Аптекарь, его сестра и ее любовник - Сандра Браун

— Я понимаю, к чему вы клоните, сэр.

— Муж Бетси Кэлхаун умер от рака поджелудочной железы за полгода до ее исчезновения. Они были женаты двадцать семь лет. Она была домохозяйкой. О чем все это говорит тебе, Филин?

— Ну…

— Депрессия.

— Да, конечно.

— Бетси Кэлхаун вышла замуж сразу после окончания школы. Ни дня не работала. Все их проблемы решал муж. Она, вероятно, ни разу в жизни даже чека не подписала, пока он не умер. И вдруг ей приходится самой заботиться о себе, да плюс к тому она потеряла любовь и смысл своей жизни.

Бегли так увлекся, что Филин решил молчать. Ему не хватило духу напомнить начальнику, что все это домыслы. Домыслы, основанные на здравой логике, но все-таки домыслы, не подкрепленные вещественными доказательствами и не пригодные для судебного слушания.

— В этом ключ, Филин, — продолжал Бегли. — Он не взял ни одной женщины в хорошей физической форме, успешно делающей карьеру, эмоционально стабильной и имеющей прочные сексуальные отношения. Перед своим исчезновением все эти женщины, так сказать, противостояли пращам и стрелам[21]. Одна в депрессии, другая страдает ожирением, третья сработалась до косточки, стараясь прокормить больного сына, четвертая объедается всякой дрянью, а потом сует два пальца в горло, чтобы ее рвало. И тут, — добавил Бегли после драматической паузы, — на сцене появляется наш злодей. Обходительный, все понимающий и полный сочувствия. И выглядит как сказочный принц, черт его дери.

Филин тоже увлекся этой теорией.

— Он заводит с ними дружбу, завоевывает их доверие.

— Подставляет им широкое плечо, на котором можно поплакать, обнимает их своими сильными загорелыми руками.

— Его modus operandi[22] в том, чтобы приходить на помощь эмоционально неудовлетворенным женщинам.

— Он не просто приходит им на помощь, Филин, он их спасает. Избавляет от мук. При такой внешности неотразимого пирата он мог бы иметь сколько угодно секса по первому требованию. Это, конечно, тоже фактор, дополнительная льгота, но это не главное. Больше всего его заводит то, что он их спаситель.

Тут в голову Филину пришла мысль, опрокинувшая Всю гипотезу.

— Мы забыли Торри Ламберт. Самую первую. Она была красивой девочкой. Училась на «отлично». Пользовалась успехом у мальчиков в классе. Никаких особых «пунктиков» или проблем. К тому же, — продолжал Филин, — Синий ее не искал. Он наткнулся на нее случайно, когда она отбилась от группы туристов. Он не знал, что она будет бродить по лесу одна в тот день. Он схватил ее, потому что она попалась ему под руку, а не потому, что она была эмоционально неудовлетворенной.

Бегли, нахмурившись, открыл папку с ее делом и начал просматривать содержимое.

— Что насчет мужчин в этой группе туристов?

— У всех полное алиби на весь период ее исчезновения. Их допрашивали часами. Никто не покидал группы, кроме Торри.

— А она почему покинула?

— На допросе миссис Ламберт, мать Торри, призналась, что в то утро у них вышла ссора. Ничего серьезного. Типичные подростковые комплексы и бунтарство. Я бы сказал, ей не нравилось, что ее заставили проводить каникулы с родителями.

— Вот на этом самом месте и мы с миссис Бегли споткнулись с нашей пятнадцатилетней. Она нас стесняется. Под землю провалиться готова, если мы поздороваемся с ней в общественном месте. — Бегли задумался. — Итак, Синий наткнулся на Торри, обозленную на весь мир пятнадцатилетнюю дурочку. Он заводит разговор, сочувствует, берет ее сторону против матери, говорит, что сам помнит, как его доставали предки…

— И она в его руках.

— В одну минуту, — решительно подвел итог Бегли. — Потом, конечно, ей стало с ним не по себе, она захотела вернуться к родителям. Он ее спрашивает: с какой стати тебе к ним возвращаться, когда у тебя есть такой друг, как я? Тут уж ей становится жутко, она пытается сбежать. Он теряет терпение. Душит ее. Возможно, он не хотел ее убивать, — признал Бегли. — Может, ситуация вышла из-под контроля и он слишком поздно понял, что она уже не дышит. Но все равно, изнасиловал он ее или нет, бьюсь об заклад, он на этом деле словил свой кайф.

Бегли закрыл глаза, словно следуя за действиями и мыслями преступника.

