Долгий дозор - Александр Уралов

Вот оно как! А Егор-то считал, что все думы учёных только вокруг Комбината крутятся!

Зия говорит, что экспедиция очень важна, но в ней есть и другой смысл. Ничто, понимаешь ли, не отвлекает не занятые текущей работой головы учёных. Никаких административных и прочих хлопот. Армейские не пристают с мелочами, Управа президента-эмира не дёргает по пустякам — полная благодать! Работай себе и работай!

Странный народ, эти учёные! Тут, того и гляди, подстрелят, а они считают пустыню отдыхом! Голова у них, видите ли, не занята пустяками. Нет, хорошо конечно… пока эта самая голова на плечах торчит. А уж в пустыне ей слететь — проще простого…

Хм… вот, значит, почему по-настоящему им Егор нужен. Лучший воин, как-никак! Есть чем погордиться перед Городом… да!

Ну, и как ни крути, таинственная «основная цель экспедиции» тоже важна! Не на отдых же и научные раздумья Савва с Зией сюда тащились за полторы тысячи километров! Комбинат — вот она, основная цель прибытия. Зловещий и проклятый Господом-Аллахом Комбинат!

Ромка-джи уже посапывал.

Егор улёгся поудобнее, включил кольцо и стал слушать старинный гимн сполох-десантников, зная, что пока не сможет заснуть:

Забота у нас простая, Забота наша такая, Жила бы страна родная И нету других забот. И снег, и ветер, И звёзд ночной полёт, Меня моё сердце

В тревожную даль зовёт. Пускай нам с тобой обоим Беда грозит за бедою, Но дружбу мою с тобою Одна только смерть возьмёт….

* * *

Караван их уже заждался. Все два дня стояли лагерем прямо у начала тракта, чтобы лишнего не платить. Но в этот раз ночевать решили всё-таки в караван-сарае знакомом. Спокойнее будет. Днём устроимся, сделаем последнюю передышку, а поутру, мол, Господу-Аллаху помолясь, выйдем, чтобы не мешкать. Мужики домой рвутся, к семьям и хозяйству. Однако не будем забывать, что хоть и спокойнее идти без овец, верблюдов и ген-птицы, не так хлопотно, но зато теперь поклажа, пусть и полегче, но и ценность у неё великая.

Шатун-банды могут за любым барханом дожидаться, под любым кустиком ген-саксаула залечь. Так что идти надо ходко, но осторожно, полагаясь на волю Вседержителя, «комаров» и собственные опыт и смекалку.

В караван-сарае стало ещё более тесно и шумно. Народ из дальних краёв только-только подтягивается к Челябе, а кто уже и домой идёт, пользуется последней возможностью под прикрытием стен и охраны переночевать. Ну, и весёлые все. Особенно, кто уже в сторону дома движется. Те, кто на ярмарку едет, выспрашивают, что и как. И про цены, и про порядки, и про развлечения. Общих знакомых поминают. Собственно, из года в год одни и те же собираются, поневоле познакомишься.

Но есть и тихие, старающиеся быть незаметными, люди. Лица повязками закрыты, держатся особняком. Вон, в самом углу двора сидят человек десять, глазами из-под защитных очков повязки зыркают. Не то секта дальняя, еретическая, на ярмарку прибыла, не то те же шатуны. На лбу у них ни у кого не написано. А посему, Лильке велено никуда одной не отлучаться, «а если что — лупить сковородкой что есть силы!.. ха-ха-ха!»

Да уж, похоже эта сковородка прилипнет теперь к Лильке надолго. А то ещё, как водится, кличкой станет. И будет в Куяше проживать не Лилия Сяо, а Лиля Сковородкина. Кошмар! Одна надежда, что девчонка-то на расправу скорая, не задразнят. Она и без сковородки может по физиономии не раздумывая двинуть — хе-хе-хе! — так что, куяшские мужики, держите-ка языки за зубами… пока эти самые зубы целы!

А пустой ящик, как ни странно, Трофим у них выпросил. То есть, купил, конечно, но очень уж клянчил, просто душой прикипел. Что уж он в этом ящике нашёл, только ему и ведомо. Пришлось продать. В принципе, ни учёным, ни Егору с Ромкой-джи он не нужен, но всё-таки отдавать почему-то не хотелось. Наверное, потому что удобный и самим мэром-баем Челябы подарен.

А с другой стороны, в Городе с этим особых проблем нет. Есть на отшибе один подвальчик, так в нём даже из нержавеющей стали герметичные контейнеры имеются. Далековато идти, правда, но ведь не каждый же день домой по ящику таскаешь! А контейнеры эти явно для чего-то, что атом-радиацией пышет, готовили. Зию расспросили, руками в воздухе махали, объясняя, как они выглядят, и учёный подтвердил — это готовые и не использованные контейнеры для слабоактивных отходов. Вот как! Наготовили их Старые Люди когда-то непомерную уйму для своих атом-секретов, а теперь Город ими пользуется. Почитай, в каждой семье два-три таких контейнера с крышками имеются.

