Время убивает - Василий Головачёв

кое-какие приборы.

– Мы его не испугаем?

– По расчёту, мы появимся в квартире днём, когда он будет в институте.

– Может быть, ещё встретимся?

– Во сне! – фыркнул Климчук.

– Почему во сне? Все ветви Вселенной запутаны, если вспомнить об этом явлении, запутаны и все мы. Вдруг давно известный в физике эффект туннелирования и поможет нам встретиться?

– Ого! – низким голосом проговорила Анна. – Шикарная идея! Почему бы не поработать над ней?

– Спасибо, – слабо усмехнулся Истомин. – Я найду интересную тему.

– Пока вы считали, мы с Виктором подумали о том, что, может быть, не стоит отговаривать вас от создания энтропийного накопителя.

– Почему?

– Если я правильно понял идею запутанного Мультиверса, варианты вселенных с этой машиной будут рождаться снова и снова. А нельзя ли будет использовать накопитель для избавления от неё всех миров единовременно? Чтобы ни над кем не висел дамоклов меч уничтожения?

Анна и физик озадаченно посмотрели друг на друга.

– Это невозможно… – пробормотал Истомин.

– Вы же смогли создать невероятную машину, накапливающую хаос? Вдруг удастся справиться и с новой задачей?

Анна улыбнулась:

– Ты настоящий гигант мысли!

– А я? – с обидой спросил Климчук. – Кстати, это моя идея.

– И ты тоже, – похлопал его по плечу Никифор.

По комнате прокатился общий смех, жиденько рассмеялся даже порозовевший хозяин квартиры.

– Что ж, давайте устраиваться. – Никифор первым подал руку учёному, зная, что встретит такого же Истомина, но гораздо моложе, чем он выглядит сейчас.

Крым. Ялта

Полгода спустя

Они сидели в кафе на четырнадцатом этаже гостиницы «Ялта-Интурист» и завтракали, глядя с веранды, овеваемой лёгким ветерком, на тихое море, близкие горы, на побережье, ещё не засеянное загорающими по причине раннего утра.

Утро же выдалось тихим и тёплым, дышалось легко, на поручнях веранды ворковали голуби, над водой летали чайки, и настроение у Никифора было радостно-умиротворённое, под стать погоде и мироощущению.

Дети Анны должны были прибыть через два дня, так она решила, пообещав спутнику тихий отдых на берегу Чёрного моря в её компании. Он понимал женщину, ставшую ему близкой, дети которой после всех передряг и треволнений превратились в его детей.

Прошло полгода с того момента, как они втроём – Никифор, Анна и Климчук – «высадились» из «своего настоящего» времени в прошлое, оставив хозяина квартиры Истомина размышлять над решением проблемы декогеренции в «старой» версии Вселенной.

Разумеется, в этой «новой» ветви, а по сути – в той же, ставшей аналогом для остальных ветвей, себя они не встретили, так как «убыли» из неё естественным путём, подчиняясь общему потоку времени. Климчук какое-то время допытывался, куда делся его «прототип», пока не сообразил наконец, что «прототип» просто переместился в невообразимое пространство Мультиверса при его очередном ветвлении, на сей раз – по причине самого перемещения во времени.

Зато в «старой-новой» ветви существовал Истомин, который действительно сооружал аккумулятор, или, как он называл, накопитель энтропии, и был близок к завершению работы.

Уговаривать долго учёного не пришлось. Он сразу понял, в чём дело, кто к нему пришёл в гости, и, естественно, не стал продолжать строительство накопителя, пообещав сначала просчитать все последствия этого шага. Идея Виктора о воздействии с помощью накопителя сразу на все версии Мультиверса захватила его полностью. Однако новую «машину мультивариантного времени» он пообещал не включать.

Оборонщиков не трогали. В прошлом варианте физик согласился работать с ними только по причине отсутствия средств на создание накопителя, но теперь этот вариант был не нужен.

Расчёты учёного подтвердили все повороты реальности, связанные с ветвлением Вселенной на копии при каждом резком «скачке вероятности», как он выразился.

Оказалось, что Вселенная распадается на копии не каждый квант времени, а лишь при достижении некоей «критической массы», близкой по вероятности к стопроцентному пределу, за которым и происходит реализация события. Иными словами, Вселенная размножалась только при «уверенности» в необходимости ветвиться, дабы не случались парадоксы типа «дедушка – внук». Внук (или сын, не важно) не мог убить своего деда (или отца) в данной ветви, он лишь запускал механизм ветвления. «Хронопетля», как метко выразился Никифор, имея в виду событие, способное создать парадокс, для данной ветви просто исчезала вместе с участниками конфликта, порождая две новые ветви, где оставались живыми и дед, и внук.

Таким образом, появившись в прошлом на два года раньше описанных событий, Никифор и его спутники не застали там самих себя, так как отделившиеся новые ветви унесли их «аналоги» в иные пространства. Для окружающих Никифора людей вроде бы и ничего не случилось. Все участники событий в будущем просто вернулись, образно говоря, сами в себя, хотя и помнили всё, что с ним в этом будущем произошло.

Для данной копии Вселенной, породившей человечество, катастрофы не случилось. Творец эн-накопителя, создавший неожиданно для себя самого нечто вроде «машины конца света», осознал опасность своих экспериментов с энтропией и пообещал не связываться с оружейными конструкторами. Он действительно был чисто научным исследователем, учёным до мозга костей, которого ужаснула перспектива стать новым Геростратом, способным уничтожить не город, не планету – всю Вселенную! Правда, это вовсе не гарантировало человечеству мирной жизни, потому что мог появиться ещё один «чистый исследователь», лишённый морали и мук совести, и довести «конец света» до финала.

И всё же какое-то время можно было расслабиться и не думать о грозившей людям опасности, что и сделал Никифор, решив не отпускать Анну далеко от себя. Они вскоре сдружились, а потом, через месяц, когда следователь познакомился с детьми понравившейся женщины и ему разрешили отвозить их в детсад, решили жить вместе.

В Ялту они прилетели второго июня. И Никифор наконец понял, чего ему не хватало в жизни.

Правда, нет-нет, да и мелькали в душе воспоминания о главном «дне ожидания гибели», уложившемся для обычных людей в семь часов, а для Никифора во все шестнадцать. Да всплывали мысли о «запутанных метавселенных», в которых остались копии его самого и близких людей, для которых угроза уничтожения ещё не была снята. Оставалось только верить и надеяться на копии самих себя, на то, что и у них получится решить проблему выживания в каждой из отделившихся ветвей Вселенной.

– О чём задумался? – поинтересовалась Анна, одетая в легкомысленный летний наряд: белые шортики, голубая маечка, облегавшая соблазнительно колыхавшуюся грудь; бюстгальтер она не носила, притягивая взоры отдыхающих мужчин, но её это не смущало, а Никифора радовало, потому что обладателем этого сокровища был он.

– О прошлом, – смущённо признался он. – Сегодня проснулся ночью – звёзды на небе, тишина, плеск волн… красота! Вспомнил, как мы познакомились.

– Не о прошлом надо думать, а о будущем, – мягко пожурила его Анна, поднимая стакан с кефиром. – Не хочу, чтобы прошлое возвращалось, особенно недоброе прошлое.

Никифор улыбнулся, поднимая свой стакан, представив, что где-то в невообразимой дали (либо в не менее непредставимой близости), в бесконечной череде ветвящихся вселенных, его аватар –