Опознание невозможно - Ридли Пирсон

— Вы принимаете все слишком близко к сердцу, — предостерегла ее Дафна. — Лучше хорошенько поразмыслите над этим. — Она ненавидела проигрывать. Хуже этого ничего не могло быть. Ее работа в том и состояла, чтобы выигрывать всегда, чтобы уводить людей от одних мыслей и склонять к другим.

— Вон! — Эмили подступила еще ближе, оказавшись совсем рядом, так что Дафна ощутила на своем лице тепло ее дыхания.

— Я ухожу, — уступила Дафна. В ярости она вылетела за дверь, недовольная, впрочем, больше собой, чем экстрасенсом.

Воздух на улице был теплым, но ей показалось, что он обжигает ей лицо своим холодным дыханием. Какое-то мгновение она постояла на ступеньках крыльца, восхищаясь необычной шестифутовой металлической скульптурой земного шара на передней лужайке дома Эмили. И вдруг ее охватил страх: она почувствовала, что за ней наблюдают. Она огляделась по сторонам — осторожно, незаметно, — но никого не увидела.

Несколько быстрее обычного Дафна прошагала к своему автомобилю. Ее не покидало чувство опасности и незащищенности. Отъезжая от дома, опять же несколько быстрее, чем приличествовало этому спокойному району, она размышляла над тем, кто бы мог следить за ней. Мальчик? Или поджигатель?

О чем рассказать Болдту и о чем умолчать? Где проходит граница между ее паранойей и реальностью?

И как она будет себя чувствовать, если Эмили станет следующей жертвой?

Глава тридцатая

Очередное стихотворение. Гарман принес его в управление в то время, когда Болдт навещал Медведя. И его пейджер и мобильный телефон зазвонили почти одновременно. Он поехал домой, чтобы самому сказать Лиз о том, что ему предстоит долгая ночь. Болдту не хотелось говорить ей об этом по телефону. Первым делом он направился в ванную комнату и приложил свои крупные ладони к боковой стенке ванны, ища следы оставшегося тепла. Стенка была каменно холодной, как и его сердце. Он ощутил мимолетный укол сожаления. Доверие было краеугольным камнем их последней попытки сохранить брак, и вот, пожалуйста, он не удержался и принялся втихомолку проверять, не принимала ли Лиз ванну.

Они вместе уложили детей спать, а Болдт все пытался найти предлог и сообщить ей о том, что он собирается оставить ее одну. Процесс укладывания детей затянулся несколько дольше, чем он ожидал. И вообще эта процедура редко протекала гладко. Наконец он уселся за разогретый ужин на кухонном столе, заваленном накопившейся за несколько дней почтой — в основном счетами.

— Знаешь, — рассеянно сказала она, вскрывая очередной конверт, — я подумала, что могла бы оставить Майлза с тобой и провести еще один уикенд в летнем домике. — Это заявление, потому что это было именно заявление, а никак не просьба, поразило его. Лиз никогда не испытывала особой любви к летнему домику. Что же изменилось? — Может быть, ближайший уикенд.

— Одна? — вырвалось у него.

— Нет, с моим любовником, — саркастически заметила она. Возможно под сарказмом она пыталась скрыть правду? Или, когда он в конце концов обнаружит, что она ему изменяет, Лиз напомнит ему об этом вечере и о том, что сказала о своем любовнике за ужином? — Я измучена, Лу. У меня все перегорело. Мне лучше провести уикенд в одиночестве. Разумеется, Сару я возьму с собой. — Она добавила: — Не вдали от тебя, просто от всего этого. — Лиз обвела рукой комнату. Он знал, что она имеет в виду Майлза, с которым в его три с половиной года уже приходилось нелегко. Будучи хорошей матерью, в особенности для женщины, которая работает, она тем не менее частенько выходила из себя, занимаясь Майлзом; это было не в первый раз.

— Сейчас не самое лучшее время, — честно признался он, отчетливо сознавая, что в последнее время он проводил на работе по семь дней в неделю. Сознавая, что и сейчас ему нужно вернуться назад, в управление. — Это дело…

— Ох, да перестань, ради бога, — вздохнула она. — Тебе поможет Марина. Кроме того, не можешь же ты работать каждый уикенд. Фил этого не допустит. Если он узнает о твоем распорядке, его хватит удар. — Тут она спохватилась, и он поморщился еще до того, как она произнесла это вслух. — А ведь ты не подал рапорта о том, что работаешь сверхурочно, — словно не веря своим ушам, сказала она. Лиз вела домашний бюджет, то есть была семейным банкиром, и Болдт понял, что это открытие навлекло на него серьезные неприятности: время, не оплачиваемое на работе, он вполне мог провести с детьми, или работая по дому, или просто в ее обществе. Назревал скандал.

