Хуевая книга - Александр Никонов

"Ведро пора выносить, - подумал Старик. - Завтра. Да и подмести не мешает и, вообще, прибраться, полы помыть".

С тех пор, как умерла старуха, жена, он ни разу не мыл полы, только мел. Не хотелось.

Он вспомнил, как незадолго перед смертью старуха стала все чаще уставать, задумываться. Моет посуду и вдруг застынет, не донеся чистую тарелку до стола, и смотрит, смотрит куда-то. Будто мысль какая-то глодала ее. И Старик хоть и прожил с ней 40 лет и знал ее всю, так и не мог придумать, какая же это мысль....Старик поставил чистую тарелку в древний, тяжелый буфет, прикрыл дверцу с дребезжащим стеклом и начал разбирать постель, зная, что, как всегда, полночи будет лежать с закрытыми глазами, силясь заснуть. И что его будут преследовать те же мысли и воспоминания...

Старуху он нашел во дворе, и то, что она умерла не в комнате, почему-то страшно поразило его. И когда он тащил ее тяжелое тело в дом, и когда сколачивал гроб, его неотступно преследовала догадка. Зачем она вышла из дома? Неужели!? Нет, не может быть! Она сказала бы ему. Впрочем, говорили они за эти сорок лет мало, а в последние годы преимущественно молчали, и лишь в те дни, когда приходили редкие гости, под крышей дома слышалась живая человеческая речь.

Но об этом она бы сказала, не может быть, чтобы не сказала. Наверно, старуха просто пошла к сараю за дровами. Эта мысль успокоила. Ну да, конечно, она просто пошла за дровами. Вот и все. Вот и все.

...Старик разбил кочергой красные угли, закрыл печную заслонку, чтобы не уходило тепло. Подошел к столу, дунул на бугристый огарок. Разделся. Лег.

Глаза постепенно привыкали к темноте, старик различал стол, край комода, повернувшись, можно было увидеть красноватые огоньки углей в печи.

С наступление темноты, казалось, все звуки резко обострились. Привычно стучали ходики, из умывальника в таз падали редкие капли. Вскоре где-то за печкой затрещал сверчок, в углу что-то тихонько, на пороге слышимости, зашуршало. Ночной дом жил свой, незнакомой жизнью.

Странно, когда была жива старуха, лежа с ней в кровати, он не слышал всех этих звуков, хоть и тогда страдал бессонницей...

К утру дождь кончился, и когда, успев поесть, Старик вынес помойное ведро, чтобы выплеснуть его в канаву, тучи уже растаскивало, местами проглядывало голубое небо и, пробиваясь сквозь обрывки туч солнце сверкало в каплях обильной росы. Легкий ветер развеивал последние клочки ночного тумана.

Дом Старика стоял в ущелье, с трех сторон зажатый горами, и все путники, идущие по ущелью, неминуемо выходили сюда.

Старик распрямился, потирая ноющую поясницу, вдохнул полной грудью горный воздух и подумал, что сегодня обязательно кто-то придет, Сегодня будет Гость.

Сколько их перебывало в этом дом за сорок лет! Много. Очень много. Они приходили и уходили, но всех их Старик помнил, а с некоторыми даже разговаривал в мыслях долгими бессонными ночами. Разговаривал, стараясь понять, просто понять их, но призраки растворялись, так и не успев все до конца растолковать, объяснить.

Иногда ему казалось, что он вот-вот поймет, но наступало утро, и день поглощал Старика мелкими заботами, суетой.

Они приходили по одному, ночевали в доме, а наутро уходили дальше, в Дверь. И ни один не вернулся. Ни один.

Как-то раз Старик ради любопытства ходил к Двери. Вошел в пещеру, прошел темным туннелем сначала прямо, потом узкий ход круто свернул направо, и Старик увидел ее - Дверь. Обычную деревянную дверь, окованную железом, с тяжелым металлическим кольцом вместо ручки.

Посмотрел и вернулся, не открыл. А они открывали, думая, что там оно - Великое и Неведомое. Но Старик знал, что там только Смерть.

Каждому, кто приходил сюда, Старик говорил об этом, что из-за двери еще никто не возвращался, что ничего там нет, только смерть. Так зачем же? Зачем?

А они улыбались в ответ, эти безумцы, которым еще жить да жить.

И наутро уходили. А он оставался и ждал других, потому что каждый имеет право отдохнуть перед смертью хотя бы одну ночь. Ночь, после которой Старик провожал этих упрямцев до входа в пещеру.

Все они были веселы и молоды, и Старик жалел их. Лишь однажды по ущелью к дому пришел мужчина лет пятидесяти.

Они ужинали и разговаривали. Мужчина интересовался, не трудно ли им вдвоем со старухой управляться по хозяйству, рассказал о новостях, спросил:

- Вы давно здесь?

- Да сорок лет уж. Встречаем, провожаем.

- У вас, наверное, дети есть?

- Нет... то есть... Был сын, - старик почувствовал на себе взгляд жены. - Он погиб. Двадцать лет назад

- Простите.

