Синтез (СИ) - "Токацин"

11 декабря 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

«К сожалению, общение с учёными Северного Союза по-прежнему затруднено. Тут многие бы дорого дали за встречу или возможность переписки с Йонице. Что касается наших радиохимиков — я осторожно расспросил их, но могу сказать только одно: вы первые, кто провёл такой эксперимент, и что делать с результатом, вам никто не подскажет. Если облучённый сольвент не начал фонить, значит, заражения не произошло; окрашивание, скорее всего, объясняется ионизацией. Но почему окисленный сольвент не активировался прямо под лучом… Было бы интересно посмотреть, что показывают анализаторы — оба, и новый, и старый.»

Гедимин, дочитав фразу, досадливо сощурился и полез в ящик с инструментами. С тех пор, как ему удалось заставить работать сигма-сканер, старый анализатор лежал без применения. «Верно же,» — Гедимин едва удержался, чтобы не обругать себя за тупость. «Новая база неполна. Сканер мог пропустить какие-то редкие связи. Надо перепроверить…»

— Уран и торий! — донеслось из-за матовой стены защитного поля. Она не закрывала угол, отведённый для опытов, сверху; только это и позволяло звукам проходить. Гедимин по привычке попытался облокотиться на экран, но поле оттолкнуло его, и он привстал на пальцах, заглядывая внутрь.

— Что там?

— Кого-то обрызгало сольвентом, — буркнул Константин, ненадолго отвлекаясь от чертежей на экране телекомпа. — Когда вы научитесь соблюдать технику безопасности?!

Экран посветлел и схлопнулся. Наружу выглянул ухмыляющийся Хольгер. Показав спине Константина обидный жест, он поманил Гедимина к себе.

— Кажется, я понял, что оно делает. Бери дозиметр.

Он кивнул на большую кювету, на дно которой был насыпан полусантиметровый слой разнородной крошки и пыли. Кювета была частично прикрыта стеклянной крышкой. Содержимое показалось Гедимину знакомым; посмотрев в сторону, он увидел свинцовый коробок со знаком радиационной опасности.

— «Хвосты», — пояснил Хольгер вполголоса. — Прихватил для опытов.

Его слова звучали приглушённо и не вполне внятно из-за двойных фильтров в респираторе. Гедимин, настороженно щурясь, потянулся к своей маске, — вдыхание содержимого хвостохранилищ ещё никому не шло на пользу.

— Теперь смотри, — Хольгер, поднеся дозиметр к кювете и подержав его полминуты, показал экран Гедимину и выплеснул в ёмкость красный сольвент. Жидкость, против ожидания, не осталась лежать на месте, медленно просачиваясь сквозь слой пыли, — она зашевелилась и потекла во все стороны, обволакивая содержимое кюветы. Гедимин удивлённо мигнул.

— Активировалось? Что ты с ним сделал?

— Ничего. В этом, похоже, и смысл, — весело сощурился Хольгер. — Это вещество уже… активно. Только мы не поняли, для чего.

Покрыв слой радиоактивной пыли сверху, сольвент остановился. Он едва заметно колыхался, и Гедимину, когда он посмотрел на кювету сбоку, показалось, что слизь разбухает. Он приложил к стенке ёмкости мерный стержень от ремонтной перчатки, — зрение его не подвело, сольвент действительно приподнимался — почти на полмиллиметра за пять минут.

— Надо полчаса выждать, — Хольгер отложил кювету. — Конар ответил что-нибудь?

— В Лос-Аламосе такой опыт не ставили, — отозвался Гедимин. — Мы первые. Значит, ты — изобретатель вот этой… красной жижи. Как ты её назовёшь?

Химик озадаченно хмыкнул.

— Вот об этом я ещё не думал. Выходит, я — сармат-изобретатель? Снова? Необычное ощущение.

…Красная слизь уже не колыхалась, когда Хольгер поддел её и сбросил в пустую кювету. Слой сольвента распух вдвое, уплотнился и покрылся твёрдой блестящей коркой. Гедимин хотел потрогать её, но химик перехватил его руку и кивнул на дозиметр.

— Проверяй.