Помнится, будучи ещё совсем малявками, прихватили они с Ромкой-джи четыре круглых крышки и сделали из них илоступы, как у взрослых дозорных. Всё, как положено — внутренние края крышек подогнули, чтобы при ходьбе не мешали, крепления пристроили. Всю ночь в нетерпении уснуть не могли, а ранним утром рванули прямо к ближайшему берегу Иртяша. Прошли по твёрдой корке, а как начала она пол ногами слегка пружинить, привязали эти крышки к ногам и пошлёпали, брякая, как два разваливающихся робота.

Идти оказалось неловко — нога за ногу задевает. Пару раз растянулись, то один, то другой. А потом уже и к болоту подошли. Встали на раскоряку и шевельнуться боятся. Очень уж неустойчиво… и ноги моментально устают. Пытаешься шаг сделать, а тебя сразу на бок заваливает.

И тут — дзынь! — лопается у Ромки-джи крепление на одной ноге. От неожиданности он дёргается, окончательно проломив тонкую корочку, и падает прямо в чёрный ил! Глаза вытаращил, руками по илу хлопает, а руки по плечи проваливаются — ужас! Затянет сейчас друга прямо в грязевую бездну и следа от него не останется! Песчаники и те близко к болоту не суются, хоть и водится там всякая ползающая и квакающая живность. Они осторожненько по краешку подбираются, охотясь. А тут два глупых пацана припёрлись… а скоро только один глупый пацан останется!..

Барахтаясь, Ромка-джи и второй илоступ потерял. Впрочем, толку от него всё равно не было бы никакого. Никто ещё, упав в жижу, сам на ноги не вставал. Физически невозможно.

Благодарение Господу-Аллаху, хватило у них накануне ума каждому верёвку с собой прихватить! Егор свою лихорадочно отматывает, Ромке-джи кидает трясущимися руками и уговаривает друга не дёргаться, лежать плашмя, раскинув руки. Ага, как же, улежишь тут! Лицо в ил опускается, а поднимешь голову, все глаза, нос и рот залепило, дышать нечем и не видишь ничего! Но ухватился всё-таки погибающий Ромка-джи за верёвку и стал Егор друга потихоньку назад тянуть. Тянет и с ужасом чувствует, что корочка вот-вот и под ним проломится…

Так и полз по сантиметрику, по шажочку… обливаясь потом от страха и припекающего спину солнца. Позвонить, на помощь позвать, боится — ругать будут!

Но выволок всё-таки! Вначале корка под ногами уже не такой хлипкой стала, потом и вовсе твёрже. Но Ромке-джи он велел всё-таки не вставать. Если тот встанет и по пояс провалится, то тянуть его трясина будет уже настолько сильно, что прямиком в ад утащит. Чёрный, булькающий, вздыхающий вонючей отрыжкой ад!

Ревёт Ромка-джи в голос, но руками и ногами перебирает, ползёт! Целую вечность так двигались, пока на совсем уж твёрдое место не вышли. Егор мокрый, Ромка-джи грязный и зарёванный. Так и боится на ноги встать, на четвереньках бежит, чисто песчаник какой…

А не успели до берега добраться, летят им навстречу мама Таня с Маринкой. Мама Таня илоступы тащит, а Маринка за ней, намного отстав, бежит, и тоже ревёт на ходу. Оказывается, дежурный их заметил на экране. Иртяш ровный, поэтому на него всего-то три следящих камеры смотрят. Если кто чужой со стороны Иртяша рискнёт пойти, его за километры будет видно. Вот дежурный у старосты сидит, ген-кумыс потягивает и следит за экранами, особо-то не глядя в безопасную сторону. И вдруг краем глаза улавливает какое-то движение! Вот, растяпа… прости, Господь-Аллах! Мог бы и намного раньше заметить, это лучше бы для всех было!

Увеличивает дежурный изображение — ох, шайтан! — там же Егор с Ромкой-джи тонут! И звонит маме Тане, мол, хватай скорей илоступы и беги. Может, хоть одного, своего, успеешь спасти! Второй-то, приёмный сын Мамы-Гали, похоже, не жилец уже! Ты полегче, чем мужики, сможешь дойти, но и из мужиков несколько человек с верёвками вскоре за тобой подбегут, мол, я им только что сообщил…

В общем, сходу залепила мама Таня обоим героям по затрещине, а потом упала на колени, прижала их к себе так, что рёбра у них затрещали, и дрожит крупной дрожью. Зато Маринка за неё ревёт и ревёт! И тоже, подбежав, их обнимает. Так всех четверых подбежавшие мужики и нашли. Стоят на корке ила, обнимаются, шагу сделать не могут. Из мамы Тани слезу выбить было практически невозможно. Кремень! Но тут и у ней из-под закрытых глаз по щекам слёзы текут. Только плакала она молча.

Подзатыльников перепуганные мужики отвесили обоим героям — тоже сходу!