— Теперь дальше. Его не поймали и даже не заподозрили. И тут он понял, как это просто. Теперь он вошел во вкус. Доминирование — вот высший пилотаж мужского эго. Самый кайф — держать судьбу женщины в своих руках. И хотя он продолжает заниматься скалолазанием и всякой такой дребеденью, он осознает, что его это больше не волнует, как когда-то. Нет уже того адреналина. Он начинает вспоминать, как было клево, пока он убивал эту девочку, и у него встает. Он хочет повторить.

Он решил вернуться в Клири и посмотреть, какую помощь он может оказать какой-нибудь другой женщине, нуждающейся в участии. Может, удастся словить тот же кайф. Он возвращается сюда, потому что риск разоблачения практически равен нулю. Местных полицейских он считает мужланами, по уму они против него — тьфу. Тут полно мест, где можно спрятаться, целые акры дикого леса, где можно хоронить трупы. Ему здесь нравится. Идеальное место для его последнего и самого увлекательного хобби.

К тому времени, как Бегли завершил воображаемый сценарий, его настроение резко изменилось. Он рассердился. Его глаза открылись.

— Что за дела, почему стоим? — Он протер рукавом запотевшее ветровое стекло. — Какого хрена они там застряли?

* * *

Датч в кабине грузовика тоже терял терпение.

— Поднажми, Кэл, ты же можешь.

— Я бы смог, если б ты на меня не орал. — В голосе Хокинса уже слышались слезы. — Ты меня нервируешь. Как мне вести машину, если ты под руку чертыхаешься на каждом шагу? Забудь, что я сказал про твою хозяйку. Ну, что надо ли ее спасать. Я же не со зла, я просто так спросил.

— Лилли — это мое дело.

Хокинс что-то пробормотал себе под нос. Что-то вроде «Уже не твое», но Датч не стал спорить, потому что по существу Хокинс был прав. К тому же они приближались ко второму крутому повороту, к тому самому, который так бесславно пытались взять вчера вечером. Датч решил не отвлекать Хокинса, чтобы тот целиком сосредоточился на коварной «шпильке».

Хокинс переключил передачу, и Датч заметил, как у него трясутся руки. Пожалуй, надо было дать ему опохмелиться. Датч и сам сильно пил совсем недавно, он прекрасно помнил, что иногда даже один глоток виски поутру может снять дрожь и укрепить руку. Но теперь было уже слишком поздно. Хокинс вошел в поворот.

Точнее, сделал попытку.

Передние колеса повиновались команде руля. Они повернули вправо. Но грузовик не повернул. Он продолжил движение вперед, прямо к обрыву глубиной — Датч это знал — не меньше восьмидесяти футов.

— Поворачивай!

— Я пытаюсь!

Когда прямо перед ветровым стеклом выросли вершины деревьев, Хокинс вскрикнул и инстинктивно нажал на тормоз, отпустил руль и закрыл лицо руками.

Датч ничего не мог поделать, чтобы остановить инерцию скольжения. Бульдозерный отвал, прикрепленный к радиатору, ударил по ограждению, и оно сложилось, как бумажное, не выдержав давления нескольких тонн. Передние колеса соскользнули за край и как будто зависли на несколько секунд. А потом грузовик рухнул вниз.

Датч вспомнил фильм «Поединок», где в кульминационной сцене восемнадцатиколесный тягач с прицепом срывается с шоссе в горную пропасть. Это было снято в замедленном темпе. Вот точно так же он видел все сейчас, словно со стороны наблюдая за их неудержимым и неумолимым скольжением вниз. Все происходило мучительно медленно. Перед глазами все расплывалось. Все сливалось воедино. Зато звуки раздавались совершенно отчетливо. Звон разбивающегося стекла. Стук камней под днищем. Треск ломающихся сучьев. Скрежет металла на разрыве. Вопли ужаса из глотки Хокинса. Его собственный звериный рев, полный бессильной ярости поражения.

Вообще-то, деревья, наверное, спасли им жизнь, замедлив движение вниз. Не будь склон таким лесистым, не миновать бы им смерти. Казалось, миновала вечность, но вот грузовик наткнулся на какую-то недвижимую громаду. Удар был такой силы, что Датч явственно ощутил колыхание мозга в черепной коробке. Инерция подбросила их, после чего грузовик задрожал и замер уже навсегда.

Каким-то чудом мозг Датча остался цел. Он с удивлением понял, что жив и даже почти не пострадал. Очевидно, Хокинс тоже уцелел. Датч слышал, как он жалобно скулит. Датч отстегнул ремень безопасности и, нажав плечом на дверцу, открыл ее. Он выкатился и упал несколькими футами ниже. Снег, когда он поднялся, доходил ему чуть ли не до пояса.

Он попытался понять, где находится, но снег, подхваченный ветром, целил как будто прямо ему в глаза. Он не видел даже, что именно остановило падение грузовика. Перед глазами расстилался только лес — черные стволы на фоне бескрайней белизны.