Пожав плечами, Гедимин поднёс «щупы» к порошку, оставшемуся в первой кювете. Через минуту он озадаченно мигнул и щёлкнул ногтем по корпусу дозиметра. Прибор не показывал ничего сверх обычного лабораторного фона, и стрелка под круглым стеклом замерла, указывая в сторону от кюветы. Сармат снова заглянул в ёмкость, — проба, взятая из хвостохранилища, выглядела так же, как раньше, только слегка покраснела сверху, как и стеклянные стенки. «Ещё один неисправный прибор,» — Гедимин досадливо сощурился и прикоснулся к генератору защитного поля. Полупрозрачная плёнка растянулась над кюветой, но никакие блики и пятна на ней не проступили.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Полная дезактивация, — медленно проговорил Хольгер. — На порошкообразном веществе… Я такого ещё не видел.

Отобрав у озадаченного Гедимина кювету с «хвостами», он поставил перед ним вторую, с неподвижной затвердевшей лепёшкой красной жижи. Стрелка-указатель на дозиметре качнулась и снова замерла, указывая на ёмкость, на экране замигали цифры, — здесь фон был превышен, и ощутимо.

— Надо же… — сармат перевёл взгляд с сольвента на остатки минерального порошка и обратно. — Интересно… Значит, эта слизь настроена на поглощение… нестабильных атомов?

— У неё хорошо получается, — сказал Хольгер, разглядывая прокрашенные стенки кюветы. — Возможно, это лучший дезактивационный агент из существующих. Если бы не это окрашивание…

— В ядерный могильник окрашивание, — отозвался Гедимин. — Если это вещество может дезактивировать пористые поверхности и даже почву… Надо проверить её на каком-нибудь предмете. Если она к тому же не разъедает поверхность до искрашивания… Мне нравится это твоё изобретение.

Хольгер смущённо хмыкнул.

— Осталось найти предмет для экспериментов.

— На станции их должно быть много, — сказал Гедимин. — Константин, напиши в главный корпус. Нам пригодится что угодно, вплоть до грязного тряпья.

— Только после того, как вы двое напишете мне программу планируемых экспериментов, — угрюмо отозвался Константин. — Красная слизь выглядит многообещающе, но вам, когда-никогда, пора учиться настоящей научной работе.

— Хольгер уже изобретатель, — Гедимин смерил командира тяжёлым взглядом. — Без планов и прочей писанины. А вот твоих изобретений я ещё не видел.

Ему на плечо опустилась крепкая ладонь — Линкен подошёл незаметно.

— Не хочешь — не пиши. Я помогу Хольгеру, — проворчал взрывник, становясь между Гедимином и командиром. Тот, выразительно фыркнув, отвернулся к телекомпу.

— Как вы назвали эту слизь? — спросил Линкен, заглянув в кювету. — Я не атомщик, но я слышал ваш разговор. Ты, Хольгер, придумал что-то очень дельное. Но у таких вещей должны быть названия. Как называется эта?

Хольгер мигнул.

— Об этом я ещё не задумывался, — ответил он. — И с дельностью ещё не всё ясно. Сначала надо провести испытания…

Линкен ударил кулаком в стену.

— Что ты будешь испытывать, если оно никак не называется?!

— Назови её именем Майкла, — предложил Гедимин. — Он должен получить что-то, названное его именем. В Лос-Аламосе, похоже, о нём забыли.

Взрывник развернулся к нему всем телом и с присвистом выдохнул сквозь сжатые зубы; глаза сармата горели странным, тревожащим огнём.

— При чём тут твой Майкл?! Это вещество изобрёл сармат. Ладно, у Хольгера уже есть вещь, названная его именем. Так назови её по-сарматски! У нас что, нет своего языка?!

— Тише, Линкен, — Хольгер подался в сторону и передвинул генератор защитного поля ближе к запястью. — Не из-за чего так волноваться. Сейчас ты обидел Гедимина.

«Псих,» — почти без злости думал ремонтник, прикидывая расстояние до взрывника и траекторию броска, — ему не хотелось задеть Хольгера, его посуду или ирренциевый разделитель.

— Вы что, не понимаете? — Линкен растерянно посмотрел на него, и Гедимин осёкся и оборвал начатое движение. — Совсем? Макаки дали свои названия всем вещам. Мы появились недавно. Наш язык запрещён. Мы говорим на мартышечьем. Теперь мы будем называть свои изобретения их словами?!

Хольгер пожал плечами.

— Если для тебя это так важно, Лиск… Я знаю, как назвать это вещество. «Meja».

— «Краситель»? — Гедимин посмотрел на кювету, прокрашенную изнутри. — Подходящее название.