Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс

А вместо этого, словно подзаборный пьяница, едва-едва выглядывает из полной нечистот канавы.

Ска в самом деле оказалась права — это было кострище. Крестьяне тащили к нему всю нехитрость собственных пожитков. Воодушевлённые, не убирая улыбки с лица, швыряли в самый жар всё и по очереди. Девчонка, чумазая, как сама грязь, едва-едва находила в себе силы, чтобы поднять над головой деревянного игрушечного коня. Молодая селянка в рваном платье подтаскивала к рыжему всеяду резную колыбельку. Пустую, выдохнул от облегчения Рун. Старик же, будто в него вновь вдохнули силы и молодость, прощался со своей клюкой…

Пламя облизывало их лица светом, крася щёки лихорадочным румянцем. В глазах бушевала едва ли не огненная буря.

Праздник, спросил у самого себя чародей, будто вновь вернулся в прошлое. Какой уж тут, к дорожным бесам, праздник?

Рун приподнялся, когда очередь жертвующих огню собралось в толпу. Непривычно молчаливую, тихую толпу — парень буквально слышал, как трещит всепоглощающий огонь, как шелестит на ветру грубоватая одёжка селян.

И как звонко цокают каблучки по каменистой, вымощенной дороге. Рун прищурился, вглядываясь в силуэты, и едва не крякнул, когда понял, что происходит.

Первой вытолкнули женщину. Связанные руки, кандалы, на шее — обрывок цепи. В глазах нечто, что можно принять за безумие вперемешку с равнодушием. Лихорадочный взгляд несчастной норовил зацепиться за каждого. Лицо пересекала вязь татуировок, уходящая под просторную, не по размеру огромную рубаху. Рот растянулся в счастливой, идиотской улыбке.

Виранка. Рабыня. Рун закусил губы, пытаясь не задавать себе глупых вопросов — откуда она тут и что делает? Знал, что ответа не дождётся…

Дети дрожали от страха. Сквозь треск кострища парень слышал, как безвольно и подавленно они шмыгают носами. Мальчишки погодки, один — вихрастыхй и рыжий. Второй выше собрата, но тощ, словно сам голод. Грязные, вымокшие от пота рубахи липли к телу.

Не узнать в массивной фигуре великана, стоящей у самого костра, будто жрец, Мика не смог бы разве что слепой. Он обернулся, неприятельски и тупо сверкнули бельма задурманенных глаз.

Разбойник всё так же был похож на добродушного хозяина — того и гляди предложит войти в дом, преломить хлеб.

Сегодня он собирался проводить гостей прямиком в пламя. Словно кот, учуявший сметану, он в один скачок оказался перед виранской рабыней. Несчастная молчала, будто не в состоянии осознать, что же происходит. Скорее всего, подумалось парню, именно так оно и было. Виранская чернь всегда ходит под мыслительной властью тех, кто выше по статусу, сильнее, выдался заслугами. Матриарх говорила ему, что некоторые из них настолько привыкают к своему рабскому положению, что опускаются ниже черни — и не могут принимать решения сами.

Эта точно была из таких. Она высматривала в толпе хозяина: того, кто скажет и подскажет, как же жить дальше.

А вот мальчишки…

Детей чародею было жалко. Совесть же, натянув гаденькую улыбку, спешила спросить, с каких это пор ему вдруг стало жалко сельских мальцов? Не он ли сам раздавал им чародейские наказания? Быть может, и за дело, но исключительно жестокие.

Парню нечем было отвечать самому себе.

Ска держала его, удерживая от глупости поспешных решений. Её прикосновение будто разгоняло прочь его решительность — едва готовый вскочить в любой момент, он искал причины не вставать.

И находил.

Мик тем временем схватился за обрывок цепи на шее несчастной, потянул на себя. Не устояв, девчонка нелепо споткнулась, едва не упала.

Разбойник не злорадствовал. Руну вспомнилось, как бородач мерзко потирал ручонки, когда Ата-ман расправлялся с мастером Руберой. Широкая, довольная улыбка, нетерпение, жажда чужой крови. Словно будь его воля, и он обязательно снёс бы голову стоящему рядом с ним несуразному подростку.

