбраться ему из бездны. Так уж вышло, что это не я. Я только очередной источник боли, и потому, наверное, так тяжело видеть Илью.

Сейчас он судится с отцом. Так как мать осталась жива, и Илья взял над ней опеку, у него все шансы забрать у отца фирму. И он, я уверена, постарается сделать это. Потому что есть вещи, которые нельзя простить, и я его понимаю. Костя, конечно, принял сторону Ильи и помогает ему всеми силами и связями, коих у него за годы работы появилось немало. Не знаю, как Илья будет дальше жить с осознанием всего этого… Отец хотел убить мать ради денег. И только случайность помогла ей выжить. Или чудо, я уж не знаю, как это назвать.

– Домой? – спрашивает Илья, неуверенно киваю. – Садись, подвезу.

Я хочу отказаться, но не могу. Нет никаких причин. Сажусь в машину, неловко пристегиваюсь, кидая:

– Спасибо.

Чувствую, это будут самые долгие полчаса в моей жизни. Тишина начинает давить почти сразу, смотрю в окно, пытаясь найти хоть какую-то нейтральную тему. И ничего не нахожу.

– Спасибо, что принял наши с Костей отношения, – произношу наконец, не глядя на него, но слышу, как Илья усмехается.

– Рад, что у вас сложилось.

– Правда, рад? – смотрю на него. Он кидает быстрый взгляд.

– Правда, Нат. Костя был прав, когда говорил, что я сошелся с тобой из удобства. И я вижу, что ты ему важна. Поверь, это много значит, потому что такое я вижу впервые.

Усмехаюсь, качая головой. Снова возникает пауза.

– И тебе тоже спасибо, – произносит Илья, я стискиваю пальцами лямки рюкзака. – За то, что рассказала тогда… Это… Это смелый поступок.

Мне хочется спросить, а если бы все было не так, если бы я действительно оказалась виновна в той аварии? Простил бы он? Допустил бы наши с Костей отношения? Но я молчу. Иногда есть вещи, в которых действительно лучше не копаться. Просто отпустить в надежде, что жизнь сама все устроит. Да-да, все, как я привыкла. Но иногда действительно лучше не знать.