Когда усталая подлодка... - Виталий Люлин

— Боря, выручай! — подкатывает Б.П к Б.А.

— Мне сегодня сдавать зачет. Продуй Б.И., что тебе стоит? С меня, сам понимаешь, бутыльброд…

Принципиальность Б.А. рассыпалась, как карточный домик в предвкушении стопаря шила с бутербродом, украшенным икоркой.

Поломавшись несколько секунд для приличия, Б.А. соглашался:

— Ладно, так уж и быть. Готовь бутыльброд, а я пошел на плаху к Б.И…..

Когда начиналось сражение титанов, Б.П. мчался в свою каюту, судорожно листал конспекты и книжки по спланированному зачету. И ждал моего кодированного сигнала — «Дыня». Пока Б.И. рассказывал, как он «разделал под орех» Б.А., тот заглаживал горечь поражения шильцом, разведенным по широте Заполярного круга. Под красную икорку.

Далее Б.А. отправлялся в курилку, а Б.П., получив мое оповещение, мчался к Б.И. Графочки у Б.П. успешно заполнялись, а на мои у Б.И. не находилось времени.

— Б.П. ближе к провизионкам, а я ближе к Б.И. Надо этим воспользоваться … — наконец-то сообразил и салага.

Очередной сговор Б.П. с Б.А. Сражение с заведомо известным исходом, но… — я не даю сигнала «Дыня» помощнику, а сам подкатываю к Б.И.

— Борис Иванович! Сил нет, как хочу сдать зачетик…

— А что? Давай-ка и тебя проверим на герметичность… — светится благосклонностью Б.И.

Через полтора часа, под зубовный скрежет Б.П., и я хвалился парочкой заполненных графочек. Б.И., отвергнув притязания Б.П. на сдачу зачета, отправился в каюту. Передохнуть.

Б.П., затолкнув меня в штурманскую рубку, учинил разбор полетов. Внешне Б.П. был совершеннейшим симпатягой. Среднего роста. Ладно скроен и крепко сшит. Всегда с аккуратной прической белокурых, вьющихся волос. Глаза — серо-голубые, с белыми, но длинными ресницами. Ариец, да и только. Говорит четко и понятно. Не мусорит свою речь лишними междометиями. Матерным языком не злоупотребляет, кроме случаев крайнего возбуждения или гнева. В гневе его прекрасное русское лицо преображается далеко не в лучшую сторону. От внешних дужек ноздрей, двумя скобами до подбородка образуются уродливые складки. Голос, баритон, начинает заполняться желчной скрипучестью. Симпатяга остался за дверью штурманской рубки, а передо мной скрипел и громыхал громом непосредственный и старший начальник в одном лице.

— Штурман, бля! Ты какого х… не оповестил меня, а сам полез к Борису Ивановичу?…

— А что, нельзя? Чего это ты уготовил для меня роль оповестителя?…

— Да ты что дуриком-то прикидываешься?… Я пою, кормлю Б.А., чтобы он проигрывал, а ты будешь пожинать плоды? Вот те х…!… — в запальчивости раскалывается Б.П.

— Вот те раз! Ты что, и в самом деле ченчуешь с Б.А. таким образом?… — изображаю удивление.

— Ты только об этом не проболтайся. Иначе нам всем хана … — разом сникает Б.П.

— Не проболтаюсь. Ну, а ты, Борис Петрович считай, что это был мой ответ лорду Керзону …

— Какой ответ и какому еще Керзону?…

— А помнишь, как ты меня науськал заявиться к флагминеру флотилии с «протокольным» коньячком?…

— А-а! Ха-ха-ха! … — развеселился Б.П., и вновь стал обаятельным мужиком.

— Подписываем конвенцию о предотвращении инцидентов в море? … — продолжая смеяться, предложил Б.П.

Весьма своевременно. Ибо Борис Иванович начал охладевать к игре в одни ворота. Подвернувшийся случай вновь разогрел его интерес.