А сейчас он был иным, абсолютно спокойным. Лица не покидало выражения счастья — будто разбойник всю свою сознательную жизнь только и мечтал, что пихать беззащитных женщин и детей в пламя гигантского костра.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Счас — шелестела друг о дружку одёжка крестьян. Тье — как-то мрачно выдыхал ночной ветер.

Счастье. Сейчас тие…

Рун сплюнул, не поддаваясь очередному наваждению.

— Ска, видишь дом? — юный чародей кивнул в сторону большущего, протяжного сарая. Не иначе, как поминальный зал, где собирались на прощание с умершим.

Автоматон лишь хлопнула глазами в ответ, Рун расценил это как "да". Она послушно ждала от него дальнейших указаний. Парень едва не кусал собственные губы от волнения — сейчас, говорил он самому себе, главное не ошибиться…

Ошибки окружали последнего из Двадцати со всех сторон. Злыми бесами они прятались едва ли не в каждом его решении. Сыпали соль сомнений на раны здравомыслия, в попытках отговорить парня от задуманного, пойти на попятный.

Здравый смысл был сегодня не на его стороне. Взяв на вооружение банальный страх, он беззастенчиво вопрошал, что будет, если пришедшая ему на ум догадка — всего лишь красивая и мрачная, но отнюдь не верная фантазия?

Убьёт всех и вся?

Прямо как Цурк, о котором Рун только слышал, что остановил сердце у половины окруживших его крестьян и кричал о том, как они счастливы? Потому что второй половине обнаглевшей черни он вскипятил кровь…

— Я возьму на себя виранку и Мика. Ты прихватишь детей. Прорвёмся к дому, закроемся на засов.

Где-то внутри её механических мозгов аналитический блок обещал дать сбой. Как минимум, он точно не понимал, что задумал хозяин. Запереть самих себя в деревне, полной безумцев? А если выломают дверь? Или подпалят? Не легче ли самим сдаться им на милость?

Мик неторопливо вытащил из-за пояса нечто, похожее на нож. Неважно сделанный, — в деревне не было нормальной кузни, — он не без труда вгрызался в бичёвку, даруя женщине свободу.

Свобода нужна была ей меньше всего остального — несчастная не разминала затёкших запястий, без ужаса смотрела на тех, кто её окружает.

Смотрела с надеждой. Её взгляд встретился с Миком — тот, стоящий с кухонным тесаком смотрелся как-то смешно и нелепо. Ожидание в глазах виранки гасло с каждой секундой — на смену ему спешила обычная паника.

Ей не собирались отдавать приказов, её никто не желал взять под своё крыло и попечительство. В глаза ей смотрел самый настоящий ужас, имя ему было самостоятельность. С каждым мгновением девчонка была всё ближе и ближе к осознанию.

Ска выскочила первой. Ботфорты её сапог угрожающе зашлёпали по земле — из прячущейся в тенях невидимки? она мигом обратилась в топающего на всю округу бегемота.

Это правильно, шепнул самому себе вынырнувший за ней следом чародей, пусть лучше все смотрят на неё, чем на него. Здравый смысл хотел знать только одно — на кой ляд им нужна ещё виранка и дети?

Парню нечего было ему ответить.

Механическая кукла врезалась в толпу, будто клин в старую древесину. Сильные руки расталкивали народ, словно кегли — ненавязчиво и без сопротивления люди валились наземь. Отвлёкся занёсший над девчонкой клинок Мик, посмотрел на новых гостей стеклянными глазами. Нелепо и неуклюже он размахнулся, пытаясь отмахнуться от механической куклы. Словно от назойливой мухи. Ска рухнула наземь, ловко присев, избегая удара. Словно натянутая пружина, она выстрелила. Врезалась великану головой в грудь — тот охнул, заваливаясь на подступающую ему на помощь толпу. Виранка, будто разом почуявшая решительность механической куклы, одарила ту полным надежды взглядом — тщетно. У Ска точно не было того, что ей требовалось.

Дети завопили, что есть сил — бессвязно, громко и чересчур звонко. Стальная дева, не церемонясь, одаривая любого, кто осмелился подойти к ней хоть на шаг добрым тумаком, схватила их за шкирки. Словно нашкодившие котята в ожидании своей участи они повисли в тупом ожидании своей судьбы.

Главное, молил Рун, чтобы Ска не выломала дверь дома — тогда вся задумка проигранцу под хвост, ничего не выйдет…