Днем и Ночью - Александра Смирнова

После смерти призывающего техника сразу рассеялась. Но этого я уже не увидел — я даже не почувствовал удара об асфальт — только эти золотые глаза, чем-то обеспокоенное лицо.

— Нет, нет, Элизар! Не закрывай глаза, слышишь? Нет, не умирай!

* * *

Пробуждение было не из приятных, это точно. Даже после мясорубки в Тревизо (Италия), когда меня чудом вытащили вполне живым, а не по кускам, как большинство остальных вампиров, и то тело так не болело.

Это было первое, о чем я подумал, как только сознание очухалось ото сна. Вторая мысль была несколько более здравой: "Значит, загробная жизнь для вампиров все же есть? Но Рай или Ад?"

И, наконец, третья мысль: "Но почему же мне так больно, если я умер?!! Черт возьми!!!"

Теплый палец провел линию от лба до подбородка, потом на шее нащупал какое-то уплотнение, скользнул ниже, чуть усилив нажим, потом на грудь легла вся ладонь. От этого стало больнее раза в два, не меньше, и я закричал. Так мне показалась, по крайней мере. На самом деле изданный мной хриплый возглас даже за стон принять было нельзя.

Потом я почувствовал, как по губам, подбородку и шее бежит что-то теплое, с очень знакомым запахом. Вообще, это приятный аромат окружал меня с головы до ног. Наконец жидкость пробралась между губ, обожгла горло, и я воспротивился новой пытке. Глотать эту хоть и вкусную, но невероятно горячую субстанцию я не хотел.

— Ты жить хочешь, или нет?! — зло и с нотками безнадежности в голосе прорычал кто-то. — Да глотай уже, идиот!

Жестко надавили около основания шеи, и я рефлекторно сделал глотательное движение, и в рот влилась новая порция огня. И огонь поднялся в животе, быстро расползаясь по сосудам во всем теле, я опять закричал. Но вместо какого-либо характерного звука послышалось бульканье, и я поперхнулся, рука опять надавила на грудь. Она хоть и была теплой, но по сравнению с тем, что бушевало у меня внутри, казалось прохладной.

Потом было достаточно долгое забытье, когда я даже понять не мог, кто я такой, и дикая боль, которая постепенно сосредоточилась только в двух местах — в груди и на шее справа. Не резкая, а сводящая с ума, тянущая и пульсирующая, каждую секунду напоминающая о себе.

Через некоторое время я опять смог думать, или, по крайней мере, не забывать образы, всплывавшие в голове между перепадами боли.

"Я умер, да? Чушь какая, почему же так больно-о… И кто это? Жаль, наверное, я в Бога не верил, мог бы списать это на ангелов… "

"Вот опять чья-то рука, нежная и теплая… Определенно, где-то рядом с Раем, такой запах… как у нее…"

"У нее!!! Дьявол, какой идиотизм! Да этого не может быть!!!"

— Эй, ты меня слышишь?! — резкий звук прервал и без того спутанные мысли умирающего. — Ну открой глаза, дьявол тебя возьми!

Меня довольно бережно, но настойчиво потрясли за плечи, не отрывая от… от того, на чем я лежал. Я бы рад открыть глаза, чтобы и в самом деле определиться, наконец, с небом и преисподней, но почему-то не мог. Будто на глаза пудовые гири положили, или к векам привязали… возможно ли такое в принципе, мне в голову не пришло, пока не пришло.

Голос предполагаемого ангела мученически застонал и исчез совсем.

Мне по-прежнему было жарко изнутри, и чуть прохладно снаружи, как будто во время Жажды, но я наоборот чувствовал себя наполненным энергией до краев. На этот раз попытка отрыть глаза увенчалась успехом. Ну, или почти. Вначале только чуть-чуть показался свет, и веки опять опустились.

"Неужели свинец и впрямь такой тяжелый?", мелькнула шутливая мысль в измученном болью сознании.

Я упрямо опять постарался открыть глаза. Надо же наконец узнать, где я, вернее, моя душа… Говорили, конечно, что у вампиров её нет, но ведь я даже думаю после смерти! Неопровержимое доказательство того, что душа все же есть не у одних смертных! Только кому доказывать, самому себе? Впрочем, не важно…

Свет болью отозвался в глубине черепа, и тут же расплылся кругами, белым на белом. Я зажмурился, тихо застонал. Единственное, что мне не нравилось в факте своей кончины, это боль. "Вроде, в Аду это и положено…" Эта мысль заставляла меня мысленно скривиться. В Ад категорически не хотелось.

Итак, вроде зрение ко мне вернулось, и чувствительность тоже. Туго перетянула шея, вместе с ней и ключица, на груди сооружено нечто баррикад из ваты, прикрепленной пластырем. Повернуть голову было больно, да и сил на это как-то не было, обычных сил, которые заставляют конечности двигаться. Я скосил глаза, на сколько мог, разглядел ужасную и на вид и на состояние рану четь правее сердца. Рана смахивала на глубокий порез бритвой, если бы не отмирающая плоть, раскинувшаяся вокруг пореза безвольной кляксой.

Я перевел взгляд в сторону, увидел белобрысую головку…

Девушка, положив голову на руки, сидя на коленях у кровати, спала. Её правая рука была вытянута вперед, пальцы почти касались моей ладони, и выглядела её рука как-то не очень приемлемо: несколько багровых полос-синяков, множество глубоких тройных царапин, так и не заживших, почему-то, крошечные следы-синяки от толстой иглы шприца… сами они, шприцы, три штуки, измазанные в ярко-алой крови, лежали рядом, четвертый она держала в левой руке, зажав в кулаке. Иголка почти впилась в щеку.

Адски красивое личико было перепачкано кровью, темной, моей, однозначно. Еще на постели валялись использованные бинты, вата и несколько тонких резиновых трубок.

Я боялся пошевелиться, не дай бог разбудить её. И главная причина — я боялся увидеть золотые глаз демона…

Внезапно она дернулась, приподняла голову, щурясь, как от яркого света, недоуменно посмотрела на меня. Вскрикнула, уколовшись-таки иголкой шприца, потерла щеку, смущенно заявила:

— Я боялась, что ты так и не придешь в себя. Уже восемь часов прошло.

— Восемь? — резко выдохнул я, и в груди вспыхнул пожар боли, а шея подхватила в унисон, и они завыли хором. Я скривился, стараясь не закричать.

Ева покачала головой, резко, без каких-либо эмоций всадила шприц себе в яремную вену, набрала полнехонький и даже не поморщилась.

— Что… делаешь?

Сделав небольшой замах, игла вошла мне в грудь с левой стороны, над сердцем.

Это как жидкий огонь — как тогда, в моем бреду. Я сразу понял, почему не заживает её рука: она столько раз её ранила, что тело не считает нужным заживлять рану. Она поила меня, чтобы дать мне силы…

— Где мы? — спросил я, стараясь отдышаться от сухого жара в глотке, как если бы вампиры болели ангиной.

— В нескольких сотнях километров от злополучного города. Это райцентр, довольно большая деревушка. Остаться там мы не могли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});