Повести, рассказы - Самуил Вульфович Гордон

к Ханце, просил, чтобы та помогла ему их сосватать.

— Нет, милая теща, нельзя стоять в стороне, если не хотите, чтобы ваш любимый племянничек оставался старым холостяком. А вы, Этл, послушайте меня. В Ленинграде вы не скоро найдете такого порядочного и образованного молодого человека. Я ведь знаю. Стоит такому показаться, как его тут же окрутят. Не упускайте случая. Вы не успеете оглянуться, Этеле, как Лейви станет профессором. Эх, жаль, что я сегодня уезжаю.

В таком же веселом, шутливом тоне беседа продолжалась и за чаем, однако Цаля заметил, что в темно-синих глазах Дины вдруг снова загорелся холодный синеватый огонек.

Потом Дина вышла на кухню и долго не возвращалась, и все это время Цале казалось, что она ждет его там, а как только он войдет, Дина возьмет его за руку и поведет за собой в маленькую боковую комнату, куда так приветливо заглядывает луна, как будто хочет перемолвиться словом. Но ведь Ханця теперь не скажет Этл, как тогда в местечке, что Дина ушла с ним куда-то погулять.

— Жаль, что Лейви не мог прийти сегодня, — в который раз повторил Годл, прощаясь. — Но ты, Этеле, ведь еще погостишь неделю-другую, а ровно через две недели я снова приеду в командировку. Словом, готовь деньги, тебе придется уплатить за сватовство. А ты не смейся. Я напишу твоей матери, чтобы к моему приезду она отправила тебя сюда. Знаете что, дорогая теща? Отправьте-ка лучше племянника на недельку к Этл в местечко. Прислал же комсомол жениха для вашей Динки из самого Ленинграда.

Когда Годл ушел и в доме воцарилась обычная тишина, Ханця села возле Этл и стала перечислять, кто остался в местечке и кому Этл должна передать привет.

— Ой, уже одиннадцатый час, — спохватилась Этл, — а мои родственники живут у самой реки. Дина, Цаля, вы проводите меня? — Она рассмеялась. — На этот раз, Дина, тебе нечего бояться, не к поезду, а если бы даже и к поезду тоже можешь не опасаться. Теперь я не впустила бы Цалю к себе в купе.

— Прости меня, Этл, но я что-то неважно чувствую себя сегодня, устала очень.

— Одна я побаиваюсь так поздно идти.

— Цаля, — сказала Дина, глядя в сторону, — проводи, пожалуйста, Этл. Ключи от квартиры ведь у тебя. Мне рано вставать на работу, и к тому же завтра трудный день. Извини меня, Этл.

13

Сидя у окошка и глядя на звезды, отражавшиеся в реке, вдоль которой тяжело взбирался в гору трамвай, Цаля почти не слушал, что говорит ему Этл. Неожиданно наклонившись к нему, она сказала:

— Теперь я могу признаться. Я знала, что вы уехали из Ленинграда и что застану вас здесь.

Цаля по-прежнему молчал, будто и это до него не дошло. Он только перестал так напряженно вглядываться в темноту за окошком.

— Если хотите, могу даже сказать, как я узнала об этом, — продолжала Этл, не дождавшись ответа и стараясь заглянуть ему в глаза. — Случайно встретила вашего соседа по комнате, и он рассказал мне, что вы досрочно сдали экзамены и сразу уехали. Не иначе как поехал свадьбу справлять, сказал он. Как видите, я не ждала вашего приглашения, приехала сама, все бросила и приехала.

— Понимаю, — проговорил наконец Цаля, хотя совершенно не понимал, к чему она клонит. — Вы удивились, что я не взял вас с собой?

— А в самом деле, почему? — подхватила Этл. — Ведь я, если помните, взяла вас однажды с собой... — И тут же оборвала, как бы испугавшись, что начатый ею разговор превратится по собственной ее вине в легкомысленную, игривую болтовню. Твердо, не терпящим возражений тоном, словно имела на это право, она вдруг заявила: — Вы не женитесь на Дине. Я этого не допущу. Да, не допущу! Для этого я и приехала сюда. Не смотрите на меня такими глазами. Говорю вам это вполне серьезно. Вы заблуждаетесь, Цаля, полагая, что во мне говорит... или что я собираюсь женить вас на себе. То, что было со мной в вагоне, больше никогда не повторится. Будь я даже и теперь влюблена в вас так, как тогда, вы бы этого не заметили. Можете не сомневаться. Но на Дине вы не женитесь, не должны жениться.

Этл так и знала, что он сейчас сорвется с места и, глядя на нее с кривой полуулыбкой, спросит, кто дал ей право так говорить с ним и какое ей вообще дело до этого.

Она ответила только:

— Вы сами должны это понять.

Трамвай остановился у сквера на горе, откуда вниз, к реке, вела улица, на которой жили родственники Этл.

— Отсюда уже недалеко. Вон дом виднеется, — сказала Этл, выходя из трамвая, и, словно забыв о разговоре, который они только что вели, спросила: — Вы не торопитесь? Давайте посидим немного в сквере. Какой чудесный вечер сегодня! Совсем как в местечке. Помните? Посмотрите, как здесь хорошо!

У подножья горы тихо шумела усеянная звездами река, вторя шелесту садов, которые своим пьянящим благоуханием заманили к себе луну и теперь не выпускали ее. Далеко-далеко, на том берегу, перекликались птицы, напоминая друг другу, что пора на ночлег, или указывая путь к лесу пернатым скитальцам. Наконец сады выпустили луну, и она одним прыжком перенеслась на другой берег, озарив луга снежным сиянием.

— Что за чудесный вечер сегодня, — повторила Этл, слегка касаясь повисшей Цалиной руки. — Хорошо в такой вечер в местечке посидеть вдвоем на крыльце, погулять по шоссе. Теперь вам, наверно, уже не придется бывать там.

Цаля и на это ничего не ответил. Что еще скажет ему Этл? И зачем только она позвала его сюда, в этот скверик? Единственное, что он хотел бы узнать от нее, — не Дина ли сама попросила ее поговорить с ним, потому и осталась дома. Может, Дина сама и дала знать подруге, что он приехал сюда, и то, что произошло между ними после прогулки на пароходе, было лишь подготовкой к разговору, который Этл завела сейчас с ним.

Этл прервала его размышления.

— Я вам удивляюсь, — сказала она. — Ну как вы не