— Все не так просто. Меня вроде как одолжили департаменту пожарной охраны. Соответственно, на меня возложены двойные обязанности; я руковожу отделом и одновременно расследую эти поджоги.

Выражение ее лица оставалось жестким.

— Если ты ожидаешь дифирамбов, можешь забыть о них. Мне нужно это время, Лу. Вот что я пытаюсь тебе сказать. Если бы я могла обойтись без Сары, то есть если бы я смогла нацедить достаточно молока, я бы и ее оставила с тобой, но я пока что не могу этого сделать.

Болдт подошел к раковине, чтобы налить себе отфильтрованной воды, и мгновенно отметил, что вид из окна стал намного яснее. Он заметил это потому, что мытье окон входило в его обязанности, а он опять проигнорировал их. Было совершенно невероятно, чтобы Лиз сама вымыла окно, следовательно, она заплатила кому-то за работу и теперь Болдт понял ее мрачное настроение: если он не делал своей работы по дому, так что ей приходилось платить кому-то, то, естественно, это раздражало ее сверх всякой меры. Он спросил:

— Эти окна? Все дело в этом? Ты организовала их мытье, так? Послушай, я действительно собирался сделать это.

— Нет, дело не в окнах, — возразила она.

— Ты наняла мойщика, — настаивал он. Он видел, что они были вымыты, и вымыты хорошо. Профессионально. Он даже немного позавидовал тому, как хорошо была сделана эта работа.

— Это была ошибка, — сказала она, придя в негодование оттого, что он пытался увести ее в сторону от вопроса насчет оплаты сверхурочной работы. — Дело в том, что если ты не подал рапорта об оплате сверх…

— То, что окна были вымыты, это ошибка? Я так не думаю. По-моему, они выглядят просто отлично. — Он надеялся, что ему удастся свести все к шутке и погасить ее гнев, потому что в противном случае оба его просчета приведут к по-настоящему крупным неприятностям: он не требовал от департамента оплаты сверхурочных и проводил дома недостаточно времени, чтобы выполнять свои обязанности, а деньги, которые он мог получить за сверхурочную работу, не покрывали расходов на людей, которые работали вместо него.

Покровительственным тоном, подчеркивая и выделяя голосом каждое слово, она сказала ему:

— Ошиб-ка. Не… тот… дом. Я не нанимала никакого мойщика окон. Это ты — мойщик окон. Парень ошибся улицей. Это была ошибка… с его… стороны.

Болдт учуял какую-то аферу.

— Он попытался тебя заставить заплатить ему…

— Нет. Мы все выяснили. Он собрал свои причиндалы и уехал. Он отнесся к этому совершенно нормально. — У нее немного улучшилось настроение. — Собственно говоря, — заявила она, — он очень недурно поработал.

— Во всяком случае, лучше того парня, который есть у тебя, — ответил он, имея в виду себя.

При этих словах Лиз встала с кресла и, сдержанно улыбнувшись, подошла к мужу, обвила его шею руками и прижалась к нему всем телом. Болдт вдруг почувствовал, что ему хочется взглянуть на часы, но он удержался.

— Ну почему я не могу на тебя долго злиться?

Ему сразу стало лучше — лучше, чем он чувствовал себя вот уже много лет. Ему не хотелось отпускать ее. Он положил руки ей на талию и крепко сжал ее, Лиз прочла послание мужа и в ответ крепче обняла его. Ощущая ее дыхание на своем лице, он прижался губами к ее ушку и прошептал:

— Я скучаю по тебе.

— Мне нужен этот уикенд, Лу. Я бы не просила, будь это не так. — Она добавила: — Пожалуйста.

Болдт почувствовал, что кивает головой, хотя это движение не было автоматическим; оно было рождено большой неохотой и тревогой. Вместе с любовью он ощущал и какой-то страх, подозрение, даже гнев. Ему хотелось сжимать жену в объятиях до тех пор, пока она не скажет ему правды, но Лиз не торопилась. Ей было нужно время все обдумать; он понимал это. После возвращения из летнего домика она наверняка захочет поговорить с ним наедине. Он знал эту женщину достаточно хорошо, чтобы понимать, что грядут перемены — решение. Ванны были частью этого: уединение, время подумать; вероятно, ничего большего. Болдт откинулся и взглянул на нее; он решил, что она выглядит хмурой, хотя и была привлекательной. Она выглядела усталой. Обеспокоенной.

— У тебя все в порядке? — спросил он.

Она скривилась. Это означало — не спрашивай, поэтому он не стал настаивать. Внутри него тлел тревожный огонек.