— Не найдется ль для мальца полстаканчика шильца … — промурлыкал Б.А., как-то появившись в штурманской рубке. В руках он мял хорошую тараньку.

— Шила в мешке не утаишь! Сейчас, Б.А., спроворим. В самый раз будет, обед на носу. Перо — сам Бог велел!… — поддержал я его усмирения, достав канистрочку из сейфа.

— А ты что, не будешь что ли? … — завидев на прокладчике один стопарь, удивился Б.А.

— Извини, нет. В море у меня это дело организм не принимает. Даже вино не пью…

— Не может быть! Ты либо больной, либо малахольный. Впрочем, как знаешь … — Б.А. выверенным движением отправил содержимое стакана по прямому назначению. Крякнул, нюхнул тараньку и стал ее чистить.

— Ты, вот что … скажи вестовым, чтобы они твое вино мне отдавали. Идет?…

— Где наше не пропадало? Идет. Только ты должен будешь выигрывать у Б.И. тогда, когда я скажу. Идет?… — выставил я свое условие.

Для чего? Я и сам не знал. Видимо из подспудного духа противоречия, Б.П. просит об одном, а я о другом.

Посасывая ломтик тараньки, Б.А. уставился на меня несколько удивленным взглядом, что-то прокрутил в мозгу и молвил:

— Это не проблема. Отдеру, будь спок. Только на фига это тебе надо?

Но ни словом не обмолвился о том, что Б.П. просит о противоположном. Как к концу похода признался нам Б.А., в этой ситуации он мгновенно просчитал открывающиеся перспективы.

Выиграл — получил приз, проиграл — опять приз. Не жизнь, а малина!

— Ну-ну, сказал я сам себе. — Я этих салаг раскручу так, что они с ночи будут думать о том, как обеспечить мой предстоящий день. Чтоб все было чин-чинарем: перзав, перо и перу. Небольшое пояснение. Перзав — лечебно-профилактический стопарь перед завтраком, перо — законный, наркомовский, перед обедом, и перу — поощрительный, после трудов ратных, перед ужином.

Турниры Б.И. и Б.А. приобрели более напряженный характер, но … завершались в рамках, строго оговоренных секретной конвенцией. Ничья — мой день сдачи зачетов. Победа Б.А. — променад по кораблю. Не без головомойки Б.П. Чего греха таить, в этот день и мне доставалось от Б.И. в результате круглосуточной близости. Не забывал в этот день спустить на меня собак и Б.П. Как-никак помощник командира, каптри и на пару лет старше по возрасту. Всегда, в любой день, был доволен и сладострастно потирал руки Б.А. Каплей. Групман. Как-то выявили слежение за собой и много суток носились по океану, пытаясь оторваться. Вроде бы оторвались, а может, американцы натешились погоней и решили дать передых своим противолодочным силам, да и уже пора было смещаться в сторону дома. Турниры возникали спонтанно и слабо соответствовали условиям конвенции. Несколько «ничьих» подряд, утвердившееся доверие Б.И. к работе штурманской боевой части позволили мне по графочкам сравняться с Б.П. Допустил непоправимый промах и сам Б.П. Как-то имел неосторожность упрекнуть Б.А. в борзоте и невыполнении конвенции:

— Не слишком ли много «ничьих»? Не оборзел ли ты Б.А.? Может мне пора лишить тебя стопаря? А?…

— Ах, так! Ну, ты еще побегаешь за мной, как половой в кабаке, с рюмочкой и икоркой на подносе!… — вскипел праведным гневом каплей Б.А.

Разносил он Б.И. на всех полях: шахматном, футбольном и коши. Променад по кораблю стал столь частым, что Б.П. почти не появлялся на ГКП. Убегал в корму до самого девятого и десятого отсеков. Лично руководил командирами отсеков по возвращению «лохани» в первозданный вид корабля-атомохода. Почему-то он решил, что в этом прослеживается рука штурмана.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});