Помолчали.

- А у меня в общей сложности трое, -сказал наконец мужчина. - Мальчик и две девочки. Девочки маленькие совсем. Занятные такие.

Он чуть улыбнулся. Вздохнул.

- А жена?

- Что?.. Ах, жена... Ну да, жена...

- Умерла? - не понял Старик.

- Да нет. Нет, жена как раз жива и здорова... Жива и здорова. И дети, слава Богу. У меня хорошие дети. Мальчик и девочки две, - почему-то повторил он и опять чуть заметно улыбнулся.

"Зачем?!" - хотелось крикнуть Старику. Этот вопрос жег и раздражал. Зачем? И мужчина уловил, понял этот висящий, вибрирующий вопрос и ответил, не глядя на хозяина.

- Не так я жил, старик. Не так жил. - Он положил руки на столешницу.

Старик глянул на его благообразные седые виски, на породистое лицо, перевел взгляд на крупные честные руки и почему-то поверил не так жил.

- Там обрыв, смерть, - сказал он, не отводя глаз от подрагивающих рук.

- Нет, старик, там Смысл.

Это были их последние слова, больше они не разговаривали. А наутро Гость ушел.

Ушел, как все. И, как все, не вернулся.

А вскоре умерла старуха...

...Старик поставил пустое ведро на место, взял веник и начал мести пол...

С этим мужчиной он разговаривал по ночам чаще, чем с другими. С мужчиной и с сыном:

- Неужели ты не понимаешь, что это бесполезно, это глупо, это никому не нужно! Ну кому ты принесешь пользу своей смертью, скажи. Ну кому?! Я хочу понять! - горячился Старик. - Оттуда не возвращаются, ты же знаешь!

- Но туда идут! А вдруг мне повезет, отец. - Отвечал ему сын, как и двадцать лет назад, перед последним утром. - Кому-то должно повезти.

- Ты погибнешь, ты понимаешь это?!

- Наверно. Но кто-нибудь вернется оттуда. И я не вправе ждать, если могу хоть на мгновение, хоть на одну свою жизнь приблизить этот момент...

Потом он ушел.

Тогда Старик ночью впервые плакал. Впервые после детства. Ворочался, старался, чтобы не заметила жена. Она еще ничего не знала...

...Старик подмел пол, провел сухой тряпкой по комоду, стирая пыль. Сходил с пустым помойным ведром к колодцу, досадуя, что забыл сделать это сразу, когда выливал помои. Набрав воды, принес в дом, бросил в ведро серую тряпку, взял в углу швабру.

В этот момент стукнула входная дверь.

- Здравствуйте, дедушка.

Старик вздрогнул и обернулся, подслеповато щурясь: от волнения заслезились глаза.

- Здравствуйте, дедушка.В левой стороне груди защемило. Старик трясущейся рукой прислонил швабру к столу. Понимал, что нужно ответить, но не мог. Стоял и смотрел, часто моргая, не чувствуя, как с тряпки, которую держал в руках, тонкой струйкой стекает на тапочек вода.

- Что с вами? - встревожилась девушка и взглянула на своего, смущенного переминавшегося с ноги на ногу, спутника длинного парня в очках.

Ему не было плохо. Просто сорок лет назад они с Мартой вот так же вошли в этот дом и Марта сказала пожилому хозяину:

- Здравствуйте, дедушка...

Но они с Мартой не ушли тогда, как уйдут завтра эти двое. Не ушли потому, что хозяин был стар и после него некому было бы встречать приходящих сюда. А ведь каждый имеет право отдохнуть перед смертью хотя бы одну ночь. Разве нет?

Так он сам стал Хозяином, а позже, после смерти сына - Стариком.

...Старик наконец уронил тряпку в ведро и засуетился. Бросился мыть руки, достал из комода чистые тарелки, начал было разводить огонь, но молодые быстро взяли все в свои руки.

Старик хотел сказать, что он скоро умрет и некому будет... Но, увидев, как весело они работают, как смотрят друг на друга, промолчал.

И когда они сидели за столом, он не задал им своего традиционного вопроса - зачем? Он просто слушал, как они щебетали ни о чем, изредка односложно отвечал на их вопросы, а сам мучительно пытался вспомнить о чем они говорили с Мартой в свой первый день. Они ведь тоже шли в Дверь. И не дошли. Так о чем же они говорили тогда?

О чем? Кажется, о чем-то важном. Их разговор был полон большого смысла, в отличие от разговора этих двух.

А, может быть, наоборот? Весь смысл-то и содержался в болтовне этих детей?

Наутро, проводив их до пещеры, Старик вернулся домой и, остановившись у порога, долго осматривал свою комнату, будто видел ее впервые.

Весь день он приводил в порядок свое хозяйство. Переложил покосившуюся, грозившую упасть поленницу, принес охапку дров в дом и аккуратно брякнул их около печки. Починил висящую на одной петле калитку, выбросил годами лежавший неведомо зачем хлам из кладовой. Инструменты и спички положил